Читать онлайн «О смысле жизни», Виктор Франкл – ЛитРес

Переводчик Любовь Сумм

Редактор Ксения Чистопольская

Издатель П. Подкосов

Руководитель проекта И. Серёгина

Ассистент редакции М. Короченская

Корректоры Е. Чудинова, С. Чупахина

Компьютерная верстка А. Фоминов

Художественное оформление и макет Ю. Буга

Über den Sinn des Lebens: Mit einem Vorwort von Joachim Bauer

© Beltz Verlag, 2019

in the publishing group Beltz ∙ Weinheim Basel

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2022

* * *

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Погибшему отцу

Собранные в этом томе тексты – записи трех лекций, прочитанных Виктором Франклом в 1946 году, – обладают невероятной мощью и ошеломляющей актуальностью. В сжатой форме они вполне передают ту мысль великого врача и психотерапевта, которую он в последующие годы развил во множестве статей и книг, причем уже в этих трех текстах автор с непревзойденной ясностью освещает то, что можно назвать «участью человека» или «условием человеческого существования» – Conditio humana. Тем выше заслуга издательства Beltz, которое, выпустив этот том, обеспечило доступ к идеям Виктора Франкла современному читателю, в особенности молодежи.

Виктор Франкл был одним из титанов (хотя он по своей скромности и не согласился бы с подобным определением). В моих глазах он стоит рядом с Гиппократом, основателем врачебного искусства Античной Греции, и эльзасским врачом Альбертом Швейцером, который в 1954 году был награжден Нобелевской премией мира. Как и Швейцер, Франкл вышел за рамки собственно медицины и обратился к сфере антропологии, к фундаментальным вопросам человеческого бытия. Далее я намерен выделить и подробнее разобрать три аспекта публикуемых текстов, которые особенно меня затронули.

«Самость» как суть человека

На тот момент, когда Виктор Франкл читал собранные в этом томе лекции, ему исполнился 41 год, самый расцвет сил. Но за спиной у него остался ужаснейший опыт, с каким доводилось сталкиваться человеку: Франкл принадлежит к числу многих миллионов жертв омерзительных преступлений нацизма – и к числу немногих, увы, очень немногих, кому удалось выжить в концлагере (и даже в нескольких концлагерях). Из этого опыта он вынес убеждение, которое следует признать его личным открытием: что именно составляет суть человека, даже если лишить его всего остального. По словам Франкла, произошла встреча с самим собой, со своей самостью. Особенность нынешнего времени заключается в том, что многим людям лихорадочный темп жизни либо не дает встретиться с самими собой, либо они даже активно избегают такой встречи. Почему они так поступают? Потому что эта встреча чревата неприятными ощущениями или вовсе невыносима.

Участь заключенного концлагеря – ни с чем не сопоставимое испытание, однако Виктор Франкл дает нам понять, что сам он не склонен преувеличивать исключительность такого опыта: и в так называемой нормальной жизни возникают ситуации, когда человека, словно узника, лишают многого или даже всего, что до того момента позволяло ему уклоняться от встречи с самим собой. Подобные ситуации знакомы каждому. Например, только в Германии ежегодно у 480 000 пациентов диагностируют рак. Всевозможные удары судьбы, утраты, несчастья и болезни внезапно вторгаются в жизнь и существенно стесняют человека, порой крайне ограничивая его возможности. И что же тогда?

Тексты Виктора Франкла помогают нам не откладывать встречу со своим «Я» до той поры, когда под натиском судьбы «расплавится» все несущественное, когда «деньги, власть, слава» окажутся под сомнением или будут утрачены (в кавычках приведены слова Франкла). Наше «Я» достойно того, чтобы обращаться к нему не только в том случае, когда жизнь уже не оставляет нам другого выбора. Недавно я посвятил книгу этой сути человека^[1]. Итак, ключевая задача каждой жизни состоит, согласно Франклу, в том, чтобы на достаточно ранних этапах жизни уже начать «внутреннее обустройство». Он призывал развивать «внутреннее умение», которое поможет оберечь «свое «Я», свою суть», когда те барьеры, которыми мы окружаем себя в повседневной жизни, в частности материальные блага, внезапно рухнут.

Если человек не имеет контакта с самим собой и судьба вдруг сталкивает его с вопросом «что же придает его жизни подлинность, ценность и смысл?», в этот час испытания можно впасть в апатию. Франкл убедился: если «махнуть на себя рукой в духовной сфере… последует и телесный распад». Вот рассуждения врача, видящего человека в его цельности. Здесь Франкл предвосхищает основы современной психосоматики, в том числе и выводы современной психоонкологии: когда у человека исчерпываются внутренние силы, ослабевают также иммунная система и способность противостоять различным заболеваниям, в том числе злокачественным опухолям^[2].

Источники смысла жизни

С предельной ясностью Виктор Франкл указывает нам источники, откуда возможно черпать смысл жизни. Ныне все больше людей по всему миру тревожит и побуждает ко все более настойчивым духовным поискам понимание ключевого факта: материальное благополучие само по себе не порождает смысла. «Удовольствие само по себе, – рассуждает Франкл, – никоим образом не может придать смысл бытию… Счастье не может, не должно и не смеет быть целью, оно лишь последствие». Отсюда Франкл переходит к решительному выводу, который послужит семенем развиваемой им экзистенциально-философской концепции: «Итак, не следует задавать вопрос: «Чего я могу ждать от жизни?», а следует спрашивать: «Чего жизнь ждет от меня?»». Иными словами, жизнь задает нам вопросы и мы должны отвечать. И лишь в попытках ответить на эти вопросы можно обрести смысл.

Среди инструментов, которые имеются в нашем распоряжении и с помощью которых мы могли бы ответить на задаваемые жизнью вопросы, Франкл называет деятельные поступки, обращенность к другому человеку и переживание прекрасного (включая красоту природы). Если отнята возможность активной деятельности, остается возможность переживания, в том числе осознания, что ты любим. Человеку доступно «по ту сторону деятельности, в пассивном восприятии мира в себе… достичь наполненности жизни смыслом».

Размышляя о потенциальных источниках смысла, Виктор Франкл увлекает своих читателей в глубочайшие пучины: даже навалившееся на человека невыносимое страдание может превратиться в источник смысла. Смыслосозидающим актом станет внутренняя позиция человека по отношению к своему страданию, то, как он выберет и займет эту позицию. «Тот смысл, который прорастает из ситуации болезни и умирания, не могут пошатнуть никакие внешние неудачи, никакие мирские поражения»: Франкл пишет про «внутренний успех». Смысл нашей жизни не в последнюю очередь определяется тем, «как мы противостоим нашей внешней судьбе».

Здесь проявляются крайне важные феномены, с которыми и ныне мы имеем дело, когда исследуем природу травмы. Болезнь и перенесенные травмы могут, при условии что у пострадавшего имеется достаточная социальная или терапевтическая поддержка, привести не к осложнениям, а к тому, что теперь именуется «посттравматическим ростом» (Posttraumatic Growth). Душа человека способна, «по крайней мере в определенной степени и в определенных пределах», укрепиться именно благодаря тому, что она познала несчастье. «От человека, и только от него одного, – продолжает Франкл, – зависит, принесет его страдание смысл или нет».

Современная медицина: между объективностью и человечностью

К самым значимым темам собранных в этой книге лекций лично я отношу высказывания автора об отношениях между врачом и пациентом. Находясь в состоянии душевного кризиса, который обычно бывает вызван тяжелым заболеванием, пациент, как правило, не может самостоятельно отыскать путь к восстановлению душевных сил. Чтобы выяснить скрытый смысл заболевания и вновь обрести утраченные душевные силы, пациенту и нужен хороший врач.

 

Виктор Франкл, который уже практиковал как специалист-невролог к тому времени, когда нацисты арестовали его и заключили в концлагерь, не обрушивается с огульной критикой на академическую медицину, скорее, он указывает на присущую современной медицине опасность, связанную с тем, что пациента рассматривают как «случай» или как «диагностический материал». Ошибется тот, кто сочтет, будто эти приводимые Франклом формулировки относятся к иному, далекому от нас времени. Я сам слышал коллег, называющих так пациентов и даже сотрудников («человеческие ресурсы»). Эти выражения свидетельствуют, как говорит Франкл, о том, «как глубоко и широко проникает тенденция врачей дистанцироваться от человека и объективировать его». Словно послание, адресованное нашей современной медицине, звучит мысль Франкла: «Хороший врач… всегда движется от объективности к человечности». Интересно, как Виктор Франкл оценил бы взгляды тех наших современников, кто полагает, что общество в целом имеет право требовать от человека неких жертв во имя медицины, в частности к возводимому в норму согласию жертвовать после смерти свои органы. Предлагаем читателям самостоятельно поискать ответ на этот вопрос после чтения лекций Франкла.

Для меня к числу наиболее вдохновляющих высказываний относятся рассуждения Франкла о том, что врач должен послужить каждому пациенту зеркалом и в глубочайшем смысле слова «разглядеть» его. Он видит «человечность врача, которая прежде всего открывает и тем самым пробуждает человеческое в пациенте». Какая мысль! Человек нуждается в том, чтобы его увидели и предъявили ему его отражение, в особенности в этом нуждается человек, настигнутый ударом судьбы или недугом, причем этот отклик ему требуется не только со стороны врача, но и вообще от людей. Чтобы найти в страдании смысл, чтобы предпринять попытку в тяжелой ситуации сформировать адекватную и достойную позицию, человеку нужен Другой. Каждый узник концлагеря «знал… что где-то, каким-то образом, кто-то его видит». Франкл неоднократно подчеркивает «существование Другого, бытие Другого», без которого невозможно сохранять свое «Я» и осуществлять жизненные задачи. Уже здесь проявляется во всей полноте актуальность его текста. Понимание, что для обретения, развития и сохранения собственной индивидуальности необходим межчеловеческий резонанс, принадлежит к наисовременнейшим концепциям^[3].

Я желаю этой книге обрести многих заинтересованных читателей и совершенно уверен в том, что чтение трудов Виктора Франкла станет для каждого огромным личным приобретением.

1. Joachim Bauer: Wie wir werden, wer wir sind. Die Entstehung desmenschlichen Selbst durch Resonanz. Blessing, München 2019.

2. Joachim Bauer: Selbststeuerung. Die Wiederentdeckung des freien Willens. München, Heyne 2018. См. также: Elmar Reuter, Gudrun Haarhoff, Yosh Malzon-Jessen: Über Lebensgeschichten nachschwerer Krebserkrankung. Klett-Cotta, Stuttgart, [2020].

3. См.: Joachim Bauer: Wie wir werden, wer wir sind. Die Entstehung des menschlichen Selbst durch Resonanz. Blessing, München 2019.

Как найти смысл, когда все потеряно: лекция Виктора Франкла

Виктор Франкл, известный австрийский психиатр, оказавшись в нацистском концентрационном лагере, задался одним из вечных вопросов — о смысле жизни.

Рассуждения на эти тему отражены в работах ученого. Делимся фрагментом одной из лекций Виктора Франкла, которую он прочел в 1946 году в Народном университете венского пролетарского района Оттакринг.

Виктор Франкл

Издательство Альпина нон-фикшн, 2022

Слишком много произошло переломов на глазах у одного-единственного поколения, слишком много внешних катастроф и следовавших за ними внутренних крахов пришлось пережить — слишком, слишком много для одного поколения, чтобы ждать от него теперь еще какого-то идеализма или энтузиазма.

Все программы, лозунги, принципы были в результате этих лет чрезвычайно скомпрометированы. Ничто не могло устоять, так что не стоит удивляться, когда современная философия подает мир так, словно он и состоит из ничего. Но с помощью нигилизма, пройдя насквозь через пессимизм и скепсис, через трезвенность теперь уже не новой, а давно знакомой нам объективности, мы пробиваемся к новой человечности. Пусть последние годы и отрезвили нас, они также показали, что человеческое в человеке существует, они научили нас, что все и вся сходится на человеке. Когда все отвеивается, остается «просто» человек — вовеки! Он устоял и во всем дерьме недавнего прошлого. Он устоял и в испытаниях концлагеря. (Так в Баварии некий комендант лагеря регулярно вынимал тайком деньги из собственного кармана и покупал в соседнем городке лекарства для «своих» заключенных, но в том же лагере капо, такой же заключенный, чудовищно издевался над товарищами по несчастью — все сводится к человеку!)

Итак, остался лишь человек, «просто» человек. За эти годы отпало все: деньги, власть, слава. Ни в чем он не мог быть уверен, даже в своей жизни, здоровье, благополучии. Все было поставлено под вопрос: честолюбие, тщеславие, связи. Все свелось к голому существованию. В пламени горя сгорело все неважное, и человек заново выплавился из того, чем в конечном счете и был: либо один из толпы, то есть никто в особенности, аноним, безымянное нечто, лагерный нумер, — либо этот огонь сплавлял человека с его самостью, «Я».

Оставался ли у человека при этом выбор? Да, и пусть нас это не удивляет, ведь «бытие», «экзистенция», та простота и нагота, к которой был сведен человек, представляет собой не что иное, как возможность выбора. И вот что могло помочь человеку сделать выбор, вот что участвовало в выборе: существование Другого, бытие Другого, то есть бытие его образа и примера. Этот образ действовал сильнее любых речей и писаных текстов, ибо всегда и всюду бытие значит больше слова. И тогда, и теперь, снова и снова приходится задавать себе вопрос: не важнее ли это — быть, нежели писать книги и читать лекции, — воплощать содержание в собственном бытии. К тому же осуществленное сильнее воздействует, слово само по себе мало чего добьется. (Однажды меня вызвали к самоубийце. Над ее кроватью висело в аккуратной рамочке изречение: «Превыше рока мужество, что неколебимо претерпевает рок». И под этим изречением женщина лишила себя жизни.)

Конечно, людей, которые могут и должны в своем бытии служить образцами, не так много. Это нашему пессимизму известно, и как раз это подстегивает современный активизм, именно этим объясняется небывалая ответственность меньшинства. Старая легенда гласит как раз об этом: само существование мира зависит от того, чтобы в любую минуту в нем обитало несколько подлинных праведников. И все же на них опирается духовное состояние всего мира. Но у легенды есть и продолжение: как только кто-то из «праведников» распознается как таковой, как только в его тайну проникают окружающие, другие люди, он сразу же исчезает, его «забирают», он должен тотчас же умереть. Что же это значит? Наверное, мы не ошибемся, если изъясним это так: как только обнаруживается педагогическая наклонность образца, ему приходится умолкнуть, ведь люди не желают, чтобы их школили.

О чем все это говорит? К чему подводит это рассуждение? Вывод двоякий: все зависит от одного-единственного человека, независимо от того, сколь малочисленны его единомышленники, и все зависит от того, осуществит ли он творчески, действием, а не просто словами смысл жизни в своем собственном бытии. Негативной пропаганде последнего времени, пропаганде «бессмысленности», только и можно противопоставить пропаганду, призывающую в первую очередь быть собой, быть индивидуальностью и, во-вторых, осуществлять себя активно. Только в таком виде пропаганда станет позитивной.

Таков ответ на изначальный вопрос: возможно ли ныне стать провозвестником смысла и ценности жизни и, если возможно, на каком основании и как. Однако, раз речь зашла о смысле бытия, теперь приходится поставить под вопрос уже его. При настойчивом вопрошании уже и смысл бытия оказывается сомнительным, а сомнение в осмысленности человеческого бытия с легкостью приводит к отчаянию. Отчаяние побуждает искать выход в самоубийстве. […]

Итак, жизнь — долг, великое и цельное обязательство. Да, радость в ней тоже присутствует, но к ней нельзя стремиться, ее невозможно достичь, просто «пожелав», она возникает сама собой и не как цель, но как последствие: счастье не должно, не может и не смеет быть целью, это результат, итог исполнения того, что в стихотворении Тагора названо долгом, и о чем мы далее попробуем поговорить подробнее. В любом случае «стремление к счастью» заведомо обречено, поскольку счастье может лишь само свалиться человеку в руки, а добыть его, преследуя, невозможно. Мудрое сравнение предложил Кьеркегор: дверь к счастью открывается наружу, то есть эта дверь лишь прочнее закрывается перед тем, кто изо всех сил тянет ее на себя.

Однажды мне довелось общаться одновременно с двумя уставшими от жизни людьми, мужчиной и женщиной, — так случайно совпало. Они оба слово в слово утверждали: жизнь для них лишена смысла, поскольку они «уже ничего не ждут от нее». В этом оба были правы, однако вскоре выяснилось, что каждого из них кто-то ждал или что-то ждало: мужчину — незаконченная научная работа, женщину — ее дитя, в ту пору находившееся недоступно далеко, за границей. Потребовался такой — «коперниканский», сказал бы я вместе с Кантом, — переворот, поворот всего образа мыслей на градусов, после кото- рого вместо вопроса: «Чего мне еще ждать от жизни?» — прозвучало: «Чего жизнь ждет от меня?», то есть: «Какое жизненное задание стоит передо мной?»

Теперь мы понимаем, насколько ошибочно в конечном счете формулируется вопрос о смысле жизни, если он задается так, как это делается в обыденности. Нет, не мы должны вопрошать о смысле жизни — это жизнь задает нам вопрос, ставит его перед нами, а мы — вопрошаемые! Мы призваны к ответу, мы должны искать ответ на постоянный, ежеминутный вопрос жизни. Жить — и значит быть вопрошаемым, все наше бытие — ответ, ответствование жизни. Стоит занять такую позицию в рассуждении, и нас уже ничто не устрашит, никакие образы будущего и даже предполагаемое отсутствие будущего. Настоящее время становится для нас абсолютно всем, потому что оно задает нам все новые вопросы. Теперь все зависит от вопроса, чего от нас ждут. А что ждет в будущем нас — этого мы не только не можем знать, но и не должны.

В этой связи я обычно рассказываю историю, которую прочитал много лет назад в короткой газетной заметке: чернокожего, приговоренного к пожизненному заключению, отправили на Чертов остров. Когда судно «Левиафан» находилось вдали от земли, на нем вспыхнул пожар. В этой панике арестант сумел освободиться от оков и принял участие в спасательных работах. Ему были обязаны жизнью десять человек. Впоследствии он получил за это помилование. И вот о чем я думаю: спроси кто-нибудь этого человека в гавани Марселя, перед посадкой на тюремный корабль, видит ли он какой-то смысл в дальнейшей своей жизни, он, скорее всего, покачал бы головой. Ведь что его ждало? Но никому из нас неведомо, что его ждет, какой великий час, какая уникальная возможность совершить нечто героическое, как случилось с тем чернокожим, спасшим десять человек на «Левиафане».

Причем вопрос, который ставит перед нами жизнь и в ответе на который мы осуществляем смысл настоящего момента, меняется не только час за часом, но и от человека к человеку: в каждый момент и для каждого человека вопрос свой. Но мы видим, что вопрос о смысле жизни ставится примитивно, если он не обращен ко всей полноте конкретики, к конкретному «здесь и сейчас». Спрашивать о смысле жизни «вообще» настолько наивно, что я бы сравнил этот вопрос с вопросом, который репортер задает гроссмейстеру: «Какие ходы вы предпочитаете?» Разве существуют определенные шахматные ходы, всегда выгодные и тем более наилучшие, независимо от совершенно определенной ситуации, от конкретного положения фигур на доске?

Не менее наивен тот молодой человек, что много лет назад в ответ на приглашение поучаствовать в обсуждении смысла жизни сказал мне: «Извини, Франкл, сегодня я иду в гости к родителям будущей жены. От этого визита я никак уклониться не могу, так что на твой семинар не останусь. Будь так добр, объясни быстренько: что такое смысл жизни?»

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

«Человеческое страдание не поддается измерению»: неизданные лекции Виктора Франкла

В издательстве «Альпина нон-фикшн» выходит книга Виктора Франкла «О смысле жизни», в которой собраны не издававшиеся прежде на русском языке три лекции — их прочитал знаменитый психиатр и психотерапевт в 1946 году в Народном университете Вены. Это уникальное свидетельство бывшего узника концлагеря, прошедшего самые тяжелые испытания и сохранившего волю к жизни. Forbes Life публикует часть лекции о смысле страдания

Основатель Третьей Венской школы психотерапии — логотерапии.

Окончив медицинский факультет, Виктор Франкл успел немало поработать в венских клиниках, прежде чем в 1942 году начался его скорбный путь через четыре концлагеря. Он потерял всю семью, но тем не менее после освобождения вернулся в Вену и там в 1946 году написал книгу «Психолог в концлагере», которая позднее под названием «Сказать жизни “Да!”» сделалась всемирным бестселлером.

На тот момент, когда Виктор Франкл читал собранные в этом томе лекции, ему исполнился
41 год, самый расцвет сил. Но за спиной у него
остался ужаснейший опыт, с каким доводилось сталкиваться человеку: Франкл принадлежит к числу многих миллионов жертв преступлений нацизма — и к числу
немногих, увы, очень немногих, кому удалось
выжить в концлагере (и даже в нескольких
концлагерях). Из этого опыта он вынес убеждение, которое следует признать его личным
открытием: что именно составляет суть человека, даже если лишить его всего остального.

По словам Франкла, произошла встреча с самим собой, со своей самостью. Особенность
нынешнего времени заключается в том, что
многим людям лихорадочный темп жизни
либо не дает встретиться с самими собой, либо
они даже активно избегают такой встречи.
Почему они так поступают? Потому что эта
встреча чревата неприятными ощущениями
или вовсе невыносима.
Участь заключенного концлагеря — ни
с чем не сопоставимое испытание, однако
Виктор Франкл дает нам понять, что сам он не
склонен преувеличивать исключительность
такого опыта: и в так называемой нормальной жизни возникают ситуации, когда человека, словно узника, лишают многого или даже
всего, что до того момента позволяло ему
уклоняться от встречи с самим собой.

В Баварии, примерно в 50 километрах к западу от Мюнхена, расположен небольшой город Ландсберг. Оттуда ведет дорога на юг, к находящейся в пяти километрах старинной ярмарке Кауферинг. В начале прошлого года, утром, в ранних сумерках по этой дороге плелись 280 мужчин.

Они шли колонной по пять человек в ряд, под конвоем эсэсовцев: то была группа заключенных из концлагеря в Кауферинге. Направлялись они в соседний лес, где им предстояло отстраивать огромный замаскированный завод, производивший вооружение. Истощенные оборванцы шли по дороге — да нет, не шли, тащились, ползли, поддерживая друг друга, опираясь друг на друга: опухшие с голоду ноги едва могли нести даже исхудавшие до 40 килограммов тела, стопы болели, они превратились в сплошную рану от застарелых мозолей и обморожений. А что происходило в умах этих людей? Они думали о супе, который будут раздавать вечером в лагере, по возвращении с работ, и задавались вопросом, повезет ли им нынче вечером отыскать в жидком вареве одинокий кусочек картошки. Думали они и о том, в какую команду их распределят через четверть часа, когда они прибудут к месту работы: окажутся ли они под началом внушавшего ужас конвоира или другого, более-менее снисходительного. То есть мысли их вращались вокруг повседневных забот заключенного.  

И тут одному из них подобные мысли показались какими-то глуповатыми. Он попытался переключиться на другие мысли, на «достойные человека» заботы. Ему это не удавалось, и тогда он прибег к хитрости: он попробовал отстраниться от нынешней мучительной ситуации, подняться над ней, созерцать ее, как говорится, сверху или с точки зрения грядущего, как бы в свете будущего теоретического наблюдения. И что он сделал? Он представил себе, что стоит на кафедре Венского народного университета и читает лекцию, причем как раз о том, что он переживал в тот момент. Называлось это выступление «Психология концентрационного лагеря». 

Если бы вы внимательно присмотрелись к человеку из той группы узников, вы бы заметили, что на его куртке и штанах нашиты небольшие заплаты с номером 119104. И если бы вы заглянули в лагерные списки Дахау, вы бы нашли под этим номером имя: Виктор Франкл. 

Ту лекцию, что этот человек читал тогда в своем воображении, я сейчас впервые прочту вам в настоящем зале Венского народного университета. Я повторю ее наизусть! Тогда она начиналась словами: «Что касается психологии концентрационного лагеря, мы можем выделить несколько фаз реагирования заключенных на лагерную жизнь». Первая фаза начинается, когда человек попадает в лагерь. Ее можно обозначить как первичный шок. Представьте себе: заключенный прибывает, например, в Аушвиц. Если он принадлежит к большинству (в моем транспорте таких людей оказалось около  процентов), его путь ведет прямиком с вокзала в газовую камеру, но если прибывший относится, как по воле случая и я, к меньшинству в пять процентов, сначала его направляют в камеру дезинфекции — да, в настоящую душевую. Прежде чем узник войдет в то помещение, где ему предстоит мыться, у него отнимут все, что он имеет при себе, разрешат оставить из личных вещей лишь подтяжки или пояс, очки или бандаж. Ни одного волоса не останется на его теле, обреют всего налысо. И когда этот человек наконец встанет под душ, он почувствует, что от его прежней жизни не сохранилось ничего, за исключением, в буквальном смысле, «нагого» существования.

И происходит то, собственно, с чем узник вступает в первую фазу переживания опыта концлагеря: он подводит итог под всем своим прежним бытием. 

Неудивительно, что тут же возникает вопрос, каким образом удобнее всего покончить с собой. На самом деле, каждый в подобной ситуации заигрывает, хотя бы на миг, с мыслью «броситься на проволоку», то есть совершить самоубийство привычным в лагере способом, ухватившись за установленную по периметру колючую проволоку под высоким напряжением. Но вскоре узник отказывается от этого варианта попросту потому, что это представляется совершенно излишним: покушаться на самоубийство нелепо в ситуации, когда вероятность не попасть в газовую камеру — чуть раньше или чуть позже — и без того крайне мала. Зачем бросаться на проволоку, если все равно вскоре угодишь в душегубку? Человек перестает думать о «проволоке», поскольку начинает бояться «газа», однако с какой же стати бояться «газа», если уже пожелал себе «проволоку»… 

Рассказывая об этом, я всегда стараюсь описать такое свое переживание: в первое утро нашего пребывания в Аушвице к нашей группе новичков, размещенной в отдельном бараке, прокрался коллега, попавший в лагерь несколькими неделями раньше.

Он хотел утешить нас и предостеречь. Прежде всего он постарался убедить нас в том, как важно следить за своим внешним видом, во что бы то ни стало выглядеть как работоспособный человек. Достаточно захромать от какой-нибудь неважной причины, например из-за неподходящей обуви, и эсэсовец, заметив, как ты ковыляешь, может сразу же отозвать тебя и прямиком отправить в душегубку. Здесь оставляют в живых до поры лишь тех, кто способен работать. Все остальные считаются недостойными жизни, недостойными дальнейшего существования! Из тех же соображений коллега советовал нам ежедневно бриться, поскольку стоит поскрести лицо какой-то импровизированной бритвой, например осколком стекла, и оно станет более «розовым», свежим, здоровым на вид. И напоследок, проверив всех нас, производим ли мы требуемое впечатление здоровья и пригодности к труду, этот человек успокоительным тоном заметил: «Как я сейчас на вас посмотрю, вам пока нет причин опасаться душегубки — пожалуй, за одним исключением — возможно, кроме тебя, Франкл, ты уж не обижайся, право! Ты тут единственный, кто, судя по всему, первым делом подпадет под селекцию». (Селекцией в лагере называли отбор тех, кто в ближайшей партии отправится в газовую камеру.) Нет, я нисколько не обиделся на коллегу, скорее почувствовал удовлетворение при мысли, что, коли так, то я, с большой вероятностью, буду избавлен хотя бы от совершения самоубийства. 

И такое равнодушие к собственной судьбе заходит все дальше. Уже через несколько дней пребывания в лагере все чувства узника притупляются. Все меньше тревожат его события, происходящие с ним и вокруг. Если первые дни с точки зрения внешнего наблюдателя были омерзительны — во всех смыслах — и могли вызывать лишь возмущение, отвращение, ужас, то затем эти чувства унимаются и душевная жизнь в целом сводится к минимуму. Все стремления и помышления сосредоточиваются на том, чтобы пережить нынешний день. И наконец, вся духовная жизнь заслоняется этим единственным интересом. По отношению ко всему прочему душа облачается в панцирь, от которого отскакивают те впечатления, что в ином случае вызывали бы потрясение и гнев. Так душа выстраивает защиту и пытается уберечься от мощного потока всего, что на нее обрушивается, стремится сохранить равновесие — спастись в равнодушии. Но тем самым узник уже совершает шаг к следующей фазе душевной реакции на лагерную жизнь, к той фазе, которую можно обозначить как фазу апатии. 

Но когда все интересы сводятся к самосохранению, к сохранению своей жизни и жизни немногочисленных друзей, то внутренний уровень человека стремительно падает — вплоть до почти животного. А если присмотреться, можно уточнить: до стадного животного. Чтобы судить об этом, нужно понаблюдать за поведением узников, когда они строятся в колонну и каждый старается попасть в ее середину и особенно в середину ряда из пяти человек, подальше от пинков конвоира. Каждый стремится ни в коем случае не попадаться на глаза, не быть заметным, раствориться в толпе. И неудивительно, что такое растворение в толпе приводило также к растворению, утрате личности. В лагере человеку грозило превращение в стадное животное. И в среднем он становился столь же примитивным, как такое животное. Все его стремления упрощались, низводились до уровня инстинктов. Вот почему бывшие там же в концлагере вместе со мной коллегипсихоаналитики рассуждали в привычных им терминах регрессии: «регрессия» означает возвращение психики к примитивным стадиям инстинктивных влечений. 

Материал по теме

Собственно, из наблюдений над типичными мечтами заключенных можно сделать вывод, каким примитивным желаниям они предаются в глубине души. Ведь о чем, как правило, мечтал человек в концлагере? Все о том же, опять и снова: о хлебе, сигаретах, хорошем зерновом кофе и, не в последнюю очередь, о славной теплой ванне (а я, снова и снова, об одном и том же пирожном). 

И все же такие односторонне-психоаналитические оценки в основе своей были неверны. Ибо нельзя утверждать, будто опыт концлагеря с роковой необходимостью загоняет человека в регрессию, то есть вынуждает к внутреннему отступлению. Я знаю много случаев (будь это даже единичные примеры, все равно они могут служить убедительным доказательством), когда оказавшиеся в такой ситуации люди ни в коей мере не регрессировали, не спускались к нижним ступеням развития, а, напротив, в них совершался внутренний рост, они шли к истинному человеческому величию — именно в концлагере, именно через проживание опыта концлагеря. 

Другие специалисты, не психоаналитики, описывали происходившее с душой человека в концлагере иначе. Знаменитый исследователь характера профессор Утиц, который и сам провел несколько лет в лагере, считал, что ему довелось наблюдать, как характеры заключенных чаще всего развивались по тому душевному типу, который Кречмер (Эрнст Кречмер (1888–1964) — немецкий психиатр, создатель типологии характеров (шизоидный, циклотимический и иксотимический. — Forbes Life) называл «шизоидным». Этот тип, как известно, проявляется в том, что человек в основном колеблется между аффективными состояниями апатии, с одной стороны, и раздражительности — с другой, в то время как еще один распространенный в обычном обществе тип, «циклотимический», — то «на седьмом небе от счастья», то «смертельно удручен», то есть тоже колеблется между радостным возбуждением и горестным сниканием. Здесь неуместно предаваться профессиональному разбору данных психопатологических классификаций, я ограничусь лишь самым необходимым, а именно заявлю, что на том же «материале наблюдения», что и Утиц, я сделал иной вывод: человек в концентрационном лагере вовсе не вынужден, под внешним давлением, превращаться в «типичного лагерника» с его (мнимой) шизоидностью, напротив, человек обладает свободой, человеческой свободой, занять ту или иную позицию по отношению к своей судьбе, к окружающему миру, — и это «так или иначе» всегда существовало! В лагере встречались, например, люди, сумевшие преодолеть апатию и подавить в себе раздражение, и чрезвычайно важно апеллировать именно к этой способности, показывать, что «можно и иначе», а не только «так приходится». Внутренняя сила, подлинная человеческая свобода — ее невозможно отобрать у заключенного, даже если отнять все остальное. И действительно, у него все отнимали, но свобода оставалась у человека — даже когда очки, которые ему позволили носить, разбивались ударом в лицо, и когда приходилось обменять пояс на кусок хлеба, так что не оставалось ничего из прежнего имущества: свобода оставалась у него, оставалась до последнего вздоха! 

И сколько бы ни воздействовали на узника концлагеря закономерности психического развития, он все равно обладал свободой: мог вырваться из-под власти и влияния окружающего мира и не поддаться этим «закономерностям», но противостоять им, ускользать от них, не повиноваться им слепо. Иными словами, такой свободой обладал даже узник, если только не подчинялся, не отказывался ею воспользоваться — не отрекался добровольно! Ведь в таком случае он сам сдавал себя, свою самость, свою уникальность. Он позволял себе пасть духом. 

Но зададим вопрос: в какой момент происходит этот переход к типическому, в какой момент человек позволяет себе пасть духом? И ответ прозвучит так: когда человек теряет духовную опору, когда он утрачивает внутренний стержень! Эта опора обретается двумя способами: либо ее находят в будущем, либо в вечности. Последнее свойственно всем истинно верующим людям: им не приходится цепляться за планы и мечты, за будущую жизнь там, вовне, на свободе, за грядущее освобождение — эти люди могут оставаться покойны независимо от того, надеются ли они на благоприятный поворот в своей судьбе, чают ли дожить до такого времени, выжить в концлагере. Но другим приходилось искать опору в предстоящем, в осмысленности своего будущего существования. Думать о будущем было сложно, поскольку мысль не находила ни точки опоры, ни конечного пункта — не видно было ни конца ни края. Мы могли бы позавидовать злостному рецидивисту, который точно знал, что придется отсидеть десять лет: он мог отсчитывать, сколько дней еще предстоит вычеркнуть до момента, когда его выпустят на волю, — счастливец! А мы в лагере не имели срока и не могли его знать, никто из нас не мог предугадать, когда же все это закончится. По общему мнению моих товарищей, это было, пожалуй, наиболее мучительным обстоятельством нашей лагерной жизни. И постоянно возникавшие слухи о скором завершении войны лишь усиливали муки ожидания. Вновь и вновь приходилось отодвигать предполагаемый срок, и кто еще мог верить подобным вестям? На протяжении трех лет я только и слышал: «Через полтора месяца война закончится. Самое большее через полтора месяца мы вернемся домой». И с каждым разом все горше и глубже разочарование, все мучительнее несбывшиеся ожидания. И как говорится в Библии? «Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце».  

Да, сердцу делается больно — настолько, что у кого-то оно даже перестает биться. Вы поймете это, услышав следующий пример, который я вам собираюсь поведать. В начале марта прошлого года рассказал мне мой тогдашний староста барака — оперный либреттист и сочинитель танго из Будапешта — необычный сон. «В середине февраля мне приснилось, — сказал он, — будто некий голос заговорил со мной и предложил загадать желание, что-то у него спросить, что мне требуется знать, он, мол, может мне ответить, может прорицать будущее. И я спросил: “Когда для меня закончится война?” Понимаешь? Для меня. И когда нас освободят приближающиеся американские войска». — «И что же ответил тебе голос?» Он склонился надо мной и загадочно шепнул мне в самое ухо: «Тридцатого марта!» В середине марта я угодил с сыпным тифом в изолятор. Первого апреля меня оттуда выпустили, и я вернулся в свой барак. «Где наш староста?» — спросил я. И что же я узнал! Под конец марта, когда вплотную приблизился назначенный тем голосом во сне срок, а положение на фронте ему, по-видимому, еще не соответствовало, наш староста начал все более впадать в уныние. Двадцать девятого марта у него поднялась температура. Тридцатого марта, в день, когда война должна была закончиться «для него», он лишился сознания. Тридцать первого марта он скончался — умер от сыпного тифа. 

Материал по теме

Как видите, когда человек позволяет себе пасть духом из-за отсутствия внутренней опоры, в особенности из-за отсутствия опоры в будущем, происходит также и телесный упадок. И пора задать вопрос, существует ли терапия, излечивающая такой духовно-душевно-физический разлад, можно ли что-то предпринять против него — и что именно? На этот вопрос я могу ответить лишь: конечно, терапия существует, но очевидно, что она вынуждена ограничиться лечением душевного недуга, то есть здесь возможна только психотерапия. И в рамках такой психотерапии в первую очередь требуется отыскать духовную опору, придать жизни наполненность, смысл. Обратимся к словам Ницше: «У кого есть Зачем жить, тот выдержит почти любое Как». «Зачем» — это и есть смысл жизни, а «Как» — те обстоятельства, которые делали жизнь в лагере такой тяжелой, однако с оглядкой на «Зачем», «Ради Чего», их все же удавалось перенести. Итак, если по сути в лагере не имелось ничего, кроме психотерапии, что помогло бы человеку продержаться, то эту психотерапию следовало выстроить определенным образом, а именно: она должна была убеждать человека, от которого требовалось проявить волю к жизни, что в выживании есть смысл. При этом задача психотерапевта, которая в лагере чаще всего превращалась в задачу медицинского душепопечения, осложнялась тем, что находившиеся там люди в целом, в среднем, не могли особо рассчитывать выжить! Что же следовало им сказать? Но как раз этим людям и надо было что-то сказать. Вот почему я называю эту ситуацию — experimentum crucis, ключевым экспериментом для любого вида медицинского душепопечения. 

В предыдущей лекции я уже сказал, что не только жизнь как таковая имеет смысл, но и сопутствующее ей страдание, причем этот смысл в такой степени непреложен, что он может быть исполнен даже там, где страдание внешне вроде бы не ведет ни к какому достижению, где с виду страдание напрасно. Таким было страдание, с которым мы столкнулись в концлагере. Но что же я должен был сказать тем людям, которые лежали рядом со мной в бараке и которые довольно точно представляли себе, как скоро и какая их ждет смерть. 

Они знали так же ясно, как и я, что никакая жизнь их не ждет, никакая работа, ни один человек — вспомните тот двойной пример, который я привел в первой лекции, — или же если ждет, то будет ждать напрасно… Значит, следовало выявить наряду со смыслом жизни, выживания, также и смысл страдания, бесцельного страдания и более того — также и смысл умирания! Умирания, которое могло бы стать намного более осмысленным в духе того выражения Рильке, о котором мы говорили в прошлый раз: по словам Рильке, следует умирать «своей» смертью. Нам оставалось умереть своей смертью, а не той смертью, которую навязывали нам эсэсовцы! По отношению к этой задаче мы несли ответственность точно так же, как по отношению к задаче жизни. Ответственность — перед кем же, перед какой инстанцией? Но кто может ответить на этот вопрос за другого человека? Разве каждый не решает этот последний вопрос сам для себя? Не все ли равно, считал ли себя один пребывающий в бараке ответственным в этом смысле перед собственной совестью, а другой — перед своим Богом, а третий — перед человеком, который сейчас далеко? Главное, каждый из них знал, что где-то, когда-то, кто-то незримый его видит и ждет от него, чтобы он был «достоин своего страдания», как выразился однажды Достоевский, и надеется, что он «умрет своей смертью». Это ожидание ощущал каждый из нас там, в близости общей смерти, и ощущал его тем сильнее, чем меньше верил, что сам еще вправе чего-то ждать от жизни, что кто-то или что-то еще могут ждать его — что можно надеяться на собственное выживание и спасение. 

Многие из вас, не имеющие личного опыта заключения в концлагере, с удивлением спросят, как человек вообще способен выдержать все то, что я описал. Но знаете, тот, кто все это перенес и остался в живых, сам удивляется этому еще больше, чем вы. И не упускайте из виду: человеческая душа в некотором смысле подобна высокому своду: такой свод можно возвести, и он будет держаться лишь за счет правильной нагрузки. Так и душа человека, по крайней мере до определенной степени и в определенных границах, укрепляется, сталкиваясь с «нагрузкой». Так и происходит, и только так можно понять, почему слабые люди выходили порой из лагеря в лучшем состоянии души, так сказать, окрепнув по сравнению с тем, какими они туда вошли. Но также надо понимать, что внезапное освобождение, выход из лагеря, внезапное избавление узника от тяжкого давления, под которым он пребывал долгое время, в свою очередь представляет опасность для его души. Я провожу в этом случае сравнение с так называемой кессонной болезнью. Ныряльщика, работающего под водой, под высоким давлением, ни в коем случае нельзя резко выдергивать на поверхность — его вытягивают постепенно, иначе у него развивается тяжелое физическое заболевание. 

Материал по теме

Мы дошли уже до обсуждения третьей и последней фазы в психологии концентрационного лагеря. Речь идет о психологии освобожденного узника. Главное, что нужно сказать по этому поводу, вероятно, удивит вас еще больше, чем все, что вы слышали прежде, а именно: пройдет немало дней, прежде чем освобожденный узник окажется в состоянии радоваться своей свободе. Он должен буквально с нуля, заново учиться радости. И при этом ему нужно поспешно осваивать это искусство, поскольку ему вскоре придется переучиваться и заново учиться страдать. На этот счет я ограничусь немногими словами. 

Представьте себе, как освобожденный узник концлагеря возвращается, приходит домой. Скорее всего, там и сям его встретят с определенной заминкой, как бы пожимая плечами. И главное, он будет постоянно слышать эти две фразы, эти высказывания: «Мы ничего не знали» и «Мы тоже немало страдали». Присмотримся для начала ко второму высказыванию и зададим себе прежде всего вопрос, возможно ли вообще измерять и взвешивать человеческое страдание таким образом, чтобы страдание одного человека удалось сравнить со страданием другого. И вот что я хочу сказать по этому поводу: человеческое страдание не поддается измерению! Подлинное страдание заполняет человека целиком и полностью, целиком его опустошает. Однажды я говорил с другом о своих переживаниях в концлагере — а сам он не побывал в лагере, он «всего лишь сражался под Сталинградом». Этому человеку стало, как он выразился, «как-то неловко» передо мной. В этом он был не прав. Да, конечно, имеется существенная разница между тем, что человек испытывает в сражении, и тем, что происходит с человеком в лагере: в битве человеку противостоит Небытие, Ничто, он смотрит в лицо угрожающей смерти — а в лагере мы сами были Ничто, мы заживо сделались мертвецами. Мы ничего не значили, мы не просто видели небытие — мы перешли в небытие. Ничего не стоила наша жизнь, и смерть наша тоже ничего не стоила. И никакой ореол, даже ложный, не окружал нашу смерть: всего лишь растворение малого небытия в великом Ничто. Никто бы и не заметил эту смерть, мы ее уже заранее «прожили». 

А что бы произошло, если бы я действительно умер в лагере? На следующее утро при построении в какой-то пятерке кто-нибудь, с виду бесстрастно, стоя в обычной позе — втягивая голову от мороза в поднятый воротник, высоко задрав плечи, — шепнул бы соседу: «Франкл вчера умер». И самое большее, что ответил бы ему сосед: «Хм». 

И тем не менее: никакое страдание не подлежит измерению и сравнению, поскольку по самой своей природе страдание, человеческое страдание, страдание конкретного человека устроено так, что его «масштабы» определяются только самим человеком. Оно столь же уникально и неповторимо, как каждый уникальный человек. Уникален человек, уникально и его страдание. 

Так что заведомо бессмысленно говорить о какой-то классификации страдания, о различиях между его видами, но есть действительное и существенное различие между страданием бессмысленным и осмысленным. Однако — думаю, вы это уже усвоили из предыдущих лекций — такое отличие опять же целиком определяется самим человеком: от человека, и только от него самого зависит, будет ли его страдание иметь смысл. 

«О смысле жизни». Фрагмент книги Виктора Франкла – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

Издательство «Альпина нон-фикшн» представляет книгу знаменитого австрийского психолога и психотерапевта Виктора Франкла «О смысле жизни» (перевод Любови Сумм). Название книги «О смысле жизни» точно и емко отражает суть и главную тему человеческих и научных поисков Виктора Франкла. В ней читатель найдет не издававшиеся прежде на русском языке три лекции, которые знаменитый психиатр и психотерапевт прочитал в 1946 году в Народном университете Вены. Это уникальное свидетельство бывшего узника концлагеря, прошедшего самые тяжелые испытания и сохранившего волю к жизни, — ценная часть наследия Виктора Франкла, труды которого во всем мире и в любые времена не теряют актуальности.

Предлагаем прочитать фрагмент книги.

Один из выводов, к которому мы пришли в первой лекции, гласит: если жизнь имеет смысл, то и страдание имеет смысл.

К одной из разновидностей страдания мы относим болезнь. К одной из разновидностей, потому что «страдание» и «болезнь» — не одно и то же: бывает и так, что человек страдает, не будучи больным, бывает и так, что человек болен, однако не страдает. Страдание настолько свойственно человеческой природе, что в определенных обстоятельствах отсутствие его само по себе может быть симптомом болезни. Мы это наблюдаем в тех заболеваниях, которые в обиходе принято называть «духовными недугами»¹, хотя на самом деле они ни в коей мере не являются болезнями духа, ведь дух не может заболеть: на духовном уровне существует лишь истинное или ложное, реальное и фиктивное, а больного там нет. Болеет — может заболеть — то, что принадлежит душевной, а не духовной сфере. При психических заболеваниях, в частности при тех, которые изначально обусловлены не душевными, а физиологическими нарушениями, а также при так называемых духовных заболеваниях (то есть психозах, противопоставляемых «душевным» неврозам) — во всех этих случаях неспособность к страданию может служить симптомом.

Человеку, заразившемуся сифилисом, с определенной (небольшой) вероятностью годы или десятилетия спустя угрожает осложнение на мозг, прогрессивный паралич. И если больной не знает, что нужно регулярно, через определенные промежутки времени проводить анализ спинномозговой жидкости, чтобы точно установить, относится ли его случай к этой небольшой группе риска, он будет опасаться внезапных психических отклонений (заметим в скобках, что и в случае, если анализ покажет угрозу, от развития осложнений спасет лекарство, применяемое при лечении малярии, и даже наступивший паралич можно вылечить, вовремя применив это средство). Страх перед прогрессивным параличом может сам по себе достигать болезненных масштабов, перерасти в самостоятельное заболевание, в невроз. Но что мы наблюдаем в случае, если человек в самом деле заболевает прогрессивным параличом, если эта пугавшая (патологически пугавшая) хворь все-таки его настигает? В этот самый момент человек избавляется от страха перед ней! Почему так происходит? Потому что в клинической картине прогрессивного паралича есть и этот симптом: заболевший погружается в эйфорию и не способен страдать — буквально не страдает вопреки реальному своему страданию.

Обычно врач с большой осторожностью обсуждает в присутствии больного и даже с самим больным вероятность столь тяжелого, пугающего расстройства, каким представляется прогрессивный паралич, но как раз в случае начавшегося прогрессивного паралича такая деликатность безосновательна: пациенту с этим диагнозом можно не стесняясь сообщить, о какой болезни идет речь. Пациент станет со смехом возражать, и, если врач в ответ укажет, что больной уже не в состоянии даже последовательно высказываться, тот всё равно пребудет неколебим, а невнятность речи спишет, как чаще всего бывает в таких случаях, на плохие зубы или вставные челюсти.

Всё, что огорчило бы или даже потрясло нормального человека, никак не задевает того, чья способность к страданию уничтожена подобной болезнью: его ничто не волнует, ничто не производит на него впечатления. Можно привести в пример даже процедуру приема в психиатрическую клинику. Помню, как один больной прогрессивным параличом, войдя в помещение, где проводился осмотр только что поступивших пациентов, с любезной улыбкой и явно выраженным удовольствием приветствовал врачей, заявив, что очень рад оказаться в нашем заведении. И далее, когда этого пациента готовили к пункции спинного мозга, он не проявлял ни в малейшей степени страха и приговаривал лишь: «Я знаю, зачем вы всё это со мной проделываете: чтобы я не заскучал». Когда же наконец провели пункцию, в момент которой пациент не мог не ощутить болезненный укол, он хотя и ойкнул — можно сказать, рефлекторно, — но тут же присовокупил: «Нет, всё в порядке».

Если упустить из виду тот факт, что именно люди с душевным, то есть с психическим, заболеванием утрачивают нормальную способность переживать и воспринимать страдание, то со специалистом может случиться то, что произошло однажды со мной. Я дежурил в приемном покое психиатрической клиники, и меня вызвали оформлять поступившую пациентку. На месте я обнаружил двух женщин, очевидно мать и дочь. Мать очень переживала, жаловалась вслух, мол, как всё это ужасно, в то время как дочь всячески старалась успокоить и утешить ее, твердя, что всё будет хорошо. Я должен был задать пациентке обычные вопросы и обратился к матери, которая пребывала в столь взволнованном состоянии, а та тайком от дочери указала мне пальцем на нее — это ее привезли укладывать в больницу!

Но сама пациентка вовсе не переживала, ее даже не обеспокоило помещение в психиатрическую клинику: именно в силу своего недуга она реагировала достаточно равнодушно на эту определенно незаурядную и как минимум неприятную ситуацию. То есть «ненормальная» (взволнованная, яркая эмоциональная) реакция на ненормальную ситуацию сама по себе представляется нормой поведения.

Но есть и такие психические состояния, в которых, тоже парадоксально, человек страдает именно от того, что не может страдать! Существует особая форма меланхолии, проявляющаяся, в отличие от более привычного расстройства настроения, не в грусти или тревоге, но в постоянных жалобах на то, что больной утратил способность как радоваться, так и страдать, что он вообще не ощущает никаких эмоций ни от приятных, ни от неприятных событий, на болезненное бесчувствие, душевную тупость, — такие пациенты жалуются даже на то, что не способны заплакать, и их отчаяние из-за этой неспособности страдать принадлежит к числу величайших горестей, с какими приходится сталкиваться психиатру. Выходит, в сознании человека глубоко укоренено понимание того, что страдание составляет неотъемлемую часть человеческого бытия.

И всем нам это понимание вовсе не так чуждо, как могло бы показаться на первый взгляд: в нормальном душевном состоянии человек каким-то образом тоже сознает нерасторжимую связь между жизнью и страданием.

Достаточно честно, в упор, задать себе вопрос: согласились бы мы вычеркнуть из своего прошлого печальные переживания, например любовные огорчения, готовы ли мы обойтись без всего, что могли бы назвать печальным, причиняющим страдания, — и несомненно, все мы ответим отрицательно. Ведь откуда-то нам известно, что именно в эти нерадостные моменты или периоды жизни совершается внутренний рост и развитие.

Кто-либо из вас мог бы на это возразить, что я тут применил софистическую уловку, то есть демагогический фокус: мне следовало бы обратиться с подобным вопросом к человеку, пока он еще «погружен» в страдание, и тут-то и спросить, согласен ли он такое терпеть. Однако и на этот вопрос мы располагаем ответом, полученным непосредственно из живого опыта.

Чуть более года назад заключенные концлагеря стояли в рвах и рыли, копали, долбили мерзлую землю так, что искры летели. И когда надсмотрщики отходили в сторону и, ненадолго оставшись без надзора, усталые руки, сжимавшие кирки и лопаты, опускались, тут же начинались пересуды с людьми из «верхней» бригады, и эти разговоры на рабочем месте всегда были одни и те же: они всегда, повинуясь своего рода психическому автоматизму, обращались к одной-единственной теме — жратве. Заключенные обменивались рецептами, составляли меню, расспрашивали друг друга о любимых блюдах, расхваливали лакомые кусочки и воображали, какие выставят угощения, когда освободятся из лагеря и смогут приглашать друг друга в гости и наносить визиты. Однако лучшие из заключенных мечтали о дне освобождения не только затем, чтобы вновь насладиться кулинарными изысками, но по совсем иной причине: чтобы выйти наконец из этого недостойного человека положения, в котором люди не могли думать ни о чем, кроме еды, из ситуации, в которой человек не мог отвлечься от мысли: четверть десятого сейчас или уже половина, половина двенадцатого или уже без четверти полдень, и сколько еще часов предстоит провести в этих ледяных рвах на голодное брюхо, до короткого перерыва на обед или до вечера, когда заключенных строем поведут в лагерь и наконец-то выдадут на кухне миску супа.

Как мы мечтали тогда о подлинно человеческом страдании, о подлинно человеческих проблемах, человеческих конфликтах — вместо этих недостойных человека тревогах о жратве и голоде, холоде, потребности во сне, о том, не изобьют ли тебя! С какой тоской вспоминали мы времена, когда на нашу долю выпадали человеческие страдания, проблемы и конфликты, а не страдания и страхи животного, но и тогда, помышляя о будущем, мы мечтали не о состоянии без страданий, проблем и конфликтов, а о будущем, в котором нам придется страдать, однако страдать лишь от тех мук, которые наполнены человеческим смыслом.

¹ В. Франкл обыгрывает устаревший немецкий термин Geisteskrankheiten, дословно «болезни духа», который в современной медицинской классификации соответствует тяжелым психическим расстройствам (относящимся к «большой психиатрии»), в отличие от неврозов, стрессовых реакций и др. (сфера «малой психиатрии»).

О смысле жизни — Apollo

Autor Виктор Франкл

0 viiest

0 hinnangut

Hinda

Tarne 1-3 tööpäeva

15,15 €

Tavahind: 15,95 €

Saadavus kauplustes

Название книги «О смысле жизни» точно и емко отражает суть и главную тему человеческих и научных поисков Виктора Франкла. В ней читатель найдет не издававшиеся прежде на русском языке три лекции, которые знаменитый психиатр и психотерапевт прочитал в 1946 году в Народном университете Вены. Это уникальное свидетельство бывшего узника концлагеря, прошедшего самые тяжелые испытания и сохранившего волю к жизни, — ценная часть наследия Виктора Франкла, труды которого во всем мире и в любые времена не теряют актуальности.

Tarne 1-3 tööpäeva

15,15 €

Tavahind: 15,95 €

Saadavus kauplustes

Vaata rohkem

О природе вещей

Лукреций Кар Тит

8,50 € Tavahind: 8,95 €

Генеалогия морали. Казус Вагнер

Ницше Фридрих

8,50 € Tavahind: 8,95 €

История в девяти книгах

Геродот

20,85 € Tavahind: 21,95 €

Сингулярность

Вернор Виндж

8,50 € Tavahind: 8,95 €

О природе богов.

Тускуланские беседы. Речи

Цицерон

26,55 € Tavahind: 27,95 €

Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир

Джон Дикки

32,25 € Tavahind: 33,95 €

Смысл истории. Русская идея. Самопознание

Николай Бердяев

24,65 € Tavahind: 25,95 €

Мир как воля и представление. Мысли. Афоризмы житейской мудрости

Артур Шопенгауэр

23,70 € Tavahind: 24,95 €

Сердце Азии.

Шамбала Сияющая. Агни-йога

Николай Рерих

22,75 € Tavahind: 23,95 €

Бусидо. Кодекс воина

ACT

9,45 € Tavahind: 9,95 €

О скоротечности жизни

Луций Сенека

9,45 € Tavahind: 9,95 €

Исповедь. О жизни. Что такое искусство?

Лев Толстой

18,95 € Tavahind: 19,95 €

О смысле жизни

Виктор Франкл

15,15 € Tavahind: 15,95 €

О счастливой жизни

Марк Аврелий, Сенека, Эпиктет

22,75 € Tavahind: 23,95 €

Ораторское искусство

Цицерон М.

13,25 € Tavahind: 13,95 €

Так говорил Заратустра. Ecce homo. Антихрист. Сумерки идолов. Веселая наука

Фридрих Ницше

47,45 € Tavahind: 49,95 €

Бог создал целые числа. Математические открытия, изменившие историю

Хокинг С.

30,35 € Tavahind: 31,95 €

Смысл любви

Владимир Соловьев

9,45 € Tavahind: 9,95 €

О подражании Христу

Фома Кемпийский

4,99 € Tavahind: 8,95 €

Шамбала

Николай Рерих

9,45 € Tavahind: 9,95 €

Реферат на тему Человек в поисках смысла жизни.

Виктор Франкл

Оглавление
Введение……………………………………………………………………………………….…3
2. Прибывание в концентрационном лагере……………………………………………………4
2.1 Три фазы душевной реакции…………………..……………………………..………..…..4
2.2 Первая фаза………………….……….………………………………………..………..…..4
2.3 Вторая фаза………………….………………….……………………………..………..…..4
2.4 Третья фаза………………….………………….………………………………………..…..9
3. Проблема смысла жизни по Франклу………..………………………………..……………11
3.1 Что для человека смысл жизни……………..……………………………..………………11
3.2 Потеря смыслов…………………..…………..…………………………………………….12
3.2 Свобода выбора человека………………………………………………………..………….12
Заключение………………………………………………………………………………………14
Список используемой литературы…………………..……………………………………..….15

Введение

Франкл родился в Вене, в еврейской семье гражданских служащих. Со стороны матери — внучатый племянник пражского прозаика и поэта Оскара Винера (1873—1944). В юном возрасте проявил интерес к психологии. Дипломную работу в гимназии посвятил психологии философского мышления. После окончания гимназии в 1923 г. изучал медицину в Венском университете, где позднее выбрал специализацию в области неврологии и психиатрии. Особо глубоко изучал психологию депрессий и самоубийств. Ранний опыт Франкла формировался под влиянием Зигмунда Фрейда и Альфреда Адлера, однако впоследствии Франкл отойдёт от их воззрений.

В 1924 году стал президентом школы Sozialistische Mittelschüler Österreich. Работая на этой должности, Франкл создал специализированную программу поддержки для студентов в период получения аттестатов. За время работы Франкла в этой роли не было отмечено ни одного случая самоубийств среди венских студентов. Успех программы привлек внимание Вильгельма Райха, который пригласил Франкла в Берлин.

В 1933—1937 гг. Франкл возглавлял так называемый Selbstmörderpavillon, отделение по предотвращению самоубийств одной из Венских клиник. Пациентами Франкла стало свыше 30 тыс. женщин, подверженных риску самоубийства. Однако с приходом к власти нацистов в 1938 г. Франклу запретили лечить арийских пациентов по причине его еврейского происхождения. Франкл занялся частной практикой, а в 1940 г. возглавил неврологическое отделение Ротшильдской больницы, где также работал нейрохирургом. В тот период это была единственная больница, куда допускали евреев. Благодаря усилиям Франкла нескольких пациентов удалось спасти от уничтожения в рамках нацистской программы эвтаназии.

25 сентября 1942 г. Франкл, его жена и родители были депортированы в концентрационный лагерь Терезиенштадт. В лагере Франкл встретил доктора Карла Флейшмана, который на тот момент вынашивал план по созданию организации психологической помощи вновь прибывающим заключённым. Организовать выполнение этой задачи он поручил Виктору Франклу, как бывшему психиатру.

Всё своё время пребывания в концлагере Франкл посвятил врачебной деятельности, которую он, конечно же, держал втайне от СС. Вместе с другими психиатрами и социальными работниками со всей Центральной Европы он оказывал заключённым специализированную помощь. Задача службы состояла в преодолении первоначального шока и оказании поддержки на начальном этапе пребывания.

2. Прибывание в концентрационном лагере.

2.1 Три фазы душевной реакции

Условия были выжить просто выжить, еще спасти товарища, вычеркнуть его их списка (заменить в большем случае) н другого человека, но все таки выжить любой ценой. Были «капо» — доверенные лица руководства лагеря. Жестокие и готовые на все ради того чтобы выжить, на предательство, кражу и обман. Они имели фиксированные купоны. ( 50 пфеннингов = 6 сигарет = 6 супов)

Не было имен и были только номера и человек попадая в лагерь мог взять вымышленное имя и профессию, как многие и делали.

Были подарки — премиальные купоны на них можно было купить сигареты а сигареты можно было обменять на суп, а суп давал шанс на реальную отсрочку голодной смерти.

Три фазы душевной реакции:
период, сопровождающий прибытие в лагерь;
период глубокого погружения в лагерную жизнь;
и период, следующий за освобождением.

2.2 Первая фаза душевной реакции

Симптом, характерный для первой фазы — это шок. При некоторых обстоятельствах шок может даже предшествовать формальному попаданию в лагерь. Вкратце, это надежда человека на помилование, выстраивание иллюзий. Когда человек испытывает эмоции и ему сопутствуют переживания. Со временем шок и ужасы притупляются и становится нормой.

2.3 Вторая фаза душевной реакции

Наблюдается относительная апатия, в которой происходит нечто вроде эмоциональной смерти. (примеры по убору фекалий и удалению гангрены на ногах у мальчика)
Апатия, главный симптом второй фазы, была необходимым механизмом самозащиты. Окружающая действительность затуманивалась, и все усилия и эмоции были сосредоточены на одной задаче: сохранить свою жизнь и жизнь друзей. Обычно можно было услышать, когда вечером после работы нас вели в лагерь, как кто-нибудь со вздохом облегчения произносил: «Слава Богу, еще один день прошел!»
Можно легко понять, что такое состояние напряжения, соединенное с постоянной необходимостью сосредоточиться на задаче остаться в живых, низводило внутреннюю жизнь заключенного до примитивного уровня. Некоторые из моих коллег в лагере, знакомые с психоанализом, часто говорили о «регрессии» узников — возврате к более примитивной форме душевной жизни. Их желания и надежды ярче всего проявлялись во сне..
Что чаще всего снится заключенному? Хлеб, печенье, сигареты и хорошая горячая ванна. Из-за недоступности этих простых вещей наяву, заключенный искал исполнения желаний во сне. Насколько полезны эти сны — другой вопрос: сновидцу приходится пробуждаться от них к реальности лагерной жизни и жестокому контрасту между ней и иллюзиями сна.
«Я никогда не забуду, как однажды ночью я был разбужен стонами соседа, который метался во сне, явно из-за какого-то ужасного кошмара. Так как я всегда испытывал особую жалость к людям, страдающим кошмарами, то решил разбудить беднягу. Внезапно я отдернул руку, уже протянутую к его плечу, испугавшись того, что я чуть-чуть не совершил: в этот момент я совершенно ясно осознал, что никакой сон, даже самый страшный, не может быть так ужасен, как окружающая нас действительность лагеря, к которой я его чуть было не вернул. »
В лагере царила еще и «культурная спячка». Было два исключения: религия и политика. О политике говорили повсюду и почти непрерывно; обсуждения были основаны в основном на слухах, которые быстро и жадно подхватывались и передавались друг другу.
Тяга заключенных к религии, если она у них возникала, бывала невероятно искренней. Глубина и сила религиозной веры часто удивляла и трогала новоприбывших. Самыми впечатляющими в этом отношении были импровизированные молитвы и богослужения в уголке барака или в темном кузове запертого грузовика для скота, в котором нас, усталых и замерзших, везли с дальних рабочих участков.
Несмотря на вынужденную физическую и умственную примитивность лагерной жизни, духовная жизнь могла стать даже глубже. Люди с тонкой чувствительностью, которые привыкли к напряженной интеллектуальной жизни, могли испытывать сильные страдания (они часто бывали хрупкого сложения), но потери их внутреннего Я были меньше. Они могли найти прибежище от окружающего кошмара в богатой внутренней жизни и духовной свободе. Только так можно объяснить явный парадокс: некоторые заключенные, которые совсем не выглядели крепкими, часто выживали в лагерных условиях успешнее, чем здоровяки.
«Я осознал величайший из секретов, которыми могут поделиться поэзия, мысль и вера: спасение человека происходит через любовь и в любви. Я понял, что человек, у которого ничего не осталось на этом свете, все еще может познать блаженство, хотя бы только на короткое мгновение, в мысленном общении со своими любимыми. В состоянии крайней безысходности, когда человек не может выразить себя в какой-нибудь полезной деятельности, когда его единственное достижение — это достойно переносить свои страдания, — даже в таком положении человек может, через полное любви размышление о близком человеке, выразить себя.» Такой подъем внутренней жизни давал заключенному убежище от пустоты, отчаяния и духовной бедности его существования, позволяя ему спасаться в прошлом.
В концлагере было и искусство, стихи песни и выступления. Это помогало забыться. Так же юмор был еще одним оружием души в борьбе за самосохранение.
Без страдания и смерти человеческая жизнь не может быть полной.
Латинское слово finis имеет два значения: одно — конец или финиш; другое — цель, которую надо достичь. Человек, который не знал конца своего «условного существования», не был способен стремиться к конечной цели в жизни. Он переставал жить для будущего, в противоположность человеку в нормальных условиях. Поэтому изменяется вся структура его внутренней жизни; появляются признаки распада, известные нам из других сфер жизни.
Человек, который позволяет себе опуститься потому, что не может видеть никакой будущей цели, оказывается занятым мыслями о прошлом. Мы уже говорили о тенденции смотреть в прошлое в другом аспекте — когда это помогает сделать настоящее, со всеми его ужасами, менее реальным. Но в отвлечении от реальности имеется определенная опасность. Тогда человеку легко упустить ряд случаев, позволяющих сделать из лагерной жизни нечто позитивное, а такие случаи действительно представлялись.
Варьируя это высказывание, можно сказать: большинство людей в концлагере считали, что реальные возможности в жизни уже позади. И все же на самом деле была такая возможность, и был брошен вызов. Можно было одержать духовную победу, обратив лагерное существование во внутренний триумф, или можно было пренебречь вызовом и просто прозябать, как делало большинство заключенных.

Заключенный, который потерял веру в будущее — свое будущее — обречен. С потерей веры он теряет также и духовную стойкость; он позволяет себе опуститься и стать объектом душевного и физического разложения. Как правило, это происходит совершенно внезапно, в форме кризиса, симптомы которого очень хорошо знакомы опытному узнику лагеря. Мы все страшились этого момента — не у себя, что было бы бессмысленно, но у наших друзей. Обычно это начиналось так: однажды утром заключенный отказывался одеться, умыться и выйти на площадь для построения. Ни просьбы, ни удары, ни угрозы не производили никакого эффекта. Он просто лежал, почти не шевелясь. Если этот кризис сопровождался болезнью, он отказывался перейти в больничный барак или сделать хоть что-нибудь, чтобы себе помочь. Он просто сдавался. Он оставался лежать в собственных нечистотах, и его ничего больше не волновало.
Однажды я наблюдал трагическое проявление связи между потерей веры в будущее и этим опасным отказом от всяких усилий жить. Ф., мой старший надзиратель, очень известный композитор и либреттист, однажды тайно признался мне: «Я хочу рассказать вам кое-что, доктор. У меня был странный сон. Голос сказал мне, что я могу спросить о чем-нибудь; что я должен только сказать, что я хотел бы узнать, и на все вопросы я получу ответ. Что, по-вашему, я спросил? Я хочу знать, когда для меня кончится война. Вы понимаете, доктор, просто для меня! Я хотел узнать, когда мы, наш лагерь, будет освобожден и наши мучения кончатся.»
«И когда у вас был этот сон?» — спросил я.
«В феврале 1945-го» — ответил он. Было начало марта.
«И что ответил голос в вашем сне?»
Он украдкой шепнул: «30-го марта. »
Когда Ф. рассказал мне свой сон, он был все еще полон надежды и уверен, что голос во сне сказал ему правду. Но когда обещанный день стал приближаться, то по вестям с фронта, которые доходили до нашего лагеря, стало ясно, что навряд ли наш лагерь будет освобожден к обещанному сроку. 29-го марта Ф. внезапно заболел, сильно поднялась температура. 30-го марта, когда, по предсказанию, война и страдания для него должны были кончиться, у него начался бред, и он потерял сознание. 31-го марта он скончался. Внешне все выглядело, будто он умер от тифа.
Настоящая причина гибели моего друга — то, что ожидаемое освобождение не наступило, и он был глубоко разочарован. Сопротивляемость его тела дремавшей в нем тифозной инфекции резко понизилась. Вера в будущее и воля к жизни были парализованы, и тело стало жертвой болезни — и таким образом голос в его сне в конце концов оказался прав, его мучения кончились.
Это наблюдение и выводы из него согласуются еще с одним фактом, к которому привлек мое внимание наш главврач. Смертность в лагере в течение недели между Рождеством 1944 г. и Новым Годом 1945 г. сильно подскочила по сравнению с обычной. По его мнению, объяснение этого резкого скачка не в ухудшении питания или условий работы, и не в изменении погоды или во вспышке эпидемии. Он произошел просто потому, что большинство заключенных жило наивной надеждой вернуться домой к Рождеству. Когда приблизилось Рождество и не появилось никаких ободряющих известий, мужество их покинуло, и их охватило разочарование.Это оказало опасное влияние на их сопротивляемость, и многие из них умерли.
Что было действительно необходимо — это коренное изменение нашего отношения к жизни. Мы должны были научиться, и более того, учить отчаявшихся людей, что на самом деле имеет значение не то, что мы ждем от жизни, а то, что жизнь ожидает от нас. Нам нужно было перестать спрашивать о смысле жизни, а вместо этого понять, что жизнь задает вопросы нам, ставит задачи — ежедневно и ежечасно. Наш ответ должен состоять не в разговорах и размышлениях, а в правильных поступках и правильном поведении. В конечном счете жить означает брать на себя ответственность за выбор правильного ответа на проблемы жизни, и выполнять задачи, которые она постоянно дает каждому человеку.
Эти задачи, и следовательно, смысл жизни, — разные для разных людей, они меняются от одного момента к другому. Поэтому невозможно определить смысл жизни вообще. На вопросы о смысле жизни никогда нельзя отвечать огульными утвержениями. «Жизнь» не является чем-то абстрактным и неопределенным, это нечто очень реальное и конкретное, и, точно так же, ее задачи реальны и конкретны. Они составляют судьбу человека, которая различна и уникальна у каждого. Ни человека, ни его судьбу нельзя сравнивать с любым другим человеком и любой другой судьбой. Ни одна ситуация не повторяется, и каждая ситуация требует своего ответа. Иногда ситуация, в которой оказывается человек, требует от него изменить свою судьбу действием, поступком. В других случаях для него более благоприятно воспользоваться возможностью выждать — и это может быть лучшей реакцией. Иногда требуется просто принять судьбу как она есть и нести свой крест. Каждая ситуация уникальна, и всегда есть только один верный ответ на нее.
Когда человек понимает, что его удел — страдать, он должен принять это страдание как свою задачу, свою единственную и уникальную задачу. Он должен понять, что даже в страдании он уникален и один во всей вселенной. Никто не может освободить его, или облегчить его страдание, или взять его на себя. Единственная его возможность — решить, как он будет нести свое бремя.
Для нас, заключенных, эти мысли не были теорией, оторванной от реальности. Они были единственными мыслями, которые могли нам помочь. Они удерживали нас от отчаяния, когда казалось, что нет никаких шансов выйти живыми. Давным-давно мы прошли стадию вопросов, в чем смысл жизни, наивные сомнения, когда понимаешь его как достижение каких-то целей путем активного созидания чего-нибудь значительного. Для нас смысл жизни охватывал более широкий круг жизни и смерти, страдания и умирания.
Когда нам открылся смысл страдания, мы перестали мысленно преуменьшать мучения лагерной жизни, пытаясь их игнорировать, или питать ложные иллюзии и поддерживать искусственный оптимизм. Страдание стало для нас вызовом, от которого мы не хотели отворачиваться.
Хрупкие ростки психогигиены, насколько они были возможны в лагере, были и индивидуальными, и коллективными. Индивидуальные психотератевтические усилия часто были родом «жизнеспасительной процедуры». Они обычно были связаны с предотвращением самоубийства. В лагере строго запрещались любые попытки спасти человека, который предпринял самоубийство. Например, нельзя было перерезать веревку, на которой он пытается повеситься. Поэтому важно было предотвратить такие происшествия.
Потом я заговорил о будущем. Я сказал, что если судить хладнокровно, дожить до такого будущего почти нет надежды. Каждый может сам прикинуть, насколько малы его шансы на выживание. Свои собственные шансы я оцениваю как один к двадцати — и это при том, что в лагере пока нет эпидемии тифа. Однако я не собираюсь отказываться от надежды и сдаваться. Потому что ни один человек не знает, что принесет ему следующий день, и даже — следующий час. Даже если нельзя ожидать никаких сенсационных военных событий в ближайшие несколько дней, кто знает лучше, чем мы, с нашим лагерным опытом, как иногда подворачиваются счастливые возможности, совершенно внезапно, по крайней мере для отдельного человека. Например, вас могут неожиданно включить в особую группу с исключительно хорошими условиями работы — «везение» заключенного могло быть именно такого рода.

2.4 Третья фаза душевной реакции

Третья стадия душевных реакций заключенных: их психологии после освобождения. На языке психологии то, что происходило с освободившимися заключенными, можно назвать «деперсонализацией». Все выглядело нереальным, неправдоподобным, как во сне. Мы не могли поверить, что это наяву. Тело не так склонно к торможению, как мозг. Оно с первого дня стало пользоваться свободой как следует. Оно начало жадно есть, часы и дни напролет, захватив иногда полночи. Поразительно, как много можно съесть!
Дорога, которая вела от острого душевного напряжения последних дней в лагере к душевному спокойствию, конечно, вовсе не была гладкой. Неверно считать, что освободившийся заключенный больше не нуждается в душевной помощи. Мы должны помнить, что человек, так долго находившийся под огромным душевным гнетом, несомненно находится в некоторой опасности, особенно потому, что этот гнет был сброшен сразу. Эта опасность (в смысле психологической гигиены) является психологическим двойником кессонной болезни. В течение этой психологической фазы можно наблюдать, как люди с более примитивной натурой не могут избавиться от влияния жестокости, которая окружала их в лагерной жизни.
«У меня до сих пор перед глазами стоит заключенный, который закатал рукава, поднес правую руку к моему носу и закричал: «Пусть эта рука будет отрублена, если я не покрою ее кровью в первый же день, когда вернусь домой!» Я хочу подчеркнуть, что это был вовсе не злой по природе человек. Он всегда был хорошим товарищем — и в лагере и после.»
Кроме искажения морали, вызданной резким освобождением от душевного гнета, было еще два фундаментальных переживания, которые угрожали испортить характер освободившегося заключенного: горечь и разочарование, когда он возвращался к своей прежней жизни.
Когда мы старались внушить человеку в лагере душевное мужество, мы старались показать ему в будущем то, ради чего стоит стремиться выжить. Ему надо было напомнить, что жизнь еще ждет его, что какое-то человеческое существо дожидается его возвращения. Оказалось, что многих никто уже не ждал. Горе тому, кто узнавал, что человека, само воспоминание о котором питало его мужество в лагере, больше нет! Горе тому, кто едва дождавшись дня, по которому он так тосковал, обнаруживал, что этот день совсем не так радостен, как он ему снился! Он садился в трамвай, подъезжал к дому, который годами видел в своем воображении, нажимал на кнопку звонка, о чем он страстно мечтал тысячи раз — и только для того, чтоб убедиться, что человека, который должен был открыть ему дверь, тут нет — и никогда больше не будет.

3. Проблема смысла жизни по Франклу..

3.1 Что для человека смысл жизни.

Поиск каждым человеком смысла является главной силой его жизни, а не «вторичной рационализацией» инстинктивных влечений. Смысл уникален и специфичен потому, что он должен быть и может быть осуществлен только самим вот этим человеком и только тогда, когда он достигает понимания того, что могло бы удовлетворить его собственную потребность в смысле.
Стремление к поиску и реализации человеком смысла своей жизни Франкл рассматривает как врожденную мотивационную тенденцию, присущую всем людям и являющуюся основным двигателем поведения и развития личности. Из жизненных наблюдений, клинической практики и разнообразных эмпирических данных Франкл заключает, что для того, чтобы жить и активно действовать, человек должен верить в смысл, которым обладают его поступки.
Вопрос о том, как человек находит свой смысл, является ключевым для практики логотерапии. Франкл подчеркивает, что смыслы не изобретаются, не создаются самим индивидом; их нужно искать и находить. Найти смысл — не конечная цель человека. Нужно еще осуществить его. Франкл характеризует стремление, порождаемое смыслом, в отличии от влечения, порождаемого потребностями, как то, что требует постоянного принятия индивидом решения.
Но смысл человек именно находит, это не вещь которую можно дать и человек будет ей пользоваться, это кое что больше. Так же его нельзя создать или выдумать.
Каждый день и каждый час предлагают новый смысл, и каждого человека ожидает другой смысл. Смысл есть для каждого, и для каждого существует свой особый смысл. Из всего этого вытекает, что смысл, о котором идет речь, должен меняться как от ситуации к ситуации, так и от человека к человеку. Однако смысл вездесущ. Нет такой ситуации, в которой нам бы не была предоставлена жизнью возможность найти смысл, и нет такого человека, для которого жизнь не держала бы наготове какое-нибудь дело. Возможность осуществить смысл всегда уникальна, и человек, который может ее реализовать, всегда неповторим
Нормальный человек стремится не к удовлетворению своих влечений и потребностей ради сохранения или восстановления душевного равновесия. Изначально по крайней мере он направлен на осуществление смысла и реализацию ценностей, и лишь в ходе осуществления смысла и реализации ценностей он осуществляет и реализует себя самого. Последнее приходит как следствие, а стремление к нему как к цели делает невозможным ее достижение.
Человек всегда должен стремиться к идеалу, к высшим ценностям так как в итоге он хоть их и не достигнет но все таки будет близок к ним. А если человек стремится и так к «обыденным» ценностям, то он будет ближе именно к ним но их не достигнет. В пример приведем траекторию полета самолета с поправкой на боковой ветер. Когда он вылетает не напрямую к конечной цели, а корректируя свой маршрут прилетает к ней.

3.2 Потеря смыслов.

Итак все таки потеря смысла жизни происходит в ряде случаев:
Потеря смысла жизни может быть вызвана плохими условиями жизни. Когда человек не не находит в себе силы, сдается. Он не находит целей в жизни.
Другой причиной может являтся слишком хорошая жизнь. То есть когда человек добивается всех целей в своей жизни и не видит других задач, которые ему надо решить. Он присыщается всем и это ему надоедает.
Значит если у человека нет смысла жизни, осуществление которого сделало бы его счастливым, он пытается добиться ощущения счастья в обход осуществлению смысла, в частности с помощью химических препаратов. Из это вытекает алкоголизм и наркомания, в лучшем случае. В худшем скоротечная смерть, не обязательно даже самоубийство.
Принцип наслаждения в конечном счете разрушает сам себя. Чем больше человек стремится к наслаждению, тем больше он удаляется от цели. Другими словами, само «стремление к счастью» мешает счастью.

3.3 Свобода выбор человека.

По Франклу свобода выбора — это свобода взять на себя ответственность за свою судьбу, свобода слушать свою совесть и принимать решения о своей судьбе. Это свобода изменяться, свобода от того, чтобы быть именно таким, и свобода стать другим. Франкл определяет человека как существо, которое постоянно решает, чем он будет в следующий момент. Свобода — это не то, что он имеет, а то, что он есть. Принятие такого решения — акт не только свободы, но и ответственности. Свобода, лишенная ответственности, вырождается в произвол. Эта ответственность сопряжена с бременем выбора человеком, какие таящиеся в мире и в нем самом возможности заслуживают реализации, а какие нет. Это ответственность человека за аутентичность его бытия, за правильное нахождение и реализацию им смысла своей жизни. По сути, это ответственность человека за свою жизнь.

Что касается свободы, то она представляет собой свободу по отношению к трем вещам, а именно:
1. По отношению к влечениям.

2. По отношению к наследственности.

3. По отношению к среде.

Первое. Человек обладает влечениями, однако влечения не владеют им. Влечения не исчерпывают его. В сущности, свобода — это как раз свобода по отношению к чему-либо: «свобода от» чего-то и «свобода для» чего-то. Влечения всегда принимаются или отвергаются, они всегда каким-то образом — так или иначе — оформлены. Вся сфера влечений у человека преобразуется под влиянием его духовной установки, так что эта подчиненность сферы влечений формирующим влияниям сферы духовного присуща ей. У человека нет влечений вне свободы и нет свободы вне влечений.
Второе. Что касается наследственности, то серьезные исследования в этой области как раз показали, в какой степени человек обладает в конечном счете свободой и по отношению к своим задаткам. В частности, близнецовые исследования показали, насколько различная жизнь может быть построена на основе тождественных задатков. Вспоминаю однояйцевых близнецов, описанных Ланге, один из которых был хитроумнейшим преступником, в то время как его брат-близнец — столь же хитроумным криминалистом. Врожденное свойство характера — «хитроумие» — было идентичным у обоих, однако само по себе оно нейтрально, то есть не являлось ни пороком, ни добродетелью.
Третье. Что же касается среды, то и здесь обнаруживается, что и она не определяет человека. Влияние среды больше зависит от того, что человек из нее делает, как он к ней относится.
Таким образом, человек — это меньше всего продукт наследственности и окружения; человек в конечном счете сам решает за себя!

4. Заключение.

Таким образом можно сказать, что всегда, в любой ситуации у человека есть цель для продолжении жизни. Она находится в самом человеке. Главное ее найти и тогда появится и смысл.
В какую ситуацию человек не попадал, он должен обращать ее в свое благо. Как это делал Виктор Франкл будучи в концлагере. Главное не пададь духом.
Так же необходимо правильно пользоваться своей свободой, тем более в наш век, когда машины с одной стороны упростили нашу физическую жизнь с другой — усложнили духовную.

Список используемой литературы

Франкл, В.Э. Человек в поисках смысла: Сборник: Пер. С англ. И нем./Общ. Ред. Л.Я. Гозмана и Д.А. Леонтьева; вст.ст. Д.А. Леонтьева. – Москва: Прогресс, 1990. – 372 с.

Утраченные лекции Виктора Франкла о том, как выйти за пределы оптимизма и пессимизма и найти глубочайший источник смысла — маргинал эссе

на странице Миф о Сизифе в 1942 году. «Все остальное… детская игра; мы должны прежде всего ответить на вопрос».

Иногда жизнь задает этот вопрос не как мысленный эксперимент, а как перчатку, брошенную грубой жестокостью жизни.

В том же году молодой венский невролог и психиатр Виктор Франкл (26 марта 1905 г. – 2 сентября 1997 г.) был доставлен в Освенцим вместе с более чем миллионом людей, лишенных основного права самостоятельно ответить на этот вопрос. , вместо этого считается недостойным жизни. Некоторые выживали благодаря чтению. Кто-то через юмор. Некоторые по чистой случайности. Большинство этого не сделало. Франкл потерял мать, отца и брата в результате массовых убийств в концентрационных лагерях. Его собственная жизнь была спасена туго сплетенным спасательным кругом случая, выбора и характера.

Виктор Франкл

Всего лишь через одиннадцать месяцев после того, как он пережил невыживаемое, Франкл поднял элементарный вопрос, лежащий в основе философской притчи Камю, в серии лекций, которые он сам отредактировал в тонкой, мощной книге, опубликованной в Германии в 1946 году, как и он заканчивал Человек в поисках смысла .

Поскольку наша коллективная память всегда склонна к амнезии и стиранию — особенно периодов, отмеченных цивилизационным позором, — эти экзистенциальные вливания здравомыслия и ясной жизнерадостности вышли из печати и вскоре были забыты. Со временем вновь открытые — как и склонность нашей коллективной памяти, когда настоящее подводит нас и мы должны опираться на проверенную жизнью мудрость прошлого — теперь они впервые публикуются на английском языке под названием 9.0011 Да жизни: несмотря ни на что ( публичная библиотека ).

Франкл начинает с рассмотрения вопроса о том, стоит ли жить с учетом центрального факта человеческого достоинства. Отмечая, насколько сильно Холокост разочаровал человечество в самом себе, он предостерегает от пораженческого мышления «конца света», с которым многие отреагировали на это разочарование, но в равной степени предостерегает от «беспечного оптимизма» предыдущих, более наивных эпох, которые еще не столкнулись с этим ужасным цивилизационным зеркалом, отражающим то, что люди способны делать друг с другом. Обе диспозиции, утверждает он, проистекают из нигилизма. В соответствии с утверждением своего коллеги и современника Эриха Фромма о том, что мы можем преодолеть общую лень оптимизма и пессимизма только посредством рациональной веры в человеческий дух, Франкл пишет:

Мы не можем двигаться к какой-либо духовной реконструкции с таким чувством фатализма.

Liminal Worlds Мария Попова. (Доступно в печатном виде.)

Поколения и мириады культурных потрясений до того, как Зэди Смит заметила, что «прогресс никогда не бывает постоянным, всегда будет находиться под угрозой, должен быть удвоен, переформулирован и переосмыслен, если он хочет выжить», Франкл рассматривает, что такое «прогресс» даже означает, подчеркивая центральное место нашего индивидуального выбора в его постоянном пересмотре:

Сегодня каждый порыв к действию порождается знанием того, что нет такой формы прогресса, на которую мы могли бы положиться. Если сегодня мы не можем сидеть сложа руки, то именно потому, что каждый из нас определяет, что и как далеко что-то «продвигается». При этом мы осознаем, что внутренний прогресс фактически возможен только для каждого индивидуума, тогда как массовый прогресс в лучшем случае состоит из технического прогресса, который производит на нас впечатление только потому, что мы живем в технический век.

Настаивая на том, что требуется определенная нравственная сила, чтобы не поддаться нигилизму, будь то пессимистический или оптимистический, он восклицает:

Дайте мне в любое время трезвый активизм, а не этот розовый фатализм!

Насколько непоколебимой должна быть вера человека в осмысленность жизни, чтобы не поколебаться от такого скептицизма. Насколько безоговорочно мы должны верить в смысл и ценность человеческого существования, если эта вера способна воспринять и вынести этот скептицизм и пессимизм?

[…]

Через этот нигилизм, через пессимизм и скептицизм, через трезвость «новой объективности», уже не той «новой», а состарившейся, мы должны стремиться к новому человечеству.

Софи Шолль, которой случай не улыбался так благосклонно, как Франклу, подтвердила это мнение своей настойчивостью в том, что честность и вера в человеческое добро есть источник мужества, когда она мужественно встретила собственную безвременную смерть в руки нацистов. Но хотя Холокост, несомненно, разочаровал человечество, утверждает Франкл, он также бесспорно продемонстрировал, «что человеческое все еще имеет силу… что все это вопрос индивидуального человеческого существа». Оглядываясь назад на жестокость лагерей, он размышляет:

Остался только отдельный человек, человеческое существо — и больше ничего. Все от него отпало за эти годы: деньги, власть, слава; ничто уже не было для него верным: ни жизнь, ни здоровье, ни счастье; для него все было поставлено под вопрос: тщеславие, честолюбие, отношения. Все сводилось к голому существованию. Прожженное болью, переплавлено все несущественное — человек низведен до того, чем он и был в конечном счете: либо членом массы, следовательно, никто не настоящий, значит, действительно никто — безымянный, безымянный. вещь (!), что «он» стал теперь просто арестантским номером; или же он растворился прямо в своем сущностном я.

Иллюстрация Маргарет С. Кук к редкому изданию 1913 года Листья травы . (Доступно в печатном виде.)

С чувством, которое ревет из коридоров истории в великий сводчатый храм вечной истины, он добавляет:

Все зависит от отдельного человека, независимо от того, насколько мало число подобных мыслящие люди есть, и все зависит от каждого человека, через действие, а не пустые слова, творчески воплощающего смысл жизни в реальность в своем собственном бытии.

Затем Франкл переходит к вопросу о том, как найти смысл, когда мир дает нам достаточно причин считать жизнь бессмысленной, — к вопросу о том, как «продолжать жить, несмотря на постоянную усталость от мира». Описывая послевоенный предрассветный золотой век потребительства, которое построило глобальную экономику, постоянно лишая нас чувства смысла и продавая его нам обратно по цене продукта, Франкл сначала опровергает представление о том, что смысл заключается в поиске и приобретении различных удовольствий:

Представим себе человека, приговоренного к смертной казни, которому за несколько часов до казни сказали, что он свободен сам выбирать меню для своего последнего приема пищи. Охранник входит к нему в камеру и спрашивает, что он хочет есть, предлагает ему всякие лакомства; но мужчина отвергает все его предложения. Он думает про себя, что совершенно неважно, напихает он хорошую пищу в желудок своего организма или нет, так как через несколько часов он будет трупом. И даже чувства удовольствия, которые еще можно было бы ощущать в мозговых ганглиях организма, кажутся бессмысленными ввиду того, что через два часа они будут уничтожены навсегда. Но вся жизнь стоит перед лицом смерти, и если бы этот человек был прав, то и вся наша жизнь была бы бессмысленна, если бы мы только стремились к наслаждению и ни к чему другому, желательно к наибольшему удовольствию и высшей степени наслаждения. возможный. Удовольствие само по себе не может придать смысл нашему существованию; таким образом, отсутствие удовольствия не может лишить жизнь смысла, который теперь кажется нам очевидным.

Он цитирует короткое стихотворение великого индийского поэта и философа Рабиндраната Тагора — первого неевропейца, получившего Нобелевскую премию, бывшего собеседника Эйнштейна в размышлениях о науке и духовности и человека, который глубоко размышлял о человеческой природе:

Я спал и мне снилось
что жизнь была радостью.
Я проснулся и увидел
что жизнь это долг.
Я работал — и вот,
долг был в радость.

В соответствии с взглядом Камю на счастье как на моральный долг — результат, который должен быть достигнут не путем прямого стремления, а как побочный продукт подлинной и честной жизни, — Франкл размышляет над поэтической точкой зрения Тагора:

Итак, жизнь в каком-то смысле долг, одно огромное обязательство. И в жизни тоже, конечно, есть радость, но ее нельзя преследовать, ее нельзя «вызвать к жизни» как радость; скорее, оно должно возникнуть спонтанно, и оно действительно возникает спонтанно, как может возникнуть исход: Счастье не должно, не должно и никогда не может быть целью, а только исходом; результат исполнения того, что в поэме Тагора называется долгом… Всякое человеческое стремление к счастью в этом смысле обречено на провал, так как удача может только упасть на колени, но никогда не может быть выследима.

В духе Джеймса Болдуина, повторившего два десятилетия спустя в своем превосходном забытом эссе о противоядии от часа отчаяния и о жизни как моральном долге перед вселенной, Франкл ставит вопрос перед самим собой:

В этот момент он было бы полезно [совершить] концептуальный поворот на 180 градусов, после которого вопрос уже не может быть «Чего я могу ожидать от жизни?» , но теперь может быть только «Что ждет от меня жизнь?» Какая задача в жизни меня ждет?

Теперь мы также понимаем, как в конечном счете вопрос о смысле жизни ставится неправильно, если ставится так, как его обычно ставят: не нам позволено спрашивать о смысле жизни. жизнь — это жизнь, которая задает вопросы, направляет вопросы нам… Мы те, кто должен ответить, должен дать ответы на постоянный, ежечасный вопрос жизни, на насущные «вопросы жизни». Жить само по себе означает не что иное, как подвергаться сомнению; весь наш акт бытия есть не что иное, как отклик — ответственность перед — жизнью. С этой ментальной точки зрения ничто больше не может нас пугать, никакое будущее, никакое явное отсутствие будущего. Потому что теперь настоящее — это все, поскольку оно содержит для нас вечно новый вопрос жизни.

Еще одна иллюстрация Маргарет С. Кук к английскому изданию Leaves of Grass 1913 года . (Доступно в печатном виде.)

Франкл добавляет чрезвычайно важное предостережение — втрое более важное в нашей сегодняшней культуре самопровозглашенных гуру, демагогов самопомощи и бесконечных подкастов с интервью с состоявшимися людьми, пытающимися выделить универсальный рецепт саморазвития. -актуализация:

Вопрос, который задает нам жизнь, и в ответе на который мы можем осознать смысл настоящего момента, меняется не только от часа к часу, но и меняется от человека к человеку: вопрос совершенно другой в каждый момент для каждого человека.

Итак, мы видим, как слишком просто ставится вопрос о смысле жизни, если только он не ставится с полной конкретностью, в конкретности здесь и сейчас. Спрашивать о «смысле жизни» таким образом кажется нам столь же наивным, как вопрос репортера, берущего интервью у чемпиона мира по шахматам и спрашивающего: «А теперь, мастер, скажите, пожалуйста: какой шахматный ход вы считаете самым удачным?» Лучший?» Есть ли ход, конкретный ход, который мог бы быть хорошим или даже лучшим вне очень конкретной, конкретной игровой ситуации, определенной расстановки фигур?

То, что вытекает из инверсии вопроса Франклом, заключается в том, что так же, как научиться умирать — значит научиться встречать вселенную на ее собственных условиях, научиться жить — значит научиться встречать вселенную на ее собственных условиях — термины, которые меняются ежедневно , ежечасно, на данный момент:

Так или иначе, может быть только одна альтернатива в каждый момент времени, чтобы придать смысл жизни, смысл моменту — так что в любой момент нам нужно только принять одно решение о том, как мы должны ответ, но каждый раз жизнь задает нам очень конкретный вопрос. Из всего этого следует, что жизнь всегда предлагает нам возможность наполнения смысла, поэтому всегда есть вариант, что она имеет смысл. Можно также сказать, что наше человеческое существование можно сделать осмысленным «до самого последнего вздоха»; пока у нас есть дыхание, пока мы все еще в сознании, каждый из нас несет ответственность за ответы на вопросы жизни.

Искусство из английского издания Маргарет С. Кук 1913 года Leaves of Grass . (Доступно в печатном виде.)

В этой симфонической прелюдии Франкл достигает сути того, что он открыл о смысле жизни в своем столкновении со смертью — центральном факте бытия, к которому пришли многие глубочайшие провидцы человечества. тем или иным путем: от Рильке, который так страстно настаивал на том, что «смерть является нашим другом именно потому, что она приводит нас в абсолютное и страстное присутствие со всем, что здесь есть, что естественно, что есть любовь», до физика Брайана Грина, который так поэтически вложил наш поиск смысла в нашу смертность в самый элементарный факт вселенной. Франкл пишет:

Тот факт, и только тот факт, что мы смертны, что наша жизнь конечна, что наше время ограничено, а наши возможности ограничены, — это то, что придает смысл делать что-то, использовать возможность и создавать это стало реальностью, чтобы выполнить его, использовать наше время и занять его. Смерть заставляет нас сделать это. Следовательно, смерть образует фон, на котором наш акт бытия становится ответственностью.

[…]

Смерть — значимая часть жизни, как и человеческие страдания. И то, и другое не лишает существование человека смысла, а в первую очередь делает его осмысленным. Таким образом, именно уникальность нашего существования в мире, невозвратность нашей жизни, невозвратность всего того, чем мы ее наполняем — или оставляем неисполненным, — придает смысл нашему существованию. Но не только уникальность отдельной жизни в целом придает ей значение, но и уникальность каждого дня, каждого часа, каждого мгновения, представляющего нечто такое, что отягощает наше существование тяжестью ужасного и в то же время такого прекрасного. обязанность! Каждый час, требования которого мы не выполняем или выполняем вполсилы, этот час утрачивается, утрачивается «на всю вечность». Наоборот, то, что мы достигаем, ловя момент, раз и навсегда спасается в реальность, в реальность, в которой оно лишь внешне «отменяется», становясь прошлым. По правде говоря, он действительно был сохранен, в смысле сохранен. Быть в этом смысле, пожалуй, даже самая безопасная форма бытия. «Бытие», реальность, которую мы таким образом спасли в прошлом, больше не может быть повреждена преходящестью.

В оставшейся части стройного и великолепного Да жизни Франкл продолжает исследовать, как несовершенство человеческой природы увеличивает, а не умаляет значимость нашей жизни, и что это значит для нас нести ответственность за свое существование. Дополните его Мэри Шелли, написавшей два века назад о раздираемом пандемией мире, о том, ради чего стоит жить, Уолтом Уитменом, размышляющим над этим вопросом после паралитического удара, и животворящим космическим противоядием от страха смерти от астрофизика и поэтессы Ребекки. Элсон, а затем вернуться к Франклу о юморе как спасательном пути к здравомыслию и выживанию.

Виктор Франкл вдохновляет читателей сказать жизни «да»

Beacon Press

Виктор Франкл вдохновлял целые поколения читателей с тех пор, как в 1946 году он впервые опубликовал основополагающую книгу «Человек в поисках смысла». В ней психиатр описывает свой опыт в нацистском лагере смерти Освенцим и то, как ему и другим заключенным удалось сохранить надежду, порядочность и причины жить перед лицом невообразимого ужаса.

Теперь есть недавно опубликованная книга сочинений Франкла, впервые переведенная на английский язык, под названием Да жизни: несмотря ни на что . Основываясь на трех публичных лекциях, которые Франкл прочитал в Вене после того, как его освободили из тюрьмы, это еще раз объясняет его понимание того, что целью жизни должно быть не счастье, а целеустремленность — ключевой столп благополучия, убедительно утверждал он.

Далее следует введение в «Да жизни » Дэниела Гоулмана, психолога и автора бестселлера 1995 года « Эмоциональный интеллект ». Он предлагает прекрасное изложение философии Франкла и поясняет, почему она так же актуальна сегодня, как и в 19 веке.46. ​​

Введение:

Сказать жизни «да» Дэниел Гоулман

Это маленькое чудо, что эта книга существует. Лекции, лежащие в ее основе, были прочитаны в 1946 году психиатром Виктором Франклом, всего через девять месяцев после освобождения из трудового лагеря, где незадолго до этого он находился на грани смерти. Лекции, отредактированные Франклом в виде книги, были впервые опубликованы на немецком языке в 1946 году венским издателем Францем Дойтике. Том вышел из печати и был в значительной степени забыт, пока другой издатель, Бельц, не восстановил книгу и не предложил переиздать ее. Да жизни: несмотря ни на что никогда ранее не публиковался на английском языке.

В течение долгих лет нацистской оккупации аудитория лекций Виктора Франкла, опубликованных в этой книге, изголодалась по моральным и интеллектуальным стимулам, которые он им предлагал, и остро нуждалась в новых этических координатах. Холокост, в результате которого миллионы людей погибли в концентрационных лагерях, стал жертвой родителей Франкла и его беременной жены. Тем не менее, несмотря на эти личные трагедии и неизбежную глубокую печаль, которую эти потери принесли Франклу, он смог представить эти страдания в перспективе, которая вдохновила миллионы читателей его самой известной книги 9.0142 Человек в поисках смысла — и в этих лекциях.

Он был не одинок в опустошительных потерях и собственной близкой смерти, но также и в том, чтобы найти основания для обнадеживающего взгляда, несмотря ни на что. Дочь переживших Холокост рассказывает мне, что у ее родителей была сеть друзей, которые, как и они, пережили некоторые из тех же ужасных лагерей смерти, что и Франкл. Я ожидал, что она скажет, что у них пессимистический, если не совсем депрессивный взгляд на жизнь. Но, по ее словам, когда она росла за пределами Бостона, ее родители собирались с друзьями, которые тоже выжили в лагерях смерти, и устраивали вечеринки. Женщины, как говорила моя русская бабушка, «наряжались», наряжались в свои лучшие наряды, наряжались, как на балу. Они собирались на пышные пиры, танцевали и веселились вместе — «наслаждаясь хорошей жизнью при каждом удобном случае», как выразилась их дочь. Она помнит, как ее отец говорил: «Это жизнь» даже при малейших удовольствиях.

Как она говорит: «Они никогда не забывали, что жизнь — это дар, который нацистской машине не удалось отнять у них». Они были полны решимости после всего пережитого ада сказать «Да!» к жизни, несмотря ни на что.

«Тот, у кого есть зачем жить, может вынести почти любое как», — заявил немецкий философ Фридрих Ницше. Франкл принимает это изречение как объяснение стремления к выживанию, которое он заметил у некоторых сокамерников».

Фраза «да жизни», как рассказывает Виктор Франкл, была взята из текста песни, которую иногда пели вполголоса (чтобы не злить охранников) заключенные одного из четырех лагерей, в которых он находился. пресловутый Бухенвальд среди них. Песня имела странное происхождение. Один из первых полководцев Бухенвальда — построен в 19 г.№ 37 первоначально для содержания политзаключенных — приказал написать лагерную песню. Заключенных, часто уже измученных тяжелым трудом и голодом, заставляли петь эту песню снова и снова. Один из выживших в лагере сказал о пении: «Мы вложили всю свою ненависть» в это усилие.

Но для других некоторые тексты выражали надежду, особенно это:

. . . Каким бы ни было наше будущее:
Мы все еще хотим сказать жизни «да»,
Потому что однажды придет время —
Тогда мы будем свободны!

Если узники Бухенвальда, замученные, работающие и почти умершие от голода, могли найти надежду в этих стихах, несмотря на их бесконечные страдания, Франкл спрашивает нас, не должны ли мы, живя гораздо более комфортно, быть в состоянии сказать «да» жить, несмотря ни на что жизнь нам преподносит? Это жизнеутверждающее кредо стало и названием этой книги, посланием, которое Франкл усилил в этих беседах. Основные темы, которые он изложил в своей широко читаемой книге «Человек в поисках смысла », намекают на эти лекции, прочитанные в марте и апреле46, между временем, когда Франкл написал «Мужской поиск » и его публикацией.

Для меня тема Да жизни имеет более личный резонанс. Родители моих родителей приехали в Америку примерно в 1900 году, спасаясь от жестокой ненависти и жестокости, которым подверглись Франкл и другие пережившие Холокост. Франкл начал выступать с этими речами в марте 1946 года, как раз в то время, когда я родился, и само мое существование было выражением неповиновения моих родителей мрачности, свидетелями которой они только что стали, жизнеутверждающей реакцией на те же самые ужасы.

В зеркале заднего вида, представленном более чем семью десятилетиями, реальность, о которой говорил Франкл в этих беседах, давно исчезла, а травмы и надежды поколений следовали одна за другой. Мы, послевоенные дети, были в основном осведомлены об ужасах лагерей смерти, в то время как сегодня относительно немногие молодые люди знают о Холокосте.

Тем не менее, слова Франкла, сформированные испытаниями, которые он только что пережил, сегодня имеют удивительную актуальность.

Основным вкладом Франкла в мир психотерапии было то, что он назвал «логотерапией», которая лечит психологические проблемы, помогая людям найти смысл своей жизни. Он предположил, что вместо того, чтобы просто искать счастья, мы можем искать чувство цели, которое предлагает нам жизнь.

«Наша точка зрения на жизненные события — то, что мы о них думаем, — имеет такое же или даже большее значение, чем то, что происходит с нами на самом деле. «Судьба» — это то, что происходит с нами вне нашего контроля. Но каждый из нас несет ответственность за то, как мы относимся к этим событиям».

Счастье само по себе не является такой целью; удовольствия не придают нашей жизни смысла. Напротив, он указывает, что даже самые темные и безрадостные эпизоды нашей жизни могут быть временем, когда мы взрослеем и обретаем смысл. Он даже утверждает, что чем сложнее, тем более значимыми могут быть проблемы и проблемы. Он отмечает, что то, как мы справляемся с трудностями в жизни, «показывает, кто мы есть».

Если мы не можем изменить свою судьбу, по крайней мере, мы можем принять ее, приспособиться и, возможно, пройти внутренний рост даже посреди неприятностей. Этот подход был частью школы, известной как «экзистенциальная терапия», которая занимается более серьезными жизненными проблемами, такими как борьба со страданием и смертью — со всеми этими проблемами, как утверждал Франкл, лучше справляются, когда у человека есть четкое представление о цели. Экзистенциальная терапия, включая версию Франкла, расцвела, в частности, как часть движения гуманистической психологии, пик которого пришелся на XIX в.70-х годов и продолжалось в последующие десятилетия. Безусловно, прочная линия логотерапии и экзистенциального анализа продолжается и по сей день.

По мнению Франкла, люди находят реализацию своего смысла жизни тремя основными способами. Во-первых, есть действие, такое как создание произведения, будь то искусство или труд любви — то, что переживет нас и продолжает оказывать влияние. Во-вторых, говорит он, смысл можно найти в том, чтобы ценить природу, произведения искусства или просто любить людей; Франкл цитирует Кьеркегора, что дверь к счастью всегда открывается наружу. Третий заключается в том, как человек приспосабливается и реагирует на неизбежные ограничения своих жизненных возможностей, например, на собственную смерть или на ужасную участь, подобную концентрационным лагерям. Короче говоря, наша жизнь обретает смысл благодаря нашим действиям, любви и страданию.

Франкл цитирует конвергентную формулировку раввина Гиллеля почти две тысячи лет назад. Перевод, который я знаю лучше всего, звучит так: «Если я не за себя, то кто за меня? Если я не для других, то кто я? И если не сейчас, то когда?» Для Франкла это означает, что у каждого из нас есть своя уникальная жизненная цель, и что служение другим облагораживает ее. Масштабы и диапазон наших действий имеют меньшее значение, чем то, насколько хорошо мы реагируем на конкретные требования нашего жизненного круга.

Общая нить этих разрозненных слов мудрости сводится к тому, как мы реагируем на жизненные реалии от момента к моменту, здесь и сейчас, раскрывая нашу цель в этике повседневной жизни. Наша жизнь постоянно ставит вопрос о смысле нашей жизни, вопрос, на который мы отвечаем тем, как мы реагируем на жизнь.

Безусловно, Франкл видел и человеческую слабость. Каждый из нас, отмечает он, несовершенен, но несовершенен по-своему. Он также дал положительную оценку этому, заключив, что наши уникальные сильные и слабые стороны делают каждого из нас уникально незаменимым.

—————

В свете повального безумия, охватившего слишком большую часть «цивилизованного» мира во время только что прошедшей великой войны, Франкл почувствовал, что молодое поколение его день больше не имел образцов для подражания, которые давали бы им чувство восторженного идеализма, энергию, которая двигала вперед. Он чувствовал, что молодые люди, ставшие свидетелями войны, повидали слишком много жестокости, бессмысленных страданий и ужасных потерь, чтобы питать позитивный настрой, не говоря уже об энтузиазме.

Годы, предшествовавшие войне и включая ее, отметил он, «полностью дискредитировали» все принципы, оставив нигилистическое представление о том, что сам мир лишен какой-либо субстанции. Франкл спрашивал, как возможно возродить и поддерживать такие понятия, как благородный смысл жизни, которые так бессмысленно были уничтожены потоком лжи.

В другом своевременном озарении Франкл увидел, что материалистический взгляд, согласно которому люди в конечном итоге бездумно потребляют и зацикливаются на том, что они могут купить в следующий раз, олицетворяет, как он выразился, бессмысленную жизнь, когда мы «жраем», не задумываясь. морали. Именно это рвение к потреблению стало сегодня господствующим мировоззрением, лишенным какого-либо большего смысла или внутренней цели.

«Интуитивное понимание Франкла важности цели было подтверждено обширным исследованием. … Данные показывают, что люди, у которых есть жизненная цель, как правило, живут дольше».

Добавьте к этому деградацию человеческого достоинства, вызванную экономической системой, которая за последние несколько десятилетий до выступления Франкла низвела работающих мужчин и женщин до «простых средств», превратив их в «инструменты» для зарабатывания денег. для кого-то еще. Франкл видел в этом оскорбление человеческого достоинства, утверждая, что человек никогда не должен становиться средством для достижения цели.

А еще были концлагеря, где жизни, которые считались достойными смерти, тем не менее использовались как рабский труд до их биологических пределов. Из всего этого — плюс простого факта сговора со злыми вождями — особенно европейские страны были пронизаны коллективным чувством вины. Вдобавок ко всему, Франкл как выживший в лагере остро осознавал, что «лучшие из нас» не возвращаются. Это знание может легко превратиться в калечащую «вину выжившего». Таким выжившим в лагере чудес, как он, пришлось заново учиться тому, как вообще быть счастливым.

Из всех этих оскорблений, направленных на достижение какого-либо смысла, возник внутренний кризис, как чувствовал Франкл, который привел к безутешному мировоззрению нигилистического экзистенциализма — вспомним мрачную послевоенную пьесу Беккета В ожидании Годо , выражение цинизма и безысходность тех лет. Как выразился Франкл, «не должно быть сюрпризом, если современная философия воспринимает мир так, как будто он не имеет субстанции».

Перемотка вперед на семь или более десятилетий вперед. В наши дни различные доказательства свидетельствуют о том, что многие современные молодые люди ставят свое чувство смысла и цели на первое место — развитие событий, которое Франкл не мог предвидеть, учитывая темные линзы, которые ему давали ужасы, которые он только что пережил. Но в наши дни те, кто занимается набором и наймом для компаний, например, сообщают, что больше, чем когда-либо на памяти, новое поколение потенциальных сотрудников избегает работать в местах, деятельность которых противоречит их личным ценностям.

Интуитивное понимание Франкла важности цели было подтверждено многочисленными исследованиями. Например, наличие чувства цели в жизни обеспечивает защиту от плохого здоровья. Данные показывают, что люди с жизненной целью, как правило, живут дольше. Исследователи обнаружили, что наличие цели является одним из столпов благополучия.

«Тот, у кого есть зачем жить, может вынести почти любое как», — заявил немецкий философ Фридрих Ницше. Франкл принимает это изречение как объяснение стремления к выживанию, которое он заметил у некоторых сокамерников. У тех, кто нашел в своей жизни больший смысл и цель, у кого была мечта о том, что они могут внести, по мнению Франкла, было больше шансов выжить, чем у тех, кто сдался.

Здесь имел значение один важный факт. Несмотря на жестокость заключенных со стороны охранников, избиения, пытки и постоянную угрозу смерти, одна часть их жизни оставалась свободной: их собственный разум. Надежды, воображение и мечты заключенных были на их совести, несмотря на их ужасные обстоятельства. Эта внутренняя способность была настоящей человеческой свободой; он видел, что люди готовы голодать, «если у голодания есть цель или смысл».

Урок, который Франкл извлек из этого экзистенциального факта: наша точка зрения на жизненные события — то, что мы из них делаем — имеет такое же или даже большее значение, чем то, что происходит с нами на самом деле. «Судьба» — это то, что происходит с нами вне нашего контроля. Но каждый из нас несет ответственность за то, как мы относимся к этим событиям.

Франкл придерживался этих взглядов на исключительную важность чувства смысла еще до того, как пережил ужасы лагерной жизни, хотя годы, проведенные в заключении, придали ему еще более глубокое убеждение. Когда его арестовали и депортировали в 1941 году, он пришил к подкладке своего пальто рукопись книги, в которой отстаивал эту точку зрения. Он надеялся когда-нибудь опубликовать эту книгу, хотя ему пришлось отказаться от пальто — и от неопубликованной книги — в первый же день в заключении. И его желание однажды опубликовать свои взгляды, наряду с его стремлением снова увидеть своих близких, дали ему личную цель, которая помогла ему удержаться на плаву.

После войны, с этим оптимистичным взглядом на то, чтобы жить, несмотря на жестокость лагерей, Франкл в этих лекциях призывал людей стремиться к «новому человечеству», даже перед лицом их потерь, горя и разочарований. . «То, что является человеческим, — утверждал он, — все еще имеет силу».

Франкл вспоминает, как спрашивал своих студентов, что, по их мнению, придает смысл его собственной жизни. Один студент точно угадал: помочь другим людям найти свое предназначение. Франкл закончил эти лекции — и эту книгу — словами, что вся его цель заключалась в том, чтобы каждый из нас мог сказать жизни «да», несмотря ни на что.

Отрывок из «Да жизни: несмотря ни на что» Виктора Франкла. Авторское право 2020. Выдержка с разрешения Beacon Press.

Доступно на Amazon.com, Bookshop.org (где ваша покупка поддерживает независимые книжные магазины), Barnes & Noble (bn.com) и везде, где продаются книги.

VFI – Вырезки из архивов

VFI – Вырезки из архивов

Большинству людей Виктор Франкл известен как автор книги «Человек в поисках смысла» и основатель логотерапии. Но помимо этих двух аспектов своей личности и жизни Франкл был также известен как философ, мыслитель и внимательный наблюдатель за поведением людей, поведением и тенденциями в обществе. Он не воздерживался от комментариев по проблемам большего масштаба и контекстам вне области психотерапии. Одни называли его «мудрым стариком», другие критиковали. Его точное восприятие позволяло ему выявлять проблемы, касающиеся современного общества, и он чувствовал себя обязанным комментировать их, поскольку они часто составляли благодатную почву, на которой расцветали многие неврозы. На этой веб-странице вы можете ознакомиться со множеством оригинальных комментариев, сделанных Франклом на протяжении многих лет по телевидению и в лекционных залах. Наслаждайтесь…

 

НОВАЯ ТЕОРИЯ… прим. 1963 [2:08]

Телеинтервью во время одного из первых лекционных туров Франкла по США.

 

РЕСУРСЫ ВЫЖИВАНИЯ, 1987 [3:57]

Лекция, Южный методистский университет, Даллас, Техас. Франкла об идеях и идеалах, глубинной и «высотной» психологии. Вот его часто цитируемое заключительное заявление, в котором он напоминает американской аудитории о тесной связи между свободой и ответственностью…

 

ДЖЕРРИ ЛОНГ: «Я СЛОМАЛ СВОЮ ШЕЮ, НО ЭТО НЕ СЛОМАЛО МЕНЯ» [6:55]

Одно из редких появлений Франкла вместе с Джерри Лонгом. Г-н Лонг, парализованный ниже шеи после несчастного случая при нырянии в возрасте 17 лет, написал доктору Франклу строки: «Я сломал себе шею, но это не сломало меня». Лонг стал психологом, несмотря на свою тяжелую инвалидность. Он умер в 2004 году.

 

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ [2:40]

Франкл обсуждает различия между логотерапией и взглядами французских экзистенциалистов Сартра и Камю.

 

НАРКОТИКИ: СУБЪЕКТИВНОЕ VS. ОБЪЕКТИВНОЕ ЗНАЧЕНИЕ [4:28]

Одна из главных тем Франкла в 1960-е годы. Преподавая в Гарвардском университете в 1961 году, он был среди немногих, кто выступил против экспериментального использования ЛСД, предложенного доктором Тимоти Лири, заявив, что «свобода — это только одна сторона явления, другой стороной которого является ответственность». (Калифорния, 1968 г.)

 

О ВЕРЕ ПОСЛЕ ХОЛОКОСТА [3:31]

Можно ли верить в бога после Освенцима? Взгляды Франкла отличались от взглядов многих членов его религиозной общины, часто вызывая эмоции и споры. Редкая запись, где он очень четко указывает свою позицию.

 

ВОЛЯ К СМЫСЛУ [3:19]

Вопрос о наличии смысла в жизни когда-то был описан Зигмундом Фрейдом как симптом невроза. Точка зрения Франкла не могла быть более отличной. В этом интервью для канадского телевидения в 1972 году Франкл описывает связь между смыслом жизни и счастьем. (Торонто, 1972 г.)

 

ИНТЕРВЬЮ, САН-ФРАНЦИСКО 1984 / TEIL 1 [9:47]

«Разговор с доктором Франклом», Интервью на 4-м Всемирном конгрессе логотерапии, Сан-Франциско 1984.

 

ИНТЕРВЬЮ, САН-ФРАНЦИСКО 1984 / TEIL 2 [4:26]

«Разговор с доктором Франклом»

 

РЕЛИГИЯ И КОНЕЧНОЕ ЗНАЧЕНИЕ, 1990 [4:09]

В этой записи, сделанной в Южной Африке в 1990 году, Франкл говорит об отношениях между логотерапией и религией. Будучи открытыми для смыслов и ценностей, теории Франкла часто ошибочно истолковывались как религиозные по своей природе. Франкла на эту тему и на то, как можно достичь смысла жизни.

 

МОЛОДЕЖЬ В ПОИСКАХ СМЫСЛА, 1972 [4:22]

Франкл выступает на «Молодежном корпусе Торонто» в 1972 году. Посмотрите на Франкла «в лучшем виде», поскольку он живо объясняет свои теории и даже проводит аналогии с пилотированием самолета – страсть, которую он недавно подхватил.

 

REHUMANIZACION DE LA PSICOTERAPIA [5:14]

Франкл размышляет об использовании стратегий и техник в психотерапии. Несмотря на то, что они выросли во времена «безоговорочной веры в технический прогресс», основная цель логотерапии состоит в том, чтобы вновь ввести человеческое измерение в профессию психотерапевта. Запись дублирована на испанском языке для аргентинского телевидения. (Буэнос-Айрес 1985)

 

ТЕЛЕИНТЕРВЬЮ, БУЭНОС-АЙРЕС, 1985 [3:25]

Какова роль отдельных людей в современном обществе? Выступление на телевидении в Аргентине с доктором Джеронимо Асеведо и доктором Оскаром Оро, основателями первого института логотерапии в Буэнос-Айресе. Франкл часто читал лекции в Аргентине, где логотерапия получила широкое признание. Он также немного освоил испанский язык. Его первое приглашение в Аргентину пришло еще в 1954 году.

 

ÜBER SELBSTTRANSZENDENZ [2:16]

Франкл рассказывает о своей концепции «Самопревосхождения», которую он противопоставляет часто цитируемой «Самоактуализации» (А. Маслоу). По его мнению, самоактуализация не может быть достигнута напрямую. В более поздние годы Маслоу соглашался с ним.

 

DREI WEGE ZUM SINN, 1977 [2:23]

Франкл на австрийском телевидении в 1977 году. На своем родном языке (немецком) он объясняет, как могут быть реализованы смыслы и ценности.

 

Смысл жизни — Самосовершенствование

Представьте, что вас раздевают до нуля (ни имущества, ни одежды, ни свободы) и вы ежедневно страдаете от голода, холода и жестокости. Представьте на мгновение, что вас забрали из дома и бросили в поезд. В этом поезде все набиты багажом. Когда вы прибываете в пункт назначения (после нескольких дней пути с небольшим количеством еды и без душа), все ваши вещи остаются в поезде, и вам приказывают покинуть поезд под дулом пистолета. Потом берут документы (паспорт, удостоверение личности и т.д.), раздевают догола, бреют с ног до головы, а потом дают номер. Это невообразимо, но именно через это прошел Виктор Франкл, как и миллионы других людей.

«Человек в поисках смысла » Виктора Франкла (бывшего профессора неврологии и психиатрии) — одна из самых сильных книг, которые я когда-либо читал . В книге рассказывается о жизни Виктора Франкла в качестве узника концлагеря Освенцим во время Второй мировой войны. Во время своего пребывания в лагере его пытали, избивали, работали на грани смерти, ему не давали достаточно еды или подходящей одежды/обуви при минусовых температурах. Он подвергся нападению паразитов, обморожению пальцев ног и отекам. Он рисует действительно ужасное существование своей повседневной лагерной жизни. Ежедневно вокруг него умирали люди (от болезней и голода) и казнили ни за что. Его мать, отец, брат и жена были убиты в лагерях. Имея все это в виду, как он мог счесть жизнь достойной сохранения?

  Урок 1 – Найдите смысл в страдании и в своей жизни

Несмотря на то, что Франкл жил в чрезвычайно тяжелых условиях и был лишен почти всей своей человечности, он кое-что заметил. Его способность находить смысл даже в самых тяжелых обстоятельствах помогла ему выжить . Он заметил два типа заключенных: тех, кто потерял веру, смысл и надежду на будущее, и тех, кто не потерял. Те, кто смотрел на жизнь как на вызов, который нужно преодолеть, те, у кого было зачем жить, имели больше шансов выжить. Он обнаружил, что в жизни вы можете либо одержать победу на своем опыте, либо проигнорировать вызов и просто исчезнуть. Есть ли у вас сильное почему в вашей жизни? А почему достаточно сильным, чтобы пройти через любые испытания?

В случае с Виктором он думал о будущих лекциях, которые он будет читать, основываясь на своем опыте. При этом его текущий жизненный опыт стал более объективным. Он смотрел на них как на обучающие события. Он считал, «В каком-то смысле страдание перестает быть страданием в тот момент, когда оно обретает смысл».   Для него страдание стало задачей, от которой он не отворачивался. Он принял это и осознал скрытые возможности для достижения. У него была веская причина. Вы ищете причину в сложной ситуации или просто жалуетесь на нее?

Из того, чему он научился во время своего пребывания в концентрационных лагерях, он разработал альтернативную психотерапию под названием Логотерапия. Логотерапия фокусируется на значениях, которые должны быть реализованы в вашем будущем. Это смыслоцентрированная психотерапия, а не ретроспективная или интроспективная. Многие из нас страдают от экзистенциальной фрустрации.  В нашем существовании мы скучаем и без смысла разочаровываемся в жизни . Это может вызвать депрессию, беспокойство и т. д. Логотерапия помогает пациенту найти смысл своей жизни. Поиск смысла человеком может вызвать внутреннее напряжение, но это естественно и необходимо. Борьба за достижение цели — это нормально и естественно. Итак, я должен спросить вас, Какова ваша цель, каково ваше значение?

 

Урок 2. У вас есть выбор

У вас всегда есть выбор. Между стимулом и реакцией есть зазор, и в этом зазоре находится возможность выбирать, как реагировать на любую ситуацию . На вас всегда будут воздействовать внешние силы, которые вы не можете контролировать (дорожное движение, погода и т. д.). Вы можете контролировать эти внутренние силы; Ваш ответ. Никогда не забывайте, что у вас есть свобода выбора своей реакции. Неважно, что жизнь бросает вам на пути, важно, как вы отреагируете на ситуацию . Все дело в вашем отношении к своему существованию.

Вы решаете, какой будет ваша жизнь в следующий момент. Человек способен изменить мир и может изменить себя к лучшему. У вас есть свобода измениться в любой момент. Даже в концлагере, где у тебя нет никакой свободы, ты можешь вести себя как свинья или как святой… что зависит от решений, а не от условий.

Рассмотрим пример из книги. Жена мужчины умерла, и он был в депрессии. Итак, врач спросил его: «А что, если это твоя жена умерла? Она будет страдать, не так ли? Он говорит: «О, да, она хотела бы». Врач говорит: «Хорошо, тогда ты принимаешь на себя страдания вместо нее. Разве это не то, что вы бы предпочли?» Мужчина говорит: «Да, конечно». Это интересный способ взглянуть на страдания. Ситуация изменилась? Нет. Изменилось только отношение старика к ситуации. Это отличный пример того, как кто-то находит смысл в страдании, меняя свою реакцию на обстоятельства. Дело не в вашей ситуации, это ваше отношение к обстоятельствам . Вы можете быть счастливы сейчас с тем, что у вас уже есть, если захотите.

Урок 3. Мы более устойчивы, чем думаем

Медики среди нас первыми усвоили: «Учебники лгут!» Где-то сказано, что человек не может существовать без сна больше установленного количества часов. Совершенно неправильно! Я был убежден, что есть определенные вещи, которые я просто не могу делать: я не могу спать без этого или не могу жить ни с тем, ни с другим. Первую ночь в Освенциме мы спали в кроватях, построенных ярусами. На каждом ярусе (размером примерно от шести с половиной до восьми футов) спали девять человек, прямо на досках. Два одеяла делили на каждых девять мужчин.

Мы не могли чистить зубы, и все же, несмотря на это и сильный дефицит витаминов, наши десны были здоровее, чем когда-либо прежде. Мы должны были носить одни и те же рубашки в течение полугода, пока они не стали выглядеть как рубашки. Целыми днями мы не могли мыться, даже частично, из-за замерзших водопроводных труб, и тем не менее язвы и ссадины на руках, грязных от работы в земле, не гноились (то есть, если не было обморожения).

Мы намного сильнее, чем нам кажется. Всегда можно надавить сильнее и пойти дальше. Пределы человеческого выживания

Урок 4. Возьмите на себя ответственность

Что было действительно необходимо, так это коренное изменение нашего отношения к жизни. Мы должны были учиться сами и, более того, мы должны были учить отчаявшихся людей тому, что на самом деле важно не то, чего мы ожидаем от жизни, а то, что жизнь ожидает от нас. Нам нужно было перестать спрашивать о смысле жизни, а вместо этого думать о себе как о тех, кого жизнь задает вопросы — ежедневно и ежечасно. Наш ответ должен состоять не в разговорах и размышлениях, а в правильном действии и правильном поведении. Жизнь в конечном счете означает принятие на себя ответственности за поиск правильного ответа на свои проблемы и выполнение задач, которые она постоянно ставит перед каждым человеком.

В конце концов, человек не должен спрашивать, в чем смысл его жизни, а скорее должен признать, что спрашивают именно его. Одним словом, каждый человек подвергается сомнению жизнью; и он может ответить на жизнь только тем, что ответит за свою жизнь; на жизнь он может реагировать, только будучи ответственным.

Чрезвычайно сильное заявление. Дело не в том, что жизнь может сделать для вас, а в том, что вы можете сделать для жизни… Это напоминает Кеннеди Кеннеди, не так ли? Спросите: «Что я могу предложить жизни?» Жизнь чего-то хочет от тебя. Найди это.

Урок 5 – Парадоксальное намерение

Еще один аспект, который пытается решить логотерапия, – управление тревогой посредством парадоксального намерения.  Намерься хотя бы на мгновение именно того, чего ты боишься. Как только вы перестаете бороться с навязчивой идеей и вместо этого пытаетесь высмеять ее, обращаясь с ней иронически — применяя парадоксальное намерение, — порочный круг разрывается. Симптом уменьшается. Страх сменяется парадоксальным желанием. Это вызывает небольшую отстраненность и чувство юмора. Умейте смеяться над ситуацией и ее глупостью. Эта техника отдаляет вас от собственного невроза.

Логотерапия основывает свои техники, называемые парадоксальным намерением, на двояком факте: страх вызывает то, чего боятся, и что сверхнамерение делает невозможным желаемое.

Невротик, который учится смеяться над собой, может быть путем к самоконтролю, возможно, к излечению другая судьба.

Судьба каждого человека индивидуальна и уникальна, и ее нельзя сравнивать. Не сравнивайте себя ни с кем другим.

Даже в страданиях он уникален и одинок во вселенной. Его уникальная возможность заключается в том, как он несет свое бремя. Даже когда охранники были для него и окружающих полными монстрами, он думал об образе своей жены.

Но мой разум цеплялся за образ моей жены, представляя его со сверхъестественной остротой. Я слышал, как она мне отвечала, видел ее улыбку, ее откровенный и ободряющий взгляд. Реально это было или нет, но ее взгляд был тогда более сияющим, чем солнце, которое только начинало всходить.

Любовь побеждает все.

Я постиг смысл величайшей тайны, которую должны передать человеческая поэзия, человеческая мысль и вера: спасение человека через любовь и в любви. Я понял, как человек, у которого ничего не осталось в этом мире, все же может познать блаженство, хотя бы на короткое мгновение, в созерцании любимой. В состоянии полного одиночества, когда человек не может выразить себя в положительном действии, когда его единственное достижение может состоять в том, чтобы переносить свои страдания правильным образом — с честью, — в таком положении человек может, через любовное созерцание образа, который он несет, своей возлюбленной, добиться исполнения.

Любовь выходит далеко за рамки физического лица возлюбленного. Оно находит свой глубочайший смысл в его духовном существе, его внутреннем я. Присутствует ли он на самом деле, жив ли он вообще, как-то перестает иметь значение.

Урок 8. Нельзя гнаться за счастьем и успехом

Не стремитесь к успеху. Чем больше вы стремитесь к нему и делаете его мишенью, тем больше вы будете упускать его. За успехом, как и за счастьем, нельзя гнаться; это должно произойти, и это происходит только как непреднамеренный побочный эффект личной преданности делу, более важному, чем он сам, или как побочный продукт подчинения человека другому человеку, чем он сам. Счастье должно случиться, и то же самое относится и к успеху: вы должны позволить этому случиться, не заботясь о нем. Я хочу, чтобы вы послушались того, что приказывает вам делать ваша совесть, и продолжали выполнять это в меру своих знаний. Тогда вы доживете до того, чтобы увидеть, что в долгосрочной перспективе — в долгосрочной, я говорю! — успех будет следовать за вами именно потому, что вы забыли о нем думать. 0003

Урок 9 – Берегите свои воспоминания

Пессимист подобен человеку, который со страхом и грустью наблюдает, что его настенный календарь, из которого он ежедневно отрывает лист, с каждым днем ​​становится все тоньше. С другой стороны, человек, активно набрасывающийся на жизненные проблемы, подобен человеку, который удаляет каждый последующий листок из своего календаря и аккуратно и бережно подшивает его вместе с предыдущими, предварительно сделав несколько дневниковых заметок на обороте. Он может с гордостью и радостью размышлять обо всем богатстве, изложенном в этих заметках, обо всей жизни, которую он уже прожил в полной мере. Какое ему будет дело, если он заметит, что стареет? Есть ли у него причины завидовать молодым людям, которых он видит, или испытывать ностальгию по своей утраченной молодости? Какие у него причины завидовать молодому человеку? За те возможности, которые есть у молодого человека, будущее, которое его ждет?

Нет, спасибо, — подумает он. «Вместо возможностей у меня есть реальность в моем прошлом, не только реальность проделанной работы и любимой любви, но и реальность мужественно перенесенных страданий. Этими страданиями я даже горжусь больше всего, хотя они и не могут вызывать зависти. Урок 10. Истинный смысл жизни чем внутри человека или его собственной психики, как если бы это была замкнутая система. Я назвал эту конститутивную характеристику «самопревосхождением человеческого существования». Это означает тот факт, что быть человеком всегда указывает и направлено на что-то или кого-то, кроме себя самого, будь то смысл, который нужно реализовать, или другое человеческое существо, с которым нужно столкнуться. Чем больше человек забывает о себе — отдавая себя делу служения или любви к другому человеку, — тем человечнее он становится и тем больше он актуализирует себя. То, что называется самоактуализацией, вовсе не является достижимой целью по той простой причине, что чем больше человек будет к ней стремиться, тем больше он ее упустит. Другими словами, самоактуализация возможна только как побочный эффект самопревосхождения.

• Фейсбук
• Твиттер
• Более

Поиск смысла по Виктору Франклу

5 минут

Последнее обновление: 29 мая 2020 г.

Так часто мы сосредоточены на изменении наших обстоятельств, что легко забываем, сколько сил у нас есть, чтобы наслаждаться настоящим, независимо от того, что ждет нас в будущем. . Одним из крупнейших сторонников этой идеи был австрийский невролог и психиатр Виктор Франкл.

В своей книге «Человек в поисках смысла » Франкл описывает события, которые привели его к созданию логопедической терапии. Логопедия — это тип психотерапии, в котором поиск смысла понимается как основная мотивация человека в жизни. Виктор Франкл, много лет находившийся в заключении, считал, что лучшее существование — это существование обнаженным.

После столь долгого заключения, как мог Франкл признать, что жизнь того стоит? Он потерял все, видел разрушенным все, что ему было дорого, страдал от голода, холода, бесконечной жестокости и был близок к смерти. И все же Франкл сумел найти смысл в своем существовании.

«Тот, у кого есть причина жить, почти всегда найдет способ».

-Ницше-

По мнению психиатра, поиск смысла жизни является целью жизни. Как только человек осознает этот факт, он будет стремиться найти других людей в таком же поиске смысла.

Когда наше ощущение существования разочаровывает или не имеет никакого смысла, мы жаждем власти. Мы жаждем власти и удовольствий, и эти желания полностью контролируют наше поведение. Поиск счастья ведь самоцель, что порождает еще большее разочарование.

Как, по словам Виктора Франкла, мы можем изменить наше существование?

Одна вещь, которая приносит нам счастье, — это достижение цели, которую мы перед собой поставили. То, что приносит нам счастье, — это непосредственный поиск счастья. Дверь к счастью открывается наружу, и те, кто пытается ее выбить, оказываются запертыми.

Оптимизм — ключевой элемент идеи Франкла. В его философии жизнь — это череда возможностей, на которые мы должны реагировать. Нужно искать лучший выбор в жизни и работать с тем, что нам дано. Некоторые люди рассматривают наиболее определяющую часть жизни как «что», но Франкл говорит, что наиболее важными частями жизни являются «как».

«Вы верите, что смысл жизни есть не что иное, как страсть, которая однажды наполняет наше сердце, нашу душу и наше тело, а потом горит вечно, до самой смерти? Если мы жили этой страстью, возможно, мы жили не напрасно».

-Sandor Marai-

Стремления Виктора Франкла

Согласно Франклу, любовь — это высшая цель, к которой мы можем стремиться в жизни. Эта фундаментальная вера позволяет нам компенсировать все неудачные усилия, решения или действия в нашей жизни. Для Франкла наибольшее значение придается тому, как люди реагируют на вопросы, которые задает нам жизнь, а не тому, что задают. Счастье — это результат наличия смысла.

Ценности играют фундаментальную роль в теориях Франкла. Ценности, которые особенно важны, включают отношение, творчество и опыт, особенно опыт любви.

Эти значения делают возможным внутреннее путешествие. Отправляясь в это путешествие, мы должны верить в будущее и возможность найти любовь и смысл в нашей личной жизни.

Эта связь между внутренней силой (ценностями, верой, любовью, смыслом) и будущим является связующим звеном, определяющим личность. Это позволяет нам признать себя уникальными существами.

«Оценка себя — отправная точка в поиске смысла».

-Виктор Франкл-

Что Франкл говорит о внутреннем отношении?

Наше внутреннее отношение является результатом нашего личного выбора. Это свобода стать кем угодно. Наше отношение выходит за пределы физических ограничений человека.

Для того, чтобы у людей выработалось наилучшее отношение, Франкл дал ряд фундаментальных учений.

Девять самых важных идей Франкла

• Выбирайте надежду. Мы не всегда можем изменить наши обстоятельства, но мы всегда можем выбрать свое отношение к любой ситуации, которая возникает. Мы не можем изменить ситуацию, мы вынуждены измениться сами.
• Знай, почему. Спроси себя, почему я жив? Каждый день мы должны вставать и спрашивать себя, почему мы встаем и почему мы здесь. «Те, у кого есть «почему», могут терпеть почти любое «как».
• Научись плакать. Слезы не признак слабости. Они исходят из души, которая не боится сломаться. «Не нужно стыдиться слез. Они свидетельствуют о том, что у человека было величайшее мужество, мужество страдать».
• Не соглашайтесь быть частью толпы. Мир перевернулся. Иногда делать то, что делают все остальные, безумно. «Ненормальная реакция на ненормальную ситуацию — это нормально».
• Живите с эмоциями. Мы придаем жизни смысл, отвечая на вопросы, которые она нам задает. Жизнь бросает вызов каждому человеку. Этот человек может ответить только своими действиями.
• Наполните свой день добрыми делами. У доброты есть цель. У нас есть возможность совершать сотни маленьких альтруистических поступков каждый день. Эти действия наполняют нашу жизнь смыслом.
• Смотрите дальше себя. Мы находим истинный смысл, когда выходим за пределы собственных возможностей. Чем больше человек забывает себя, отдавая себя делу или другому человеку, тем больше он растет как личность.
• Почувствуй чужую боль. Страдание болезненно, какой бы неуместной ни казалась чья-то проблема со стороны. В любом случае, сочувствуйте чужой боли, даже если их трагедия не кажется вам такой трагичной.
• Мы можем измениться, даже когда жизнь трудна. Мы можем создать осмысленную жизнь, полную смысла, любви и цели.

«У меня есть своя версия оптимизма. Если я не могу открыть одну дверь, я открываю другую или делаю другую дверь. Что-то чудесное произойдет независимо от того, насколько мрачно настоящее».

-Рабиндранат Тагор-

Это может вас заинтересовать…

5 невероятных жизненных уроков из книги «Человек в поисках смысла» | Пракаш Джоши Пакс

Фото Дариуса Башара на Unsplash

«Человек в поисках смысла» — одна из самых вдохновляющих и влиятельных книг 20-го века. Эта книга долгое время оставалась в списке бестселлеров, было продано более 10 миллионов копий.

В этой книге автор Виктор Э. Франкл пишет о самых ужасных событиях в концентрационных лагерях и о том, как он выжил. Во время своего пребывания там он записал несколько вдохновляющих философий и представил их в виде книги.

Человеческий поиск смысла — это вдохновляющая книга, которая учит нас, найти смысл жизни и жить в соответствии с ним . Это не обязательно дает ответ, но определенно исследует идею смысла жизни.

Вот несколько невероятно ценных жизненных уроков, которые я усвоил, прочитав эту книгу:

Человеческий разум и тело крепче, чем вы или я думаем. В своей книге Франкл рассказывает о своем ужасающем опыте в разных концентрационных лагерях.

Его и его товарищей раздели догола, полностью побрили, у них отобрали и сожгли все документы. У них не было имен, кроме номера, вытатуированного на коже.

Их заставляли работать в суровых условиях. Тем не менее, некоторым из них удалось как-то все вытерпеть, несмотря на все страдания, через которые им пришлось пройти. Франкл, некоторые из его друзей и другие заключенные пережили одни из самых сложных ситуаций, которые когда-либо попадались людям, когда они перемещались по разным концентрационным лагерям.

Жизненный опыт Виктора дает нам наглядный пример того, на что способны наши разум и тело. Мы, человеческий вид, можем буквально адаптироваться и привыкнуть практически ко всему. Если мы сможем выйти за пределы своих возможностей и не выходить из зоны комфорта, мы сможем достичь гораздо большего, чем можем себе представить 9.0003

Одним из наиболее упоминаемых высказываний в этой книге являются слова Фридриха Ницше.

«Тот, у кого есть зачем жить, может вынести почти любое как».

Большинство людей в концлагерях вместе с ним не смогли выжить в тяжелых условиях. Однако Виктор и некоторые из его друзей выжили, потому что у них была какая-то цель.

Виктор надеялся. Он хотел встретиться со своей женой и семьей, когда выйдет из концентрационных лагерей. Он переписывал свою рукопись. Как и его друзья, они определили какую-то цель в своей жизни. Будь то встреча с детьми или членами семьи, укрывшимися где-то далеко, или любое незавершенное задание, которое им нужно было выполнить.

Смысл жизни может различаться от человека к человеку и время от времени. Так что важен не смысл жизни вообще, а смысл жизни в конкретный момент.

Смысл жизни может измениться, но никогда не исчезнет.

Тот факт, что большинство из нас проживает свою жизнь, не зная, что нам действительно нужно делать и какова цель/смысл нашей жизни. Часто люди признают, что у них нет будущего, надежды или смысла жизни. Они продолжают постоянно жаловаться на свою жизнь.

Хотя к поиску смысла жизни нет короткого пути, в своей книге Франкл описывает три способа, которыми может закончиться поиск смысла человеком.

• Создавая или делая что-то (через работу)
• Переживая что-то или встречая кого-то (через любовь)
• По отношению к неизбежному страданию (через страдание)

В большинстве случаев мы склонны избегать страданий . Но страдание — это путь к спасению. Мы учимся на страданиях. Никто никогда ничему не учится на всех этих счастливых, веселых моментах жизни. Страдание/боль — это то, что ведет нас по пути саморазвития.

Люди легко поддаются влиянию окружающей среды, и это правда. Но даже в экстремальных ситуациях мы можем выбирать свое отношение.

Виктор выбирает быть оптимистом и видеть в будущем что-то, ради чего он мог бы жить, когда был в тюрьме. Он наблюдал за людьми, готовыми делиться своим единственным хлебом даже тогда, когда они голодали. Он заметил, что всегда есть порядочные и непристойные люди.

Достойных людей можно найти в любой сфере жизни, хотя их может быть очень мало. Но этого небольшого числа достаточно, чтобы доказать, что у человека есть свобода выбора своего отношения к любой ситуации.

Независимо от того, с какими жизненными ситуациями мы сталкиваемся, у нас всегда есть свобода выбирать свое отношение и оставаться верными нашим ценностям и долгу.

Виктор, переживший ужасы Холокоста, написал эту книгу «Человек в поисках смысла» и заложил основы логотерапии.

Логотерапия была основана на концепции, согласно которой людьми в первую очередь движет желание найти смысл жизни.