Карл Юнг — Душа и миф. Шесть архетипов читать онлайн

КАРЛ ГУСТАВ ЮНГ

ДУША И МИФ

ШЕСТЬ АРХЕТИПОВ

От составителя

Мифологические изыскания великого швейцарца можно с полным правом отнести к числу его значительнейших достижений. Юнгу, особенно после введения им в научный оборот понятия «архетипов», удалось связать воедино самые отдаленные области мира мифологических преданий. Его идея о том, что мифы всех народов и эпох имеют общие архетипические корни в коллективном бессознательном всего человечества, обладает удивительной притягательностью и широко используется в современном научном мире. Свидетельством плодотворности юнговского подхода служит тот факт, что среди специалистов по мифу есть целая группа ученых, которых можно считать продолжателями дела Юнга (Джозеф Кемпбелл, Эрих Нойман и другие).

О «мифологичности» Юнга говорят часто, но практически всегда лишь «вскользь». Причина в том, что хотя значение мифологической проблематики для юнгианства очевидно, тем не менее ее системное исследование уже с первых шагов сталкивается с одним весьма существенным композиционным затруднением: в обширном литературном наследии Юнга количество книг или статей, посвященных непосредственно мифологии, можно сосчитать по пальцам. В то же время более или менее пространные мифологические реминисценции можно обнаружить практически в любой его работе, начиная с эпохального труда «Либидо, его метаморфозы и символы» (1912 г.) и вплоть до «Подхода к бессознательному» (1961 г.). Подобные «вкрапления» настолько часты, что даже их отчасти подчиненный (иллюстративный) характер не может заставить усомниться в их истинном значении. Нет сомнений и в необходимости специального изучения места мифа в спектре юнговской мысли, а следовательно, и в необходимости появления сборника его работ, скомпонованного вокруг этой «осевой» темы.

В настоящем сборнике как раз делается попытка представить ряд примеров применения созданного Юнгом аналитического метода к конкретному мифологическому материалу. У данной книги есть предшественница — вышедшая в 1941 году книга двух авторов — К. Г. Юнга и его единомышленника, впервые издаваемого на русском языке венгерского филолога-классика Карла Кереньи,- «Введение в сущность мифологии», которая под тем же самым названием составила первую часть «Души и мифа».

Остов книги составляют две, работы Карла Кереньи, сопровождаемые достаточно емкими, но сравнительно небольшими вариациями Юнга на заданные его коллегой темы. Юнг часто и с удовольствием исполнял роль комментатора, как мне кажется, с тем, чтобы, полностью сохраняя свою самобытность, в то же время продемонстрировать сопричастность аналитической психологии и других построений.

С собственно же юнговской точкой зрения мы знакомимся во второй части, где представлены четыре «мифологические» работы Юнга. В ней показано существенное расширение географического и тематического ареала исследования. Если работы Кереньи и сопутствующие им комментарии Юнга во «Введении в сущность мифологии» сосредоточены, в первую очередь, на изучении мифологии древних греков и римлян, то, например, «Феноменология духа в сказках» предоставляет нам анализ мифологических мотивов, присутствующих в сказочных историях других европейских народов. Статья «Психология образа трикстера» строится на материале мифологии американских индейцев (с привлечением европейских средневековых аналогов), а предметом статьи «О возрождении» является миф, рассказанный в 18-й суре Корана. Кроме того, имеющийся в первой части анализ мифов и ритуалов, в основании которых лежат архетипы

Младенца и Девы, дополняется специальной мифологической феноменологией еще четырех архетипов коллективного бессознательного — Матери, Возрождения, Духа и Трикстера. Таким образом, преодолевается некоторая фрагментарность «Введения», и читателю открывается достаточно обширная панорама архетипики мировой мифологии. Благодаря этому, феноменология мифа в том виде, в каком она присутствует в аналитической психологии периода ее зрелости, здесь представлена достаточно полно.

В. Менжулин

***

Перевод выполнен но изданиям:

C.G. Jung and С. Kerenyi. Essays on a Science of Mythology, Bollingen Foundation. New York, 1949;

Four Archetypes, Princeton University Press, 1959.

Часть I

ВВЕДЕНИЕ В СУЩНОСТЬ

МИФОЛОГИИ

1

Что такое музыка? Что такое поэзия? Что такое мифология? Все это проблемы, относительно которых невозможно никакое мнение, если человек не имеет опыта переживания этих реальностей. Это вполне естественно и очевидно. Однако, что касается вопроса, указанного последним в этом ряду, о наших переживаниях этого сказать нельзя. Лишь величайшие создания мифологии могут рассчитывать на то, чтобы донести до современного человека, что он находится лицом к лицу с феноменом, который по «глубине, постоянству и универсальности сравним лишь с самой Природой». Если мы заинтересованы в реальном знании мифологии, мы не должны сразу же обращаться к теоретическим рассуждениям и оценкам (даже к Шеллингу, который положил начало восторженному цитированию мифологии). Не следует также слишком много говорить об «истоках». Для того, чтобы вода, пройдя сквозь нас, разбудила наш скрытый мифологический дар, ее нужно брать прямо из источника и пить свежей.

Но не тут-то было. (Как говорится, по усам текло…) Подлинная мифология стала для нас настолько чужой, что перед тем, как вкусить ее, не будет лишним остановиться и подумать — не только о пользе и опасностях мифологии (психологи и психиатры об этом еще расскажут), но также и о нашем возможном отношении к ней. Мы утратили наше непосредственное чувство великих реальностей духа — а именно к этому миру принадлежит вся подлинная мифология,- утратили окончательно ради нашей всем интересующейся и умелой помощницы-науки. Наука объяснила то, что нам предстоит выпить, так хорошо, что мы знаем об этом все, еще до того, как берем в руки чашку,- намного лучше, чем те, кто знают толк в «питии»; более того, от нас ждут, что мы удовольствуемся нашим знанием или даже предпочтем его неискаженному опыту и наслаждению. Следует спросить себя: возможен ли еще в каком-либо смысле непосредственный опыт переживания мифологии и наслаждения им?

«Структура психики и архетипы» Карл Густав Юнг: о чем книга?

«Структура психики и архетипы» Карла Густава Юнга является одной из основных книг по психологии, которые были написаны им в процессе  исследования человеческого сознания. В книге говорится не только об архетипах, но и раскрывается одна из основных теорий Юнга – теория о коллективном бессознательном. Фактически, Юнг говорит о таком предмете, как генетическая память, то есть последующие поколения на подсознательном уровне будут помнить то, что происходило с их предками.

Деятельность Карла Юнга

Карла Густава Юнга знает, пожалуй, каждый человек, который, так или иначе, связан в своей жизни с психологией и психоанализом. Кроме того, те, кто слышал про основателя психоанализа Зигмунда Фрейда, наверняка слышали и про его ученика. В процессе своей работы Юнг не просто раскрыл некоторые темы, которые ускользнули от Фрейда, но и создавал на их основе свои собственные теории и умозаключения. Благодаря им он и получил такую широкую славу. Главными результатами его исследований стали труды, в основу которых легли теория личности, идеи об индивидуализации, а также о подсознании человека.

О чем его книга «Структура психики и архетипы»

Книга Карла Густава Юнга «Структура психики и архетипы» раскрывает в себе идею о психологии бессознательного. В своем труде Карл Юнг рассматривает архетипы как часть человеческой психики, которая сокрыта гораздо глубже, чем собственные думы и рассуждения человека. Однако проникнуть на эту территорию могут далеко не все.

В то время, когда Карл Юнг занимался исследованиями в этой сфере, он увлекался также оккультизмом и мистикой. Поэтому он стал замечать, что многие медиумы не просто смешивают свои мысли с, так называемым, «священным пламенем», но и полностью растворяют собственную личность в личности другой, которая скрыта от сознания и уходит больше в подсознательное.

Основная идея книги

Центральным понятием книги о структуре психики Карл Юнг выделил именно архетипы. Автор говорил о том, что они посещают человека в сновидениях, и что они способны влиять на сознание человека, но при этом само сознание не может их определять.

Архетипы не принадлежат какой-то одной личности. Они подобны красной нити, которые связывают поколения прошлого и будущего. Фактически, такой феномен можно назвать генетической памятью, поскольку на территории подсознания и бессознательного человек способен помнить все, что происходило в прошлые времена с его далекими предками. Такие структуры, как архетипы, присущи всем народам на земле. Именно они отражены в народном творчестве, разнообразных легендах и мифах всех наций и народностей на нашей планете.

Идея о генетической памяти является основной идеей труда Карла Густава Юнга о структуре психики и архетипах.

Кому ее следует прочесть?

Такая книга рекомендована к прочтению практически всем людям, которые увлекаются психологией и психоанализом. Однако для людей, которые не подкованы во многих вопросах этой сферы, будет довольно сложно читать подобную литературу. Однако человек, который знаком с трудами Зигмунда Фрейда, сможет в этой книге Карла Юнга найти что-то знакомое ему.

Труд Карла Густава Юнга «Структура психики и архетипы» стоит прочесть студентам психологических факультетов, поскольку без идей и выдвигаемых теорий довольно сложно полноценно изучать такую сложную науку, как психология, или углубляться в психиатрию.

Отзывы о книге

Об этой книге есть множество различных отзывов:

1. Относительно теории генетической памяти мне известно было уже довольно давно, однако в полной мере я не мог себе вообразить, что это вообще такое и как работает. Однако после прочтения этой книги в моей голове все стало на свои места. Не могу сказать, что понял абсолютно все, что в ней написано, однако основные идеи успел захватить.
2. Очень сложная книга. Без предварительной подготовки и изучения теории что-то понять не так-то просто. Хотя некоторые мысли написаны довольно простым и доступным языком. Для меня эта книга показалась на редкость нудной и только местами интересной. Так что знакомым бы не посоветовала. Возможно так получилось по причине моей психологической безграмотности.
   
3. Увлекаюсь трудами Карла Юнга уже давно, однако до этой книги дошла только сейчас. Так сказать, оставила на закуску. Книга мне очень понравилась. Чем-то напоминает еще один труд этого автора «Человек и его символы». Мне очень близка тема о генетической памяти. Мне кажется, что эта идея – одна из самых гениальных у Карла Юнга. Хотя местами, признаюсь, все равно напоминает Фрейда, кто бы там что ни говорил.

Подборка тематической литературы

Кроме книги про архетипы, и трудов о структуре психики, рекомендуем вам прочесть другие книги Карла Густава Юнга:

1. Карл Юнг «О психологическом понимании».
2. Карл Юнг «Человек и его символы».
3. Карл Юнг «Психологические типы».

[Всего: 1   Средний:  5/5]

Отзывы о книге Архетип и символ

Юнг – один из самых известных психологов XX века, но так сложилось, что хотя я и увлекаюсь психологией, я не читала ни одной его работы. Читать его мне было немного страшно, ведь это – великий и ужасный Юнг, основоположник аналитической психологии, и книги его, наверное, написаны сложным языком, понятным лишь специалистам в области психологии и психиатрии. Но я решила все же попробовать и скоро поняла, что очень ошибалась. “Архетип и символ” написан понятным и простым языком, без специализированной лексики, а все непонятные слова тут же подробно объяснялись самим автором. Опасность, как оказалось, была в другом, но об этом позже.

Данная книга, на мой взгляд, должна быть интересна не только и может быть даже не столько психологам, сколько историкам, культурологам, филологам и религиоведам. Многое из того, что я никогда бы не связала с психологией, оказалось теснейшим образом связано. Исторические предпосылки к Первой мировой войне? Убийство Франца Фердинанда? Конкуренция европейских стран? Ерунда! На самом деле, все из-за того, что роль религиозных символов в сознании людей потеряла свою значимость. Коммунизм? Те же причины. Бессознательное людей развязывает войны, свергает режимы, меняет политические курсы, а вовсе не какие-то там мифические идеологии. Читать об этом страшно, потому что контролировать это невозможно. Можно объяснить популярность Гитлера его харизмой, умом и красноречием, но нельзя понять, почему высвободившееся из-за оков религии подсознательное кинулось именно в эту сторону, в сторону уничтожения и массовых убийств. И хуже того, неизвестно, куда оно может повернуть в следующий раз. Это страшно, и страшно в первую очередь потому, что бессознательное есть не только у других, но и у тебя, а ты не можешь и вряд ли когда-нибудь сможешь осознать неосознаваемое и обуздать эту тень, которая может руководить твоими поступками, пока ты даже не подозреваешь об этом и думаешь, что контролируешь ситуацию.
Бессознательное прорывается к нам главным образом во снах. И это тоже страшно – страшно интересно. Прочитав “Архетип и символ”, я начала анализировать каждый свой сон с точки зрения его символики – как учит Юнг. И многое из того, что я открыла себе из этих снов, меня удивило и поразило, потому что оказалось правдой. Сны многое объясняют, но толковать их самому сложно. Где бы мне найти такого психолога уровня Юнга – я бы узнала еще больше нового о самой себе, такого, о чем раньше, возможно, и не подозревала. Пользы от этого было бы куда больше, чем от листания сонников в поисках значения приснившихся тебе образов в стиле “Искушения святого Антония” Дали. Ведь, в конце концов, подсознание людей индивидуально, и образы во снах разных людей имеют разное значение. Именно сны пытаются предупредить людей об опасности, но не из-за мистического их происхождения, а потому, что бессознательное прекрасно понимает, в чем у человека нарушена стабильность и где может наступить срыв. Только не все считают нужным к ним прислушиваться, считая, зачастую, что это лишь некие фантазии, никак не связанные с действительностью.
Но что поразило меня в этой книге больше всего, так это, пожалуй, концепция бессознательного как некоего коллективного наследуемого разума, в котором уже заложены некие установки, архетипы, которые проявляются в схожих формах в совершенно разных точках земного шара у людей, совершенно не связанных между собой. Это проявляется в первую очередь в мифах, легендах, сказаниях, в народной культуре. И действительно, если рассмотреть различные культуры, чьи представители разбросаны по Земле довольно далеко друг от друга, зачастую демонстрируют одни и те же образы. Это ярко представлено, на мой взгляд, в мифологии, особенно в язычестве, когда разные персонажи разных мифов проходят похожий жизненный путь. К примеру, персонаж валлийской мифологии Ллеу Ллау Гиффес, проклятый собственной матерью, вынужден проходить одно за другим испытания, чтобы в конце концов обрести силу и счастье. Также греческий герой Геракл, проклятый мачехой Герой, должен совершить несколько подвигов, после которого он сможет обрести спокойную жизнь. Это же можно видеть, обратив внимание на персонажей фольклора, например, вампиров, которые существовали как в ирландской мифологии, так и в восточно-европейской, только носили они различные названия. Этим же, на мой взгляд, можно объяснить такие явления в литературе, искусстве и науке, когда два совершенно разных, незнакомых между собой человека приблизительно в одно время совершают одинаковые открытия, которые, как говорят, “витают в воздухе”. По сути, согласно теории Юнга, они и витают – только не в воздухе, а в коллективном бессознательном. Именно эти идеи, на мой взгляд, наиболее интересны с точки зрения культурологии.
Но архетипы проявляются не только в культуре и искусстве, они непосредственно влияют на жизнь человека. То есть жизненный путь каждой личности подчинен определенным закономерностям, выйти за границы которых крайне сложно. И это только одна из загадок бессознательного, ведь именно оно выбирает, какую жизнь проживет тот или иной человек.
Еще одна интересная идея бессознательного в том, что человек запоминает все, что видит и слышит в жизни. Однако все эти знания хранятся в бессознательном, а в луче сознания, как в оперативной памяти, находится лишь небольшая часть всей памяти человека. Ведь бывает такое, что мы неосознанно смотрим на какой-нибудь плакат на улице, а потом весь день у нас в голове крутится слоган, а мы не можем вспомнить, где его видели. Но как же выудить из бессознательного свои же воспоминания? Непонятно. Это было бы очень полезно студентам на экзамене, ведь тогда было бы достаточно лишь прочитать билет – и сразу запомнить его. Но бессознательное очень избирательно в том, что отдавать, а что не отдавать сознанию.
Несмотря на то, что Юнг постарался предельно понятно разъяснить идею бессознательного, мне сложно понять ее до конца. В конце концов, осознать неосознаваемое – практически невозможно. Мы не можем почувствовать, потрогать, увидеть бессознательное. Мы не может понять, где оно хранится и как его использовать. Мы можем лишь постараться найти баланс между сознанием и бессознательным, чтобы ни одно из них не подавляло другое. Как это сделать? Здесь я не нашла ответ на этот вопрос. Возможно, когда я прочитаю все труды Юнга, научусь правильно анализировать свои сны и буду больше прислушиваться к интуиции (тоже продукт бессознательного), я смогу найти этот ответ.

Читать книгу Архетипы и коллективное бессознательное Карла Густава Юнга : онлайн чтение

Карл Густав Юнг
Архетипы и коллективное бессознательное

C. G. Jung

DIE ARCHETYPEN UND DAS KOLLEKTIVE UNBEWUSSTEN —

Archetypes and the Collective Unconscious (Collected Works, Volume 9.1)

Перевод с немецкого А. Чечиной

Печатается при содействии литературного агентства Paul & Peter Fritz Agency.

© Walter Verlag AG, Olten, 1971

© Foundation of the Works of C. G. Jung, Zürich, 2007

© Перевод. А. Чечина, 2018

Школа перевода В. Баканова, 2019

© Издание на русском языке AST Publishers, 2020

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

***

Карл Густав Юнг (1875–1961) – швейцарский психолог, психотерапевт, философ, социолог и культуролог – один из выдающихся ученых XX столетия, ученик Зигмунда Фрейда, основоположник аналитической психологии и психотерапии, основатель Швейцарского общества практической психологии.

I. Архетипы коллективного бессознательного

1
  [Впервые очерк опубликован в 1934 г. в журнале Eranos-Jahrbuch. В переработанном виде вошел в сборник Von den Wurzeln des Bewusstseins (Цюрих, 1954).]

[Закрыть]

¹ Гипотеза о коллективном бессознательном принадлежит к классу тех научных идей, которые поначалу кажутся странными, но быстро превращаются в хорошо известные и привычные концепции. Именно это произошло с понятием бессознательного в целом. Так, философская идея бессознательного, преимущественно сформулированная Карусом и фон Гартманом, сперва бесследно исчезла, захлестнутая волной моды на материализм и эмпиризм, а затем вновь появилась, но уже в области медицинской психологии.

² Изначально предполагалось, что содержание бессознательного включает лишь вытесненные или забытые элементы. Даже у Фрейда, который рассматривает бессознательное – по крайней мере метафорически – в качестве действующего субъекта, оно, по сути, остается не чем иным, как скоплением забытых и вытесненных содержаний, что и обусловливает его функциональную значимость. С этой точки зрения бессознательное носит исключительно личный характер2
  В более поздних работах Фрейд разграничивает инстинктивную составляющую психики «ид» и коллективное сознание «супер-эго», в рамках которого индивидуальное носит частично сознательный и частично бессознательный характер (так как подавляется).

[Закрыть], хотя даже Фрейд признавал наличие в нем архаических и мифологических мыслеформ.

³ Более или менее поверхностный слой бессознательного, несомненно, является личным. Я называю его личным бессознательным. Однако личное бессознательное покоится на другом, более глубинном слое, который формируется отнюдь не из личного опыта. Этот врожденный глубинный слой я называю коллективным бессознательным. Я выбрал термин «коллективный», ибо эта часть бессознательного имеет не индивидуальную, а всеобщую природу; в противоположность личной составляющей психики, она включает содержания и модели поведения, которые встречаются повсюду и у всех индивидов. Другими словами, коллективное бессознательное одинаково у всех людей, образуя тем самым универсальный психический субстрат сверхличной природы, который присутствует в каждом из нас.

⁴ О психической жизни человека можно судить лишь по тем ее элементам, которые способны проникнуть в сознание. Следовательно, мы можем говорить о бессознательном лишь в той мере, в какой можем продемонстрировать его содержание. Содержание личного бессознательного главным образом составляют так называемые эмоционально окрашенные комплексы, образующие личную и интимную стороны психической жизни. Содержание коллективного бессознательного, напротив, представлено так называемыми архетипами.

⁵ Термин «архетип» встречается уже у Филона Александрийского3
  Dе oрificio mundi, I, § 69. [Перевод на рус. яз. см.: Филон Александрийский. О сотворении мира согласно Моисею. – Примеч. пер.]

[Закрыть] в контексте Imago Dei (образа Божьего) в человеке. Также его можно обнаружить у Иринея Лионского: «…мироздатель сотворил их не от самого себя, но заимствовал из чужих первообразов»4
  Adversus haereses, кн. II, гл. 7, абз. 5: «Mundi fabricator non a semetipso fecit haec, sed de alienis archetypis transtulit». [Перевод на рус. яз. cм.: Ириней Лионский. Против ересей. – Примеч. пер.]

[Закрыть]. В Corpus Hermeticum5
  Scott, Hermetica, I, стр. 140.

[Закрыть] Бог представлен как τò άρχέτυπον φϖς (архетипический свет). Понятие архетипа несколько раз встречается у Дионисия Ареопагита, например в его сочинении «De caelesti hierarchia» (II, 4; «нематериальные архетипы»6
  Migne, P.G., vol. 3, col. 144.

[Закрыть]) и в сочинении «De divinis nominibus» (I, 6; «архетипический камень»7
  Там же, col. 595. См.: The Divine Names (пер. Rolt), стр. 62, 72.

[Закрыть]). Хотя Блаженный Августин само слово «архетип» не употребляет, в своем трактате «De diversis quaestionibus LXXXIII» он говорит об ideae principales, которые представляют собой «некие первичные формы или замыслы вещей… сами не получившие форму… и заключены они в Божественном разумении»8
  Migne, P.L., vol. 40, col. 30. В аналогичном смысле термин «архетип» использовался алхимиками, например в «Tractatus aureus» Гермеса Трисмегиста (Theatrum chemicum, IV, 1613, стр. 718): «Как Бог [хранит] все сокровища своего божественного разума… в себе как в сокровенном архетипе [in se tanquam archetypo absconditum]… так и Сатурн скрывает в себе подобия металлических тел». В «Tractatus de igne et sale» Вигенеруса (Theatr. chem., VI, 1661, стр. 3) говорится, что мир «ad archetypi sui similitudinem factus» (сотворен по подобию своего архетипа), а потому называется «magnus homo» («homo maximus» Сведенборга).

[Закрыть]. «Архетип» – объяснительная парафраза платоновского εϊδος. Для наших целей использование термина «архетип» в высшей степени уместно и целесообразно: он подразумевает, что, говоря о содержании коллективного бессознательного, мы имеем в виду древнейшие или, лучше сказать, первозданные элементы этого содержания, то есть универсальные образы, существующие с незапамятных времен. К содержанию бессознательного равно применим и термин «représentations сollectives» (фр. – «коллективные представления»), предложенный Леви-Брюлем для обозначения символических фигур в первобытном представлении о мире и подразумевающий практически то же самое. Примитивные родоплеменные знания тесно связаны с архетипами, видоизмененными особым образом. Это уже не элементы бессознательного; они превратились в осознаваемые формулы, которые по традиции передаются в виде тайных учений. Последние представляют собой типичное средство выражения коллективных содержаний, берущих начало в бессознательном.

⁶ Другим распространенным выражением архетипов являются мифы и сказки. Впрочем, и здесь мы имеем дело со специфическими формами, которые передавались от поколения к поколению достаточно длительный период времени. Таким образом, термин «архетип» применим к «représentations collectives» лишь косвенно, ибо обозначает только те элементы психического содержания, которые еще не подверглись какой-либо сознательной обработке и, следовательно, представляют собой непосредственную психическую данность. В этом смысле архетип как таковой существенно отличается от формул, возникших в ходе исторического развития. В частности, на высших уровнях тайных учений форма, в которой предстают архетипы, свидетельствует о решающем влиянии их сознательной переработки. Непосредственные манифестации архетипов, с которыми мы сталкиваемся в сновидениях и видениях, более индивидуальны, менее понятны и более наивны, чем, например, в мифах. Это происходит потому, что архетип – а именно бессознательное содержание, которое изменяется в результате осознания и восприятия, – приобретает особый оттенок под влиянием того индивидуального сознания, в котором возникает9
  Необходимо различать «архетип» и «архетипические идеи». Архетип как таковой представляет собой гипотетическую, недоступную представлению модель, схожую с «паттерном поведения» в биологии. См.: О природе психе, разд. 7.

[Закрыть].

⁷ Если формальное значение слова «архетип» явственно проступает в его связях с мифом, тайным учением, сказкой, то установить, что такое архетип с психологической точки зрения, гораздо сложнее. До сих пор мифологи опирались на солярные, лунарные, метеорологические и другие подобные представления. При этом никто не обращал внимания на то, что мифы – это прежде всего психические явления, обнажающие естество нашей души. Первобытный человек не склонен к объективному описанию очевидного, однако испытывает настоятельную потребность – точнее, его бессознательному свойственно непреодолимое стремление – уподобить весь внешний опыт внутренним, психическим событиям. Ему недостаточно просто видеть, как встает и заходит солнце, – эти внешние наблюдения должны стать психическими событиями, то есть движение солнца должно представлять судьбу бога или героя, обитающего, по сути, в самóй человеческой душе. Все мифологизированные естественные процессы, такие как лето и зима, фазы луны, сезоны дождей и так далее, есть не столько аллегория10
  Аллегория – перефразирование осознаваемого содержания; символ – наилучшее возможное выражение неосознаваемого содержания, о природе которого можно только догадываться, ибо оно еще не известно.

[Закрыть] объективных явлений, сколько символические выражения внутренней бессознательной драмы, доступной человеческому сознанию через проекцию, то есть отражение в явлениях природы. Такая проекция носит столь фундаментальный характер, что потребовалось несколько тысяч лет, чтобы хоть как-то отделить ее от внешнего объекта. Так, астрологию, эту древнейшую «scientia intuitiva», объявили лженаукой, ибо ее сторонники ставили психологическое описание характера в зависимость от звезд. Этот предрассудок жив и по сей день. Тем не менее каждый, кто способен исчислить гороскоп, должен знать, что со времен Гиппарха Александрийского точкой весеннего равноденствия считается 0° Овна. Следовательно, знаки зодиака, на которых основывается любой гороскоп, весьма произвольны, поскольку с тех пор эта точка сместилась в силу прецессии к началу Рыб.

⁸ Учитывая поразительную субъективность первобытного человека, нам давным-давно следовало догадаться, что мифы относятся к сфере психического. Его знания природы по сути представляют собой язык и внешние проявления бессознательного психического процесса. Именно в силу этой бессознательности при толковании мифов человек обращался к чему угодно, но только не к психическому. Он просто не знал, что психика содержит в себе все те образы, которые дали начало мифам, и что наше бессознательное является одновременно действующим и претерпевающим действия субъектом, внутреннюю драму которого первобытный человек по аналогии обнаруживал в природных явлениях – как больших, так и малых11
  См. мои очерки о божественном ребенке и Коре, включенные в полное издание, а также сопутствующие эссе Кереньи в сборнике Einführung in das Wesen der Mythologie.

[Закрыть].

⁹ «В твоей груди, и только в ней, заключены все звезды твоей судьбы»12
  [Шиллер Ф. Пикколомини. II, 6. – Здесь и далее приводятся примечания редактора к изданию на немецком языке.]

[Закрыть], – говорит Илло Валленштейну. Пожалуй, это изречение могло бы удовлетворить всех астрологов, если бы мы хоть немного знали о тайнах сердца. К несчастью, до сих пор наши знания этого предмета были крайне ограниченны. Я даже не решусь утверждать, что сегодня ситуация изменилась в лучшую сторону.

¹⁰ Родоплеменные знания всегда священны и опасны. Все тайные учения стремятся постичь невидимые психические события, и все они претендуют на высший авторитет. Еще в большей степени это справедливо по отношению к господствующим мировым религиям. Они содержат изначально сокровенное знание и представляют тайны души с помощью величественных образов. Их храмы и священные писания провозглашают в образе и слове освященную древностью доктрину, делая ее таким образом доступной каждому верующему сердцу, каждому чуткому глазу, каждому, даже самому дальнему, уголку человеческого разума. На самом деле мы вынуждены признать, что чем прекраснее, величественнее, полнее этот передаваемый традицией образ, тем дальше он от индивидуальных переживаний. Мы можем лишь ощупью найти путь к нему, что-то почувствовать, но изначальный опыт давно утрачен.

¹¹ Почему психология является самой молодой из эмпирических наук? Почему бессознательное не было уже давно открыто, а его сокровищница вечных образов – поднята на поверхность? Именно потому, что для всего психического мы имели религиозную формулу, причем намного более стройную и всеохватывающую, нежели непосредственный опыт. Хотя для многих христианское видение мира поблекло, сокровищницы символов Востока по-прежнему полны чудес, которые еще долго смогут питать нашу страсть к зрелищам и новым нарядам. Кроме того, эти образы – будь они христианскими, буддистскими или еще какими-нибудь – красивы, таинственны, интуитивны. Конечно, чем привычнее они для нас, тем сильнее они стираются от постоянного употребления; в результате от них остается лишь банальная внешняя оболочка и почти лишенная смысла парадоксальность. Таинство Непорочного Зачатия, единосущность Отца и Сына или Троица, не являющаяся тем не менее простой триадой, больше не окрыляют фантазию философов. Они превратились в собственно предметы веры. Отсюда неудивительно, что верующий разум и философские измышления образованных европейцев тяготеют к восточной символике – поистине грандиозным индийским представлениям о божественном и безднам философии китайского даосизма. Точно так же сердце и разум античного человека были захвачены в свое время христианскими идеями. Сейчас немало европейцев, которые настолько поддались влиянию христианской символики, что у них не развился кьеркегоровский невроз, или которые, в силу обеднения символики, трансформировали свое отношение к Богу в отношение «Я – Ты», чтобы затем пасть жертвой магии и новизны восточных символов. Подобное отречение не обязательно означает поражение; скорее, оно доказывает восприимчивость и жизнеспособность религиозного чувства. Нечто похожее мы наблюдаем у образованных представителей Востока, которых нередко привлекают христианские символы и столь чуждая восточному духу европейская наука. Многие даже демонстрируют их завидное понимание. Тяга к вечным образам абсолютно нормальна, для этого они и существуют. Они должны привлекать, убеждать, очаровывать, подавлять. Они сотканы из изначального откровения и отражают уникальный опыт божественного. Вот почему они наделяют человека предощущением божественного, одновременно оберегая от непосредственного его переживания. Благодаря усилиям, которые предпринимал человеческий дух на протяжении столетий, эти образы, с одной стороны, запечатлены во всеохватывающей системе мышления, стремящейся упорядочить окружающий мир, а с другой – представлены могущественным, обширным, авторитетным институтом под названием Церковь.

¹² Лучше всего я могу проиллюстрировать вышесказанное на примере недавно канонизированного швейцарского мистика и отшельника, брата Николая из Флюэ13
  Cм. мой очерк «Brother Klaus».

[Закрыть]. Вероятно, его важнейшим переживанием было так называемое видение Святой Троицы, которое он изобразил – или попросил изобразить – на стене своей кельи. Рисунок (его до сих пор можно увидеть в приходской церкви Заксельна) представляет собой разделенную на шесть частей мандалу, в центре которой находится коронованный лик Божий. Сегодня известно, что брат Николай исследовал природу своего видения с помощью иллюстрированной брошюры какого-то немецкого мистика. Много лет он занимался тем, что старался придать своим переживаниям более или менее понятную форму. Я называю это «проработкой» символа. Размышления брата Николая о сущности видения, выраженное влияние на которые оказали мистические диаграммы, использованные им в качестве отправной точки, привели его к выводу, что он, должно быть, узрел саму Святую Троицу – summum bonum, вечную любовь. Такое истолкование подтверждает и «подчищенное» изображение, которое поныне можно увидеть в Заксельне.

¹³ Первоначальный опыт, однако, носил абсолютно иной характер. То, что увидел брат Николай, оказалось настолько ужасным, что его собственное лицо изменилось, причем столь сильно, что люди стали его бояться. Увиденное им обладало невероятной интенсивностью. Вельфлин14
  Генрих Вельфлин, также известный как Lupulus, родился в 1470 г. Гуманист, преподаватель латыни в Берне. Цит. по: Fritz Blanke, Bruder Klaus von Flüe, стр. 92 и далее.

[Закрыть] – старейший источник, которым мы располагаем на сегодняшний день, – пишет:

Все приходившие к нему с первого взгляда преисполнялись жуткого страха. Сам он объяснял это тем, что видел пронизывающий свет, напоминающий человеческое лицо. Видение было столь устрашающим, что он боялся, как бы его сердце не разорвалось на части. Охваченный ужасом, он тут же отвернулся и упал. Вот почему отныне его собственное лицо стало страшно для других.

¹⁴ Это видение по праву сравнивали15
  Там же, стр. 94.

[Закрыть] с апокалипсическим образом Христа, описанным в Откровении Иоанна Богослова (1:13). По своей отвратительности и необычности его превосходит лишь чудовищный семиглазый агнец с семью рогами (там же, 5:6). Крайне трудно увидеть связь этой фигуры с евангельским Христом. По этой причине ранние источники толковали видение брата Николая строго определенным образом. В 1508 году гуманист Карл Бовиллус (Шарль де Бовель) писал своему другу:

Я хотел бы рассказать тебе о лике, который привиделся ему на небе в звездную ночь, когда он предавался молитве и созерцанию. Он увидел голову человека с ужасным лицом, полным гнева и угрозы16
  Ein gesichte Bruder Clausen ynn Schweytz und seine deutunge (Wittemberg, 1528), стр. 5. Цит. по: Alban Stoeckli, O. M. Cap., Die Visionen des seligen Bruder Klaus, стр. 34.

[Закрыть].

¹⁵ Это истолкование вполне соответствует современному развернутому описанию на основе Откровения Иоанна Богослова 1:1317
  Б. Лаво (Lavaud, Vie Profonde de Nicolas de Flue) проводит аналогичную параллель с текстом из Horologium sapientiae Генриха Сузо, в котором апокалипсический Христос предстает в виде разгневанного мстителя, что резко контрастирует с Христом, читающим Нагорную проповедь. [См.: Сузо Г. Книжица вечной премудрости. – Примеч. пер.]

[Закрыть]. Также не следует забывать и о других видениях брата Николая, например Христа в медвежьей шкуре; Бога Отца, Бога Сына и Богородицы (в данном случае в образе Сына был сам брат Николай) и т. п. Им всем присущи черты, крайне далекие от догматов христианства.

¹⁶ С вышеописанным видением традиционно связывали изображение Святой Троицы в заксельнской церкви, а также символ колеса в так называемом «Трактате паломника»18
  Ein nützlicher und loblicher Tractat von Bruder Claus und einem Вilger (1488).

[Закрыть]. Брат Николай, как известно, показал рисунок колеса навестившему его паломнику. Очевидно, оно занимало его некоторое время. Бланке полагает, что, вопреки традиции, между видением и изображением Троицы нет никакой связи19
  Blanke, стр. 95 и далее.

[Закрыть]. На мой взгляд, подобный скептицизм заходит слишком далеко. Интерес брата Николая к колесу должен иметь основания. Подобные видения часто вызывают смятение и дезинтеграцию (сердце, «разрывающееся на части»). Опыт подсказывает нам, что защитный круг, мандала, является традиционным средством против хаотических состояний духа. Вполне понятно, почему брат Николай был очарован символом колеса. Истолкование ужасного видения как богооткровенного не должно быть также далеко от истины. Связь видения и изображения Троицы в Заксельне, а также связь их обоих с символом колеса, таким образом, кажется мне весьма вероятной, если исходить из психологических соображений.

¹⁷ Это видение было, несомненно, страшным и крайне волнительным. Оно прорвалось в религиозное миросозерцание брата Николая без всякой догматической подготовки и без экзегетического комментария. Разумеется, потребовалось длительное время для того, чтобы оно ассимилировалось – уложилось в общую структуру психики, и восстановилось нарушенное психическое равновесие. Брат Николай свыкся с этим переживанием благодаря непререкаемым в то время христианским догматам, превратившим нечто ужасное и живое в прекрасную абстракцию идеи Троицы. Однако это примирение могло произойти на иной основе – основе, предусмотренной самим видением и его неестественной реальностью. Это могло привести к искажению христианских представлений о Боге и нанести еще больший вред самому брату Николаю, который в таком случае оказался бы не святым, а еретиком (если не психически больным) и, вероятно, закончил бы жизнь у позорного столба.

¹⁸ Данный пример свидетельствует о ценности догматического символа: он делает потрясающий, в высшей степени убедительный и важный психический опыт (так называемое «переживание Божественного») доступным нашему пониманию, при этом не только не искажая его сущности, но и не умаляя его чрезвычайной значимости. Видение гнева Божьего, которое мы также встречаем у Якоба Беме, плохо сочетается с новозаветным Богом – любящим Отцом Небесным, и по этой причине легко могло стать источником внутреннего конфликта. Это вполне бы соответствовало духу того времени – концу XV века, эпохи Николая Кузанского, чья формула «сотрlexio oppositorum» фактически предвосхитила неизбежный церковный раскол. Вскоре после этого произошло возрождение яхвистического представления о Боге в протестантизме. Яхве – концепция Бога, содержащего противоположности в еще не разделенном состоянии.

¹⁹ Брат Николай сошел с проторенной колеи обычаев и привычек. Он оставил дом и семью, много лет жил в одиночестве. Он глубоко заглянул в темное зеркало и увидел в нем чудесный и страшный свет изначального опыта. В этой ситуации развивавшийся на протяжении многих веков догматический образ божественного сработал как спасительное лекарство. Он помог ему ассимилировать фатальное вторжение архетипического образа и тем самым избегнуть внутренних противоречий. Ангелусу Силезиусу повезло меньше: его мучил внутренний конфликт, ибо в его время гарантированный догматами авторитет церкви уже пошатнулся.

²⁰ Якоб Беме также говорит о Боге как об «Огне гнева», Deus absconditus. Ему удалось преодолеть глубинное и мучительное противоречие с помощью христианской формулы «Отец – Сын» и спекулятивно включить ее в свое гностическое (но в основных пунктах все же христианское) мировоззрение. Иначе он стал бы дуалистом. Кроме того, ему на помощь пришла алхимия, в которой уже давно подготавливался союз противоположностей. Тем не менее его мандала, отражающая природу божественного (приведена в трактате «Сорок вопросов о душе»20
  Лондон, 1647.

[Закрыть]), содержит отчетливые следы дуализма. Мандала поделена на темную и светлую полусферы, развернутые в противоположные стороны21
  См. мой очерк «Об эмпирике процесса индивидуации» ниже.

[Закрыть].

²¹ Догматы замещают коллективное бессознательное, формулируя его содержание в большом масштабе. В этом смысле католическому образу жизни абсолютно чужды психологические проблемы. Почти вся жизнь коллективного бессознательного регулируется догматическими архетипическими представлениями и протекает в жестких рамках символики веры и ритуала. Это проявляется в обращенности католической психики вовнутрь, ее замкнутости в духовном мире. Коллективное бессознательное, каким мы понимаем его сегодня, ранее никогда не принадлежало сфере «психологии», ибо до христианской церкви существовали античные мистерии, которые в свою очередь восходят к первобытному неолиту. У человечества никогда не было недостатка в могущественных образах, обеспечивающих магическую защиту от всех жутких вещей, которые таятся в глубинах нашей психики. Фигуры бессознательного всегда находили выражение в защитных и целительных образах и тем самым выносились в лежащее за пределами психики космическое пространство.

²² Иконоклазм Реформации, однако, буквально пробил брешь в защитной стене священных образов; с тех пор они рушились один за другим. Они начали вызывать сомнения, ибо вступили в конфликт с пробужденным разумом. К тому же люди давно забыли их истинный смысл. Впрочем, забыли ли? Может, мы вообще никогда не знали, что они означают? Может, человечество (во всяком случае та его часть, которая исповедует протестантизм) наконец осознало, что на самом деле мы не имеем ни малейшего представления о том, что следует понимать под Непорочным Зачатием, божественностью Христа или Святой Троицей? Кажется, будто эти образы просто жили; их существование принималось без сомнений и раздумий; люди относились к ним так же, как к украшению рождественской елки или крашеным пасхальным яйцам, – совершенно не понимая, откуда эти обычаи взялись. Впрочем, мы никогда не задаемся вопросом об истинном значении архетипических образов именно потому, что эти образы полны смысла. Время от времени боги умирают – люди неожиданно обнаруживают, что они ничего не значат, что они созданы человеческой рукой, что они суть бесполезные идолы из дерева и камня. В действительности же человек вдруг понимает, что ранее совершенно не задумывался о них. Когда же он начинает о них думать, то прибегает к помощи так называемого «разума», который на деле представляет собой лишь совокупность его предрассудков и близоруких взглядов на мир.

²³ История протестантизма – это история хронического иконоклазма. Одна стена рушилась за другой. Разрушение давалось легко, особенно после того, как был подорван авторитет церкви. Мы все свидетели, как в большом и малом, в целом и в частностях он рушился кусочек за кусочком, пока наконец не наступила ужасающая символическая нищета, характеризующая современную жизнь. Вместе с тем ослабли и силы церкви: она превратилась в твердыню без бастионов и казематов, в дом с рухнувшими стенами, открытый всем ветрам и опасностям.

²⁴ Хотя это, строго говоря, весьма прискорбное крушение, оскорбляющее наше чувство истории, распад протестантизма почти на четыре сотни деноминаций является верным признаком внутреннего беспокойства. Протестант ввергнут в состояние беззащитности, которое ужаснуло бы любого естественного человека. Его просвещенное сознание, разумеется, не желает ничего об этом знать и всюду ищет то, что утратило в Европе. Мы ищем действенные образы, мыслеформы, способные унять беспокойство сердца и разума, и находим сокровища Востока.

²⁵ Само по себе это не вызывает опасений. Никто не принуждал римлян импортировать азиатские культы оптом. Если христианство в самом деле было бы – как сейчас часто говорят – «чуждым» германским народам, они бы с легкостью его отбросили, чуть только поблек престиж римских легионов. Но христианство осталось, ибо отвечало имевшимся архетипическим образам. Спустя многие века оно превратилось в нечто такое, что немало удивило бы его основателя, будь он жив. Повод для исторических размышлений дает и христианство у негров и других темнокожих обращенных. Почему бы тогда Западу не ассимилировать восточные формы? Римляне, например, регулярно наведывались в Элевсин, Самотраки и Египет, где проходили местные обряды посвящения. Что касается Египта, то в этом отношении его можно считать подлинной колыбелью религиозного туризма.

Карл Юнг — Архетип и символ читать онлайн

В учении Юнга сталкиваются духовная традиция прошлого и современность, алхимия XV-XVI вв. и естествознание, гностицизм и научный скепсис. Интерес к далекому прошлому как к чему-то постоянно сопровождающему нас сегодня, сохранившемуся и действующему на нас из глубин, был характерен для Юнга еще в юности. Любопытно, что в университете ему более всего хотелось учиться на археолога. «Глубинная психология» своим методом чем-то напоминает археологию. Известно, что Фрейд неоднократно сравнивал психоанализ с этой наукой и сожалел, что название «археология» закрепилось за поисками памятников культуры, а не за «раскопками души». «Архее» — первоначало, и «глубинная психология», снимая слой за слоем, движется к самым основаниям сознания.

Однако в Базеле археология не преподавалась, а в другом университете Юнг учиться не мог — скромную стипендию ему могли выплачивать лишь в родном городе. Сегодня спрос на выпускников естественнонаучных и гуманитарных факультетов университета велик, но в конце прошлого века ситуация была иной. Профессионально заниматься наукой могли лишь материально обеспеченные люди, кусок хлеба гарантировали теологический, юридический и медицинский факультеты. Юриспруденция была Юнгу совершенно чужда, протестантская теология вызывала отвращение, тогда как медицинский факультет наряду с профессией, позволявшей выбраться из нищеты, давал и сносное естественнонаучное образование.

Как и в гимназии, Юнг отлично учился в университете, вызывая удивление своих сокурсников тем, что помимо учебных дисциплин он отдавал много времени изучению философии. До последнего года обучения он специализировался по внутренним болезням, ему уже было обеспечено место в престижной мюнхенской клинике. В последнем семестре нужно было сдавать психиатрию, он открыл учебник и прочитал на первой странице, что психиатрия есть «наука о личности». «Мое сердце неожиданно резко забилось, — вспоминал Юнг в старости. — Возбуждение было необычайным, потому что мне стало ясно, как при вспышке просветления, что единственно возможной целью для меня может быть психиатрия. Только в ней сливались воедино два потока моих интересов. Здесь было эмпирическое поле, общее для биологических и духовных фактов, которое я искал повсюду и нигде не находил. Здесь же коллизия природы и духа стала реальностью» [4]. Человеческая психика является местом встречи науки и религии, конфликт между ними преодолим на пути подлинного самопознания. Тут же было принято решение, которое удивило всех — психиатрия считалась самым непрестижным для медика занятием, хотя бы потому, что все успехи медицины в XIX в. не привели к заметным результатам в лечении психических заболеваний.

После окончания университета Юнг переезжает в Цюрих, начинает работать в клинике Бургхёльци, руководимой видным психиатром Э.Блейлером. Базель и Цюрих имели для Юнга символическое значение как два полюса европейской духовной жизни. Базель — живая память европейской культуры. В университете не забывали о преподававшем в нем Эразме и учившемся Гольбейне, на филологическом факультете преподавали профессора, лично знавшие Ницше. Интерес Юнга к философии мог вызвать недоумение у медиков, но философия считалась в Базеле необходимой стороной культуры. В Цюрихе же она, наоборот, считалась непрактичным «излишеством». Кому нужны все эти ветхие книжные знания? Наука тут рассматривалась как полезное орудие, ценилась по своим приложениям, эффективному применению в индустрии, строительстве, торговле, медицине. Базель уходил корнями в далекое прошлое, в то время как Цюрих устремлялся в столь же далекое будущее. Юнг видел в этом «раскол» европейской души: рассудочная индустриально—техническая цивилизация предает забвению свои корни. И это закономерно, ибо душа окостенела в догматическом богословии. Наука и религия вступили в противоречие именно потому, полагал Юнг, что религия оторвалась от жизненного опыта, тогда как наука уходит от важнейших проблем, она держится плотского эмпиризма и прагматизма. «Мы стали богатыми в познаниях, но бедными в мудрости», — напишет он вскоре. В созданной наукой картине мира человек есть лишь механизм среди других механизмов, его жизнь утрачивает всякий смысл. Необходимо найти ту область, где религия и наука не опровергают друг друга, а наоборот, сливаются в поисках первоистока всех смыслов. Психология сделалась для Юнга наукой наук – именно она, с его точки зрения, должна дать современному человеку целостное мировоззрение.

В своих поисках «внутреннего человека» Юнг не был одинок. У многих мыслителей конца XIX — начала XX вв. мы обнаруживаем то же негативное отношение и к мертвому космосу естествознания, и к церкви, и к религии. Одни из них, например Толстой, Унамуно, Бердяев, обращаются к христианству и дают ему самое неортодоксальное толкование. Другие, испытав душевный кризис, создают философские учения, которые иногда не без основания называют «иррационалистическими», — так появляются прагматизм Джеймса или интуитивизм Бергсона. Ни эволюцию живой природы, ни поведение самого примитивного организма, ни тем более мир человеческих переживаний не объяснить законами механики и физиологии. Жизнь есть вечное становление, гераклитовский поток, «порыв», не признающий закона тождества. И вечный сон материи, круговорот веществ в природе, и вершины духовной жизни суть лишь два полюса этого неудержимого потока.

Кроме «философии жизни» Юнга задела и мода на оккультизм. На протяжении двух лет он принимал участие в спиритических сеансах, познакомился с обширной литературой по астрологии, нумерологии и другим «тайным» наукам. Эти увлечения студенческих лет во многом определили характер позднейших исследований Юнга. От наивной веры в то, что медиумы общаются с духами умерших, он скоро отошел. Сам факт общения с духами, кстати сказать, отрицают и серьезные оккультисты. Астральные тела не принимают участия в земной жизни, медиумы вступают в контакт лишь со своеобразными «раковинами», «психическими оболочками», сохраняющими отдельные черты населявшей их личности, которая к этому времени уже покинула астральный мир и перешла в более высокое измерение. Эти оболочки обладают лишь видимостью жизни, они оживляются психической энергией впавшего в транс медиума (или, во время столоверчения, энергией его участников). Поэтому в непроизвольном письме, в речах медиума могут проявиться какие-то реплики умерших, но о подлинном общении с духами не может быть и речи, поскольку материализуются лишь какие-то осколки этой «раковины», соединившиеся к тому же с идеями и впечатлениями медиума.

Юнг и архетипы — Краткая история всего (Кен Уилбер)

В: Вы говорили, что этот тонкий уровень является уровнем архетипов, но я знаю, что под «архетипом» имеете в виду нечто другое, нежели архетипы Юнга.

КУ: Правильно. Это очень сложная тема, и я не думаю, что у нас есть достаточно времени, чтобы полностью ее изложить. Архетипы Юнга являются основными, коллективно наследуемыми образами или символами, лежащими в основе магических и мифических измерений человеческого понимания. Их ни при каких условиях не следует путать с феноменами экстрасенсорного и тонкого уровней.

В: Что такое юнговский архетип?

КУ: Типичный юнговский архетип — основной наследуемый образ, или форма в душе. Эти основные или изначальные образы представляют собой отражение очень общего, очень типичного опыта, которому люди подвержены повсюду: опыт рождения, материнства, отцовства, тени, мудрого старца, обманщика, эго, анимус и анима (мужское и женское начала), и так далее.

Миллионы миллионов прошлых встреч с этими типичными ситуациями, если можно так выразиться, впечатали эти основные образы в коллективную душу человеческого рода. Вы можете найти эти основные изначальные образы во всем мире, и особенно богатый источник архетипов представляют собой великие мифы со всего мира.

Так как элементарные формы этих мифических изображений изначально вкладываются в каждую индивидуальную душу, затем, когда вы встречаетесь, скажем, с вашей матерью, вы относитесь к ней не только как к вашей собственной особой матери. У вас есть архетип, или основной образ, который миллионы лет материнской заботы отпечатали в вашей душе. Так что вы общаетесь не только с вашей матерью, вы взаимодействуете с мировой Матерью, с Великой Матерью, и этот архетипический образ может поэтому оказывать на вас такое воздействие, которое совершенно не связано с тем, что ваша настоящая мать делает, или, возможно, не делает по отношению к вам.

Поэтому в классическом юнговском психоанализе вы должны анализировать и интерпретировать не только ваше собственное индивидуальное бессознательное, или определенные события, которые случились с вами в вашей собственной жизни, с вашими собственными родителями, с вашей собственной тенью, и так далее. Вы также должны анализировать и интерпретировать коллективный уровень, состоящий из архетипического материала.

Предположим, по каким-то причинам у вас активизирован архетип Пожирающей Матери — например, из-за тяжелой родовой травмы. Возможно, ваша настоящая мать любит вас и достаточно к вам внимательна. И все же вы напуганы тем, что вы можете быть полностью захвачены этими отношениями, поглощены эмоциональной близостью, разорваны личной близостью. Вашим восприятием управляет не образ вашей настоящей матери, а архетип. И эта энергия особенно сильно проявляется в снах: возможно, большой черный паук пытается вас съесть.

Поэтому наиболее правильное, что вы могли бы сделать при анализе этого коллективного уровня архетипов, — это заняться исследованием великой мировой мифологии, потому что мифы являются хранилищем более ранних типичных (и поэтому архетипичных) событий, включая те, которые относятся к матери вообще. Другими словами, это даст вам фон для интерпретации этих изначальных образов, и поэтому вы будете в состоянии более искренне и правдиво раскрыть суть этих образов, а значит, более ясно интерпретировать свою глубину. Вы будете в состоянии отдалиться от их удушающей власти над вашим сознанием, а затем сможете сделать их частью вашей повседневной жизни. Таким образом, вы обойдетесь без помощи психоаналитика.

В: Значит, архетипы Юнга являются собранием основных, коллективных, типичных событий, характерных для всего человеческого рода?

КУ: Да, в целом это так. И на этом уровне я полностью согласен с юнговскими архетипами. Я почти полностью согласен с большинством положений теории Юнга, и в этом определенном отношении я считаю себя последователем его учения.

Но важный момент заключается в том, что коллективное бессознательное не обязательно трансперсонально. Большинство юнговских архетипов, как я уже говорил, являются просто архаичными образами, лежащими в основе магических и мифических представлений. Они характеризуют переход сознания между уровнями точек опоры 2, 3 и 4. В них нет ничего трансрационального или трансперсонального. Важно понять, что такое эти «архетипы», чтобы дифференцироваться от них и интегрировать их в свое существо (преодоление и включение), но сами они не являются источником трансперсонального или подлинно духовного понимания. На самом деле они главным образом представляют собой регрессивные токи в понимании, ведущие в сторону от более высокого уровня развития к тому, что должно быть преодолено, а не просто включено.

Суть в следующем: только потому, что нечто является коллективным, оно не обязательно будет трансперсональным. Существуют коллективные доличностные структуры (магический и мифический уровни), коллективные личные структуры (рациональный и экзистенциальный уровни), и коллективные надличностные структуры (экстрасенсорный и тонкий уровни). «Коллективный» просто означает, что данная структура присутствует повсеместно, как способность чувствовать, воспринимать, испытывать импульсы, эмоции, и так далее. Это не обязательно трансперсональный уровень; он может быть просто коллективным или общим.

В: Ну а как насчет очень популярных книг, таких как работы Джин Болен «Богиня в каждой женщине» и «Бог в каждом мужчине»? Они, безусловно, основаны на мифологических мотивах или архетипах, и все-таки это духовная литература, не так ли?

КУ: В зависимости от того, что вы называете «духовным». Если вы имеете в виду трансперсональный уровень, то нет, я не думаю, что эти книги посвящены надличностному опыту. Мне нравятся эти книги, но в них есть лишь совсем немного действительно трансперсонального или подлинно духовного опыта. В этих книгах представлен замечательный обзор всех «архетипических» богов и богинь, которые унаследованы как мужчинами, так и женщинами, от постоянной и терпеливой Гестии до сексуальной и чувственной Афродиты и сильной и независимой Артемиды. Но эти боги и богини не являются трансперсональными способами понимания или подлинным мистическим светом, они есть просто собрание типичных и повседневных образов «я» и личных ролей, доступных мужчинам и женщинам. Это просто понятия (точка опоры 3) и роли нашего «я» (точка опоры 4), которые представляют общие и типичные черты характера, разделяемые большинством мужчин и женщин во всем мире.

И эти мифические роли очень полезны вот в каком смысле: возможно, как женщина, вы не знаете о вашей собственной способности быть сильной и независимой. Возможно, вы должны наладить более тесный контакт с Артемидой в вас. Читая различные мифы и истории об Артемиде, вы можете легко получить доступ к этому уровню архетипов в вашей собственной душе и, таким образом, заставить эти способности проявиться в вашей собственной жизни. Это потрясающий опыт.

Но он никак не связан с трансперсональным. Это просто мифическая роль, персона, тип отношений эго. Это не уровень транс-эго. Коллективный архетип не принадлежит к области трансперсонального. Отчасти, массовая духовная анемия в стране вызвана тем, что столь прозаический опыт, как вхождение в контакт с сильным эго Артемиды, находящимся в коллективном бессознательном человека, называют трансперсональным или духовным. На самом деле, это довольно грустно.

В: Так есть хотя бы какие-то юнговские архетипы, которые были бы трансперсональными или трансрациональными?

КУ: Большинство юнговских архетипов представляют собой мифические образы и являются доличностными или, по крайней мере, дорациональными (магический и мифический уровни). Некоторые юнговские архетипы относятся к личной стадии (эго, персона), и лишь немногие из них неопределенно трансперсональны (мудрый старец, высшее «Я», мандала). Но и эти «трансперсональные» архетипы довольно блеклы по сравнению с тем, что нам действительно известно о надличностных уровнях.

В качестве одного из примеров можно взять восемнадцать стадий подлинно трансперсонального роста, выделенных в традиции тибетского буддизма Махамудра. Они представляют собой очень детальные описания стадий развития высшего уровня трансперсонального понимания. И ни одна из этих стадий не имеет отношения ни к одному из классических мифов мира. Вы не найдете этих стадий в мифах о Зевсе, Гекторе или Красной шапочке.

Причина этого в том, что эти восемнадцать стадий развития сознания, на самом деле, описывают очень редкий, нетипичный, необычный, трансперсональный опыт перехода через экстрасенсорные, тонкие и причинные области. Они не описывают коллективное, а также не возникают на основе, типичного, массового и повседневного опыта, и поэтому эти стадии нельзя найти в архаичных, магических и мифических структурах, а следовательно, нельзя обнаружить ни в одной всемирной архетипической мифологии. Гера, Деметра, Златовласка, Артемида, Персефона, Ганзель и Гретель никогда не достигали таких уровней! И поэтому Вы никогда не найдете этих более высоких стадий у Роберта Бло, Джеймса Хиллмана, Эдварда Эдингера, Марии-Луизы фон Франц, Уолтера Одаджника или любого последователя и продолжателя теории Юнга.

В: Это вызвало много путаницы в религиозных исследованиях, потому что в течение долгого времени Юнг был единственным авторитетом в этой области. Если вы интересовались психологией и духовностью, то вы были последователем Юнга.

КУ: В значительной степени это так. Юнговские мифические архетипы достаточно реальны, и они очень важны, как я уже сказал. Но Юнг последовательно терпел неудачи в том, чтобы тщательно разделить доличностные, личностные и надличностные компоненты своих архетипов, и так как все три уровня, по его мнению, бессознательно наследуются человеком, то постоянно возникала путаница между коллективным («архетипическим») и трансперсонапьным, духовным и мистическим.

И именно поэтому последователи Юнга сегодня поддерживают очень регрессивные течения в психологии. Сознание просто разделено на две больших области: личную и коллективную. И тенденция заключается в том, чтобы брать любой коллективный феномен и называть его духовным, мистическим, трансперсональным, тогда как большинство из таких явлений относятся к доличным, дорациональным, доконвенциональным и регрессивным стадиям.

Поэтому некоторые очень популярные теоретики, уставшие от границ постконвенциональных, космополитичных и рациональных точек зрения, рекомендуют регрессивный откат в эгоцентрическое, жизненно-импульсивное, полиморфное, призрачно-эмоциональное состояние. Другими словами, они рекомендуют точку опоры 2. Они называют эту точку опоры 2 «душой». Они хотели бы, чтобы мы жили на этом уровне. Но это весьма болезненно. Бесполезно искать Дух как раз на тех уровнях, которые не просто не преодолевают эго, но вообще мешают его появлению.

В: Так что же такое «подлинные» архетипы?

КУ: Для всех традиций, начиная с неоплатоников на Западе и заканчивая Ведантой и Махаяной на Востоке, «подлинные» архетипы — это тонкие семена-формы, от которых зависят все явления. В глубоких состояниях умозрительного созерцания каждый начинает понимать, что весь Космос появляется прямо из Пустоты, из изначальной Чистоты, из ниргуна Брахман, из Дхармакаи, и первые Формы, которые появляются из этой Пустоты, — это основные Формы, от которых все последующие формы зависят в своем существовании.

Эти Формы и есть подлинные архетипы, что в переводе означает «изначальные модели» или «первичные формы». Существует Свет, бледными тенями которого являются все остальные огни, существует Счастье, несовершенными копиями которого являются все менее значительные радости, существует Сознание, простыми отражениями которого являются все отдельные сознания, существует изначальный Звук, тихим эхом которого являются все остальные звуки. Это и есть подлинные архетипы.

Когда мы находим такие утверждения у Плотина, Асанги, Гараб Дорже, Абхинавагупты или Шанкары, мы уверены, что это не просто теоретические догадки или метафизические постулаты. Это непосредственные, основанные на опыте откровения, напрямую идущие из тонкого измерения действительности. Хотя они интерпретируются в соответствии с культурными фонами этих философов, они исходят из этой глубинной онтологической реальности, этого тонкого жизненного пространства.

И если вы хотите знать, о чем на самом деле говорят эти мыслители, тогда вы должны изучить практику, методы или парадигму развития сознания и самостоятельно принять участие в эксперименте. Эти архетипы, истинные архетипы, постигаются в ходе медитации, и вы не сможете понять их, не осуществив эксперимента. Это не образы, существующие в мифическом пространстве, это не философские понятия, существующие в рациональном мире; это медитативный опыт, существующий в тонком жизненном опыте.

Только этот эксперимент раскроет архетипические данные, а затем вы сможете сами проинтерпретировать их значение. И, согласно самым общепринятым интерпретациям, вы увидите перед собой изначальные канонические формы и основания всего мира явлений. Вы будете смотреть прямо в Лицо Божественного. Как сказал Эмерсон, пусть входящие сюда снимут обувь, потому что здесь начинается мир внутреннего Бога, живущего в каждом из нас.