Тайна имени тамара: Значение имени Тамара, его происхождение, характер и судьба человека, формы обращения, совместимость и прочее
Тайна имени Тамара :: 2yxa.ru
Виселица
Угадай слово — спаси человечка!
Тайна имени
ЗНАЧЕНИЕ, ПРОИСХОЖДЕНИЕ.
Имя Тамара древнееврейского происхождения, от имени Тамар (финиковая пальма). По другой версии, имя происходит от слова «фамарь», что в переводе с финикийского означает пальма. Того же корня название небольшого южного растения — тамариск.Имя Тамара означает пальма, смоковница, финиковая пальма.Могучее, большое, хорошее и мужественное имя. Аромат томления и сила внушения идут от вибрации этого имени. По своей энергетике оно отличается редкой прямотой и достаточной твердостью. В то же время в нем заметны чувственность и способность к глубоким переживаниям.Имя Тамара, ранее довольно распространенное, резко утратило свою популярность, но на селе еще встречается нередко.
ИМЕНИНЫ, СВЯТЫЕ ПОКРОВИТЕЛИ
Тамара Грузинская, царица, 14 (1) марта, в неделю святых жен-мироносиц.

ЗОДИАК ИМЕНИ.
Скорпион.
ПЛАНЕТА.
Плутон, Марс.
ЦВЕТ ИМЕНИ.
Багровый, темно-красный, бордовый, зеленый, матовый темно-красный, желтовато-коричневый, красный. Наиболее благоприятные цвета — белый и оранжевый.
ИЗЛУЧЕНИЕ.
80%.
ВИБРАЦИЯ
. 102 000 к/с.
КАМЕНЬ-ТАЛИСМАН.
Агат, сердолик, опал, гранат.
РАСТЕНИЕ.
Финиковая пальма, розмарин, клен.
ЖИВОТНОЕ.
Сова, форель.
ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ.
Возбудимость, восприимчивость, общительность, интуиция, гордость, самоуверенность.
ТИП.
Тамара двуедина, для нее характерна врожденная борьба между желаниями и возможностями. Это неврастеничный холерик с неустойчивой нервной системой. Легко разочаровывается, любая неудача выводит ее из себя, доводит до отчаяния. Капризна, плохо владеет своими эмоциями.
ИМЯ И ХАРАКТЕР.
Тома с детства стремится к разнообразию в жизни. Она не может читать толстые книжки, быстро теряет интерес к затянувшейся игре. Это довольно артистичная натура. Ей нравится красоваться перед гостями или перед зрителями. В жизни может изображать из себя образцовую, послушную дочку, подражать любимой артистке. Завидует красоте и нежности подруг. Но свою судьбу она устраивает лучше, чем они. Человек разносторонних интересов. Хорошо развито воображение, характерна мечтательность.Деятельна, любознательна, любопытна, мила и приветлива. Старательна, очень обязательна. Внимательна и заботлива. Великолепно находит общий язык с детьми. Но излишне критична, всегда тянется к лидерству. Ничего изнеженного, манерного или хотя бы нерешительного в Тамаре нет. Тамара сильная женщина, простая, храбрая и властная. Но и грубовата. Для нее типичен самостоятельный и крутой характер. Силой пользуется себе (а иногда и другим) во благо.
СУДЬБА.
Она относится к тем, кто открывает тайны жизни…
ПСИХИКА.
Тамара в серьезных мыслях — тревожна, наедине с собой — легка в волшебных мечтаниях. Довольно вспыльчива, но быстро успокаивается. Она безусловно обаятельна. Это женщина-ребенок, которую хочется охранять и оберегать. Замыкается в себе, если ее жизнь становится слишком трудной. Конфликты возникают из-за ее прямолинейности и напористости. Не признавая никаких препятствий, она считает всех такими же сильными. Присущая ей строгость к себе заставляет ее сдерживать свои чувства и эмоции. Но так недолго дойти и до нервного срыва. Она умеет сострадать чужой беде.
ИНТУИЦИЯ.
Тамара придает интуиции чрезмерное значение. Живет в таинственном мире знаков и предчувствий.
ИНТЕЛЛЕКТ.
Довольно высокий, хотя и несколько приземленный, чуждый абстракциям. Быстрота реакции, активность, восприятие нового без чрезмерной экзальтации и здравый смысл позволяют Тамаре с успехом обеспечивать свое благополучие. Однако стремительность действий иногда приводит к огромным промахам. Память слабая, Тамара забывает обо всем на свете — начиная от зонтика и кончая собственным супругом.
НРАВСТВЕННОСТЬ.
Ей противопоказаны строгие запреты, так как они могут принести вред. Тамара нуждается в любви и нежности.
ЗДОРОВЬЕ.
Не очень крепкое, зависит от психического состояния. Кишечник и половые органы подвержены заболеваниям.
СЕКСУАЛЬНОСТЬ.
Над ней всегда витает образ лермонтовской царицы. Потаенная страсть и требовательное внимание слышатся в этом имени, передавая уверенность чувств и скрытую силу влияния на окружающих. Однако само слово «секс» пугает Тамару. Она не знает и не хочет понимать своих желаний, поэтому нередко имеет дело с партнерами, далекими от идеала. Впрочем, она сама не знает, каков ее идеал и чего она ждет от жизни. Повышенной сексуальностью обладает Тамара Игоревна.
БРАК.
В семье Тамара старается занять место лидера, что может окончиться разводом. Но она не пропадет сама и не даст пропасть своим близким. Бывает, что они злоупотребляют ее энергией и добрыми чувствами. Бюджетом распоряжается экономно, но при покупках для детей не останавливается перед ценой.Может устроить сцену ревности при посторонних со слезами и криками. Счастливый брак возможен с Александром, Борисом, Виталием, Михаилом, Семеном и Юрием. Несчастный — с Вадимом, Игорем, Никитой или Романом.
УВЛЕЧЕНИЯ.
Большая любительница путешествий, охотно знакомится с новыми людьми. Новизну любит во всем. Умеет хорошо готовить. Квартиру содержит в образцовом порядке. Нравится переставлять мебель и обновлять обстановку в квартире.
ПОЛЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.
Тамара одинаково успешно одолевает премудрости не только женских, но и мужских профессий. Если она не найдет себя в творчестве, то все равно ее творческая наклонность отразится на любви к литературе и искусству. Тамара — отличная мать, нежная и преданная жена. Интересуется медициной и дошкольным воспитанием. Она может стать хорошим врачом, водителем, учителем, администратором, бизнесменом.
БИЗНЕС.
Тамаре до всего есть дело. У нее всегда есть деньги. Не надеется на мужа в проблеме материального обеспечения семьи. Она стремится успеть везде и всюду.
ЗНАМЕНИТОСТИ.
Тамара Синявская (род. в 1943 г.). Без преувеличения можно сказать, что природа, наделив ее удивительным голосом, дала шанс, который выпадает одной из миллионов, и Тамара Синявская (что тоже бывает не часто) этим шансом воспользовалась.
поделиться:
Тайна имени
Тайна отчества
Имя+Отчество
Тайные знания | Развлечения
2yxa.ru загрузки топ-разделы
22:37:49
значение имени, именины, день ангела, совместимость, тайна имени
Значение имени Тамара: Имя Тамара традиционно отождествляется с такими синонимичными понятиями, как «пальма» («финиковая пальма»), «смоковница».
Талисман: Финиковая пальма
Цвет: Багряный
Камень: Сердолик
Знак зодиака: Козерог Стрелец Лев
Происхождение имени:
Исследователи утверждают, что имя Тамара произошло либо от древнееврейского женского имени Тамар («финиковая пальма»), либо от финикийского слова «фамарь» («пальма»).
Характер:
Тамара отличается сильным и решительным нравом. При достижении поставленной цели она проявит всю свою изобретательность и расчетливость. Иногда Тамара бывает излишне прямолинейна и даже груба. Она предпочитает заводить только «полезные знакомства». Среди ее друзей достаточно влиятельных людей, которые часто помогают ей разрешать возникающие проблемы.

Нередко Тамара заводит серьезные отношения с женатыми мужчинами, которые беспрекословно выполняют все ее капризы. В законный брак Тома вступает не единожды. Она активно участвует в делах мужа. Лично знакома со всеми его друзьями и коллегами.
Тамара редко становится верной супругой. Ее по-прежнему манят любовные приключения с новыми мужчинами. Если же Тома узнает об измене супруга, то скандала не избежать!
Тамара следит за новинками в моде, часто экспериментирует с собственной внешностью. Длительный шопинг способен улучшить ее настроение. Тамара любит приобретать качественные элегантные вещи, но ее нельзя назвать транжирой, ведь все свои средства она тратит с умом.
14 мая 15 декабря
Наибольшая совместимость: Александр Борис Виталий Глеб Григорий Даниил Зиновий Лев Михаил Юрий
Наименьшая совместимость: Алексей Аркадий Богдан Валерий Геннадий Игорь Максимилиан
TweetПри использовании материалов ставьте ссылку на источник ImDay. ru.
Авраам | Адам | Адриан | Александр | Алексей |
Анатолий | Андрей | Антон | Аристарх | Аркадий |
Арсений | Артемий | Артём | Архип | Афанасий |
Богдан | Борис | Вадим | Валентин | Валерий |
Василий | Вениамин | Викентий | Виктор | Вилли |
Виссарион | Виталий | Владимир | Владислав | Всеволод |
Вячеслав | Гавриил | Галактион | Геннадий | Георгий |
Герасим | Герман | Глеб | Гордей | Григорий |
Давид | Даниил | Денис | Дмитрий | Евгений |
Евдоким | Емельян | Ефим | Захар | Зиновий |
Иван | Игнатий | Игорь | Иларион | Илья |
Иннокентий | Иосиф | Ираклий | Исаакий | Казимир |
Карп | Кирилл | Климент | Кондрат | Константин |
Корнилий | Кузьма | Лев | Леонид | Леонтий |
Лукьян | Макар | Максим | Максимилиан | Марк |
Мартин | Матвей | Мечислав | Мирон | Митрофан |
Михаил | Модест | Моисей | Назар | Наум |
Никанор | Никита | Николай | Нисон | Олег |
Орест | Павел | Памфил | Парамон | Петр |
Платон | Порфирий | Прохор | Рафаил | Роман |
Ростислав | Савелий | Самсон | Самуил | Святослав |
Севастьян | Сергей | Степан | Тарас | Терентий |
Тимофей | Тихон | Трофим | Фаддей | Федор |
Федот | Феликс | Юлиан | Юрий | Яков |
Ярослав |
Агния | Аза | Акулина | Алевтина | Александра |
Алла | Анастасия | Ангелина | Анна | Антонина |
Анфиса | Ариадна | Валентина | Валерия | Варвара |
Василиса | Вера | Вероника | Виктория | Виталина |
Владислава | Галина | Гелена | Гелла | Генриетта |
Гертруда | Глафира | Глория | Грета | Дана |
Дарья | Джульетта | Диана | Дина | Доминика |
Ева | Евгения | Евдокия | Екатерина | Елена |
Елизавета | Зинаида | Зоя | Инна | Ираида |
Ирина | Ия | Калерия | Капитолина | Кира |
Клавдия | Кристина | Ксения | Лариса | Лидия |
Любовь | Людмила | Маргарита | Марианна | Марина |
Мария | Марфа | Мирра | Муза | Надежда |
Наталья | Неонила | Ника | Нина | Нонна |
Оксана | Ольга | Пелагея | Полина | Прасковья |
Раиса | Римма | Светлана | Серафима | Софья |
Сусанна | Таисия | Тамара | Татьяна | Фаина |
Фекла | Харита | Юлия |
«Тамара», Владимир Набоков | The New Yorker
Когда я впервые встретил Тамару — чтобы дать ей имя, совпадающее по цвету с ее настоящим, — ей было пятнадцать, а мне было на год больше. Это было поместье моих родителей в суровой, но красивой местности (черные пихты, белые березы, торфяники, сенокосы и пустоши) к югу от Санкт-Петербурга. Тянулась далекая война. Два года спустя наступил этот банальный deus ex machina, русская революция, из-за которой я удалился от незабываемых пейзажей. На самом деле уже тогда, в июле 1915, туманные предзнаменования и закулисный грохот, горячее дыхание сказочных потрясений воздействовали на современную русскую поэзию, которой я только начинал наслаждаться.
В начале того лета и все предыдущее имя Тамары то и дело всплывало в разных местах нашего поместья и на дядиной земле за рекой. Я находил его нацарапанным на красноватом песке парка, карандашом на побеленной калитке или свежевырезанным на дереве какой-нибудь древней скамейки, словно Мать-природа тайно предупредила меня о существовании Тамары. В тот тихий июльский полдень, когда я обнаружил ее неподвижно стоящей в изумрудном свете березовой рощи (двигались только глаза), она как бы спонтанно зародилась там, среди этих настороженных молодых деревьев, с молчаливой завершенностью мифологического проявления. .
Она убила слепня, которого ждала, чтобы зажечь, и продолжила догонять двух других, менее красивых девушек, которые звали ее. Вскоре с выгодного места над рекой я увидел, как они идут по мосту, цокая аккуратными туфлями на высоких каблуках, все трое засунули руки в карманы темно-синих курток и из-за мух время от времени вскидывая свои украшенные лентами и украшенные цветами головы.
Через день-два я выследил Тамару до скромной дачи, которую снимала ее семья в деревне. Я ехал поблизости на лошади или на велосипеде и с внезапным ощущением ослепительного взрыва (после которого моему сердцу требовалось довольно много времени, чтобы вернуться с того места, где оно приземлилось) встречал Тамару в том или ином месте. плавный изгиб дороги. Но только в августе я набрался смелости, чтобы заговорить с ней.
Сквозь тщательно протертые линзы времени красота ее лица как никогда близка и сияет. Она была небольшого роста и немного полновата, но очень грациозна, с тонкими лодыжками и гибкой талией. Капля татарской или черкесской крови могла быть причиной легкого раскоса ее веселых темных глаз и смуглости ее румяных щек. Легкий пушок, похожий на тот, что встречается на плодах миндальной группы, обрамлял ее профиль тонким ободком сияния. Она обвиняла свои густые каштановые волосы в том, что они непослушны и угнетают, и пригрозила остричь их, и год спустя они действительно были острижены, но я всегда вспоминаю их такими, какими они выглядели сначала, яростно заплетенными в толстую косу, которая была закручена на конце. затылок и завязан там большим бантом из черного шелка. Ее прелестная шея всегда была обнажена, даже зимой в Петербурге, потому что ей удалось добиться разрешения отказаться от удушающего воротника русской школьной формы. Всякий раз, когда она делала забавное замечание или произносила песенку из своего обширного запаса второстепенной поэзии, у нее была самая выигрышная манера раздувать ноздри, слегка фыркая от удовольствия. Тем не менее, я никогда не был уверен, когда она была серьезна, а когда нет.
Рывки ее готового смеха, ее быстрая речь, перекат ее очень увулярного «р», нежный, влажный блеск на нижнем веке, — в самом деле, все ее черты были для меня экстатически очаровательны, но так или иначе, вместо раскрывая ее личность, они имели тенденцию образовывать блестящую завесу, в которую я запутывался каждый раз, когда пытался узнать о ней больше. Когда я говорил ей, что мы поженимся в 1918 лет, как только я закончил Гимназию , она тихо называла меня дураком. Я представил себе ее дом, но смутно. Имя и отчество ее матери — все, что я знал об этой женщине, — имели отношение к купечеству или клерикалу. Ее отец, который, как я понял, почти не интересовался своей семьей, был управляющим большим поместьем где-то на юге.
Осень в том году пришла рано. К концу августа слои опавших листьев навалились по щиколотку. Мы с Тамарой встречались в парке имения моего дяди; он был в Италии, и все это было в нашем распоряжении. Репетитор, заботе которого мы с братом были доверены в том сезоне — безусловно, самом дурацком и пресном из длинной серии — вместо того, чтобы тренировать нас в теннисе и выполнять за нас летнюю школьную работу, прятался в кустах. чтобы шпионить за Тамарой и мной с помощью старой подзорной трубы, которую он нашел на чердаке. Вскоре я положил этому конец, пожаловавшись матери. Не то чтобы я много рассказывал ей о Тамаре, но ей не нравилась мысль, что кто-то шпионит за мной и моим таинственным другом.
Темными дождливыми вечерами я заряжал ацетиленовую лампу своего велосипеда волшебными комочками карбида кальция, заслонял спичку от порывистого ветра и, заточив в стекле белое пламя, осторожно ехал в темноту. Круг света, отбрасываемый моей лампой, выхватывал влажную, гладкую обочину грязной дороги, между ее центральной системой луж и высокой окаймляющей травой. Словно шатающийся призрак, бледный луч петлял по глиняному берегу на повороте, когда я начинал спуск к реке. За мостом, где тропинка между влажными кустами жасмина поднималась на крутой откос, я слезал с велосипеда и толкал его вверх по тропинке. Когда я достигал вершины, мой бледный свет отражался от белого портика с шестью колоннами позади безмолвного дома моего дяди с закрытыми ставнями. Там, в углу этого сводчатого убежища, меня будет ждать Тамара. Я гасил лампу и поднимался по скользким ступеням. В беспокойной ночи столетние липы, окружавшие дом, скрипели и вздымались. Водосточная труба сбоку от крыльца, небольшой водоем, постоянно бурлит. Порой какой-нибудь дополнительный шорох, нарушающий ритм дождя в листве, заставлял ее поворачивать голову в сторону воображаемых шагов, и тогда слабым светом — теперь, несмотря ни на что, подниматься над горизонтом моей памяти. этот дождь — я различал очертания ее лица, но бояться было нечего и некого, и вот она тихонько выдыхала затаившееся на мгновение дыхание, и ее глаза снова закрывались.
С приходом зимы наш безбашенный роман переносится в мрачный Петербург. Мы оказались ужасно лишены лесной безопасности, к которой привыкли. Отели, достаточно тенистые, чтобы принять нас, стояли за пределами нашей смелости, а великая эра припаркованных амуров была еще далека. Скрытность, которая была такой приятной в деревне, теперь стала бременем, но ни один из нас не мог свыкнуться с мыслью о встречах с сопровождающими у нее дома или у меня. Следовательно, мы были вынуждены много скитаться по городу, и этот постоянный поиск какого-то убежища порождал странное чувство бездомности, которое, в свою очередь, предвещало другие, гораздо более поздние и более одинокие скитания.
Мы прогуливали школу. Мы прижались друг к другу на холодных скамейках, предварительно сняв с них сначала опрятное снежное покрывало, а затем наши запорошенные снегом варежки. Мы посещали музеи. Они были сонные и пустынные по будням утрам и термически теплые, в отличие от красного солнца, которое, как раскрасневшаяся луна, висело в восточных окнах. Там мы искали тихие задние комнаты, туманные голландские ледяные пейзажи, на которые никто не смотрел, гравюры, медали, палеографические экспонаты, выставку, рассказывающую Историю книгопечатания, и тому подобные бедняжки. Нашей лучшей находкой, я думаю, была комната, где хранились метлы и лестницы. Эрмитаж, петербургский Лувр, предлагал милые уголки, в каком-то зале на первом этаже, среди шкафов, заполненных скарабеями, и за саркофагом Наны, верховного жреца Птаха. В Русском музее императора Александра III два зала (№ 30 и 31, в его северо-восточном углу), хранящие отталкивающе академические картины Шишкина («Поляна в сосновом лесу») и Харламова («Голова молодого цыгана» ), предлагал немного уединения — из-за нескольких высоких стендов с рисунками — пока одного не поймали. Итак, из этих больших музеев мы перешли в меньшие, вроде Суворовского, где я живо помню самую тихую комнату, полную старых доспехов, гобеленов и рваных шелковых знамен, с несколькими чучелами в париках, в тяжелых сапогах, в зеленых мундирах, охраняющих нас. Но куда бы мы ни пошли, неизменно, через несколько визитов, тот или иной седовласый, мутноглазый, на войлочной подошве служитель вызывал подозрение, и нам приходилось переносить свое исступленное исступление в другое место — в Педагогический музей, в Музей императорских карет. , или в крохотный музей старинных карт, о которых даже не пишут в путеводителях, — и снова выйти на мороз.
Ближе к вечеру мы заняли последний ряд сидений в одном из двух кинотеатров на Невском проспекте, в «Паризиане» и «Пикадилли». Киноискусство развивалось. Морские волны окрасились в болезненно-голубой цвет, и когда они накатили и вспыхнули пеной у черной памятной скалы ( Роше-де-ла-Вьерж , Биарриц — забавно, подумал я, снова увидеть пляж моего космополитического детства), была специальная машина, которая имитировала шум прибоя, производя своего рода размытый свист, который никогда не останавливался на месте сцены, но в течение трех-четырех секунд сопровождал следующую сцену или следующий репортаж — возможно, кинохронику, показывающую оживленную похороны или потрепанные военнопленные с их щеголеватыми похитителями. Как правило, название главной картины представляло собой цитату из какого-нибудь популярного стихотворения или песни и могло быть довольно многословным, например, «Хризантемы больше не цветут в саду» или «Ее сердце было игрушкой в его руках». и «Как игрушка, она сломалась». Женщины-звезды имели низкие лбы, пышные брови, щедро растушеванные глаза. Любимым актером дня был Мозжухин. Один знаменитый режиссер приобрел в подмосковной деревне белокаменный особняк (немного непохожий на дом моего дяди), и он фигурировал в большинстве его картин.
Мозжухин подъезжал к нему на щегольских санях и устремлял стальной взор на огонек в одном из окон, а под натянутой кожей нижней челюсти дергался знаменитый мускул.
Когда музеи и кинотеатры подвели нас, а ночь была юной, нам пришлось исследовать пустыню самого мрачного и загадочного города в мире. Ледяная влага на наших ресницах превратила одинокие уличные фонари в морских существ с призматическими иглами. Когда мы пересекали обширные площади, прямо перед нами с молчаливой внезапностью возникали различные архитектурные фантомы. Мы почувствовали холодный трепет, обычно связанный не с высотой, а с глубиной, как будто у наших ног разверзлась бездна, когда огромные, монолитные столбы из полированного гранита, отшлифованного рабами, отполированного луной и плавно вращающегося в полированном вакууме ночи — возвышается над нами, поддерживая таинственные округлости Исаакиевского собора. Мы остановились как бы на краю этих опасных массивов камня и металла и, сцепившись руками, в лилипутском благоговении вытягивали головы, наблюдая, как на нашем пути встают новые колоссальные видения — десять глянцево-серых атлантов дворца. портик, или гигантская ваза из порфира у железных ворот сада, или та огромная колонна с черным ангелом на вершине, которая не украшала, а захватывала залитую лунным светом Дворцовую площадь.
Тамара потом утверждала, в редкие моменты капризности, что наша любовь не выдержала напряжения той зимы. Появился изъян в наших отношениях, сказала она. За зимой последовала мучительная и мучительная весна, в течение которой ее мать постоянно колебалась между тем, чтобы снова арендовать тот же коттедж, и экономически выгодным проживанием в городе. Наконец, при определенном условии, принятом Тамарой с мужеством русалочки Ганса Андерсена, коттедж был сдан в аренду, и нас тут же окутало славное лето, и вот она, моя счастливая Тамара, на кончиках пальцев ног пытается тянуть вниз по черемуховой ветке, чтобы сорвать ее сморщенный плод, и весь мир и его деревья кружатся в сфере ее смеющегося глаза, и темное пятно, от ее усилий на солнце, образуется под ее поднятой рукой на сырой шантунг ее желтого платья. Мы заблудились в замшелом лесу и купались в сказочной бухте и клялись в вечной любви кронами цветов, которые она, как все русские русалочки, так любила вить, а ранней осенью отправилась в город искать работу (это было условием, поставленным ее матерью), и в течение следующих месяцев я вообще не видел ее, поглощенный разнообразным опытом, который, как я начал думать, должен искать элегантный литератор. . Мало того, что этот опыт и тени вовлеченных очаровательных дам не помогают мне теперь в перекомпоновке моего прошлого, но создают надоедливую расфокусировку, и как бы я ни крутил винты памяти, я не могу вспомнить как мы с Тамарой расстались. Возможно, есть и другая причина такого размытия: мы слишком много раз расставались раньше. Тем прошлым летом в деревне мы расставались навсегда после каждой тайной встречи, когда в текучей черноте ночи, на том старом деревянном мосту между замаскированной луной и туманной рекой, я целовал ее теплые, влажные веки и холодные от дождя глаза. лицом, и сразу после этого вернуться к ней для еще одного прощания — и потом долгий, темный, шаткий подъем в гору домой, мои медленные, с трудом крутящие педали ноги пытаются придавить чудовищно сильную и упругую тьму, которая отказывалась оставаться под землей.
Я помню, однако, с душераздирающей живостью один вечер рокового лета 1917 года (Керенский и его правительство еще взбирались на свой безнадежный холм), когда после зимы непонятной разлуки я случайно встретил Тамару на пригородный поезд. Несколько минут между двумя остановками, в тамбуре качающегося и скрипящего вагона, мы стояли рядом, я в состоянии сильного смущения, сокрушительного сожаления, она поглощала плитку шоколада, методично отламывая маленькие, твердые кусочки материала и разговоры об офисе, где она работала. По одну сторону путей, над голубоватыми болотами, темный дым горящего торфа смешивался с тлеющими обломками огромного янтарного заката. В последний раз я увидел лицо Тамары, когда она на мгновение обернулась на ступеньках, чтобы посмотреть на меня, прежде чем спуститься в пахнущие жасмином сумерки маленькой станции.
Когда в конце года к власти пришел Ленин, большевики немедленно все подчинили удержанию власти, и режим кровопролития, концлагерей и заложников вступил в свое колоссальное русло. В то время многие считали, что можно бороться с бандой Ленина и спасти завоевания Мартовской революции. Мой отец, избранный в Учредительное собрание, которое в своей предварительной форме стремилось предотвратить укрепление Советов, решил остаться как можно дольше в Петербурге, но отправить свою большую семью в Крым, область, которая был еще свободен.
(Его свобода продлилась всего на несколько недель дольше.) Мы ездили на две вечеринки, мы с братом шли отдельно от мамы и младших детей. В нескольких местах долгого пути на юг поезд, включая наш спальный вагон, был захвачен более или менее большевистскими солдатами, которые возвращались домой с фронта. (Одни называли их либо «дезертирами», либо «красными героями», в зависимости от политических взглядов.) Мы с братом считали довольно забавным запираться в своем купе и пресекать все попытки нас побеспокоить. Он был первоклассным актером и сумел сымитировать все симптомы тяжелого тифа, и это выручило нас, когда дверь наконец поддалась.
Ранним утром второго или третьего дня, на остановке, я воспользовался паузой в этих веселых делах, чтобы подышать свежим воздухом. Я осторожно двинулся по переполненному коридору, перешагивая через тела храпящих мужчин, и вышел. Молочный туман висел над перроном безымянной станции — мы были где-то недалеко от Харькова. Я носил гетры и дерби. Трость, которую я нес, предмет коллекционирования, принадлежавший моему прадедушке, была из светлого дерева с красивыми веснушками, а набалдашник представлял собой гладкий розовый шар из коралла, увенчанный золотой короной. Будь я одним из трагических бездельников, притаившихся в тумане на той станционной платформе, где расхаживал взад и вперед хрупкий молодой щеголь, я не устоял бы перед искушением уничтожить его. Когда я собирался сесть в поезд, он дернулся и тронулся; моя нога соскользнула, и моя трость полетела под колеса. У меня не было особой привязанности к трости (на самом деле, я по неосторожности потерял ее через несколько лет), но за мной наблюдали, и огонь подростка amour propre побудил меня сделать то, что я не могу себе представить когда-либо в моем нынешнем состоянии. Я ждал, пока проедет один, два, три, четыре вагона — русские поезда славятся своей медленной скоростью, — и когда, наконец, открылись рельсы, я взял из-под них трость и помчался за величественно удаляющимися бамперами. Крепкая пролетарская рука соответствовала правилам сентиментальной фантастики (а не правилам марксизма), помогая мне карабкаться. Если бы меня оставили, то эти правила могли бы остаться в силе, так как меня подвезли бы к Тамаре, которая к тому времени тоже перебралась на юг и жила менее чем в ста верстах от места того нелепого происшествия.
О ее местонахождении я узнал неожиданно вскоре после прибытия в Южный Крым. Мы жили в окрестностях Ялты. Все место казалось совершенно чужим. Запахи были не русские, звуки были не русские, ослиный рев каждый вечер, когда муэдзин начинал петь с деревенского минарета — стройной синей башни, вырисовывающейся на фоне персикового неба, — был прямо-таки багдадским. И вот я стою на меловой уздечке у мелового русла ручья, где отдельные змеевидные полосы воды тонко золотятся на овальных камнях, — вот я, держу письмо от Тамары. Она писала, что умирает от скуки в крохотной украинской деревушке и интересуется, действительно ли я нахожусь в районе Ялты, как ей написал кто-то оттуда. Я смотрел на крутые горы Яйлы, покрытые до каменистых бровей каракулем темной таврической сосны, на маквисовый участок вечнозеленой растительности между горой и морем, на прозрачно-розовое небо, где сиял застенчивый полумесяц. рядом с одинокой влажной звездой, и вся эта искусственная сцена показалась мне чем-то из красиво иллюстрированного, хотя и печально сокращенного издания «Тысячи и одной ночи». Внезапно я ощутил все муки изгнания. Был, конечно, случай с Пушкиным, — Пушкин, скитавшийся в ссылке здесь, среди этих натурализованных кипарисов и лавров, — но хотя в его романтической лирике мог быть какой-то наводок, я не думаю, что мое возвышение было позой. С тех пор потеря моей страны приравнивалась для меня к потере любви, и во многих отношениях это оказалось самым плодотворным чувством.
Тем временем жизнь моей семьи полностью изменилась. Если не считать нескольких драгоценностей, спрятанных в контейнере из-под талька, мы были совершенно разорены. Но это было очень незначительное дело. Когда местное татарское правительство было сметено новенькой советской властью, мы испытали нелепое и унизительное чувство крайней незащищенности. Зимой 1917-1918 годов и в середине ветреной синей крымской весны рядом с нами ковыляла идиотская смерть. Через день на белой ялтинской пристани (где, как вы помните, дама чеховской «Дамы с собачкой» потеряла свой лорнет среди отдыхающей толпы) расстреливали разных безобидных людей и с гирями, привязанными к ногам, бросали в море крутыми матросами-большевиками, привезенными для этой цели из Севастополя. Мой отец, не безобидный, к этому времени присоединился к нам после некоторых опасных приключений и, в области пульмонологов, переоделся врачом, не меняя имени. (Простой и изящный, как сказал бы о соответствующем шахматном ходе.) Мы жили на неприметной вилле, которую предоставила в наше распоряжение добрая подруга, графиня Софья Панина.
В некоторые ночи, когда слухи о приближающихся убийцах были особенно сильны, мужчины нашей семьи — мой отец, мой брат и я — по очереди патрулировали дом. Тонкие тени листьев олеандра осторожно двигались на морском ветру вдоль бледной стены, словно указывая на что-то с большим видом крадучись. У нас был дробовик и бельгийский автомат, и мы всячески пытались проигнорировать новый указ о том, что любой, кто незаконно владеет огнестрельным оружием, будет казнен на месте.
В один из весенних дней 1918 года, когда розовые облачка цветущих миндальных деревьев оживляли темный склон горы, большевики исчезли, а на смену им пришла непривычно молчаливая немецкая армия. Патриотичные русские разрывались между животным облегчением бегства местных палачей и необходимостью быть обязанными своей отсрочкой иностранному захватчику, особенно тому, кто имел ужасную репутацию, которую имели немцы. Последние, однако, проигрывали войну на Западе и пришли в Ялту на цыпочках, с застенчивыми улыбками и мышиными походками. Патриоту было легко игнорировать эту армию серых призраков, и он игнорировал ее, за исключением нескольких довольно неблагодарных смешков над нерешительными знаками «Держись подальше от травы», появившимися на лужайках в парке. Через пару месяцев немцы, в свою очередь, угасли; Белые просочились с востока и вскоре начали борьбу с Красной армией, наступавшей на Крым с севера. Своего рода дерзкое, лихорадочное веселье, характерное для городов, удерживаемых белыми, вернуло, в вульгаризированном варианте, прелести мирных лет. Кафе сделали прекрасный бизнес.
Однажды утром на горной тропе я вдруг встретил странного кавалера, одетого в черкесский костюм, с напряженным, вспотевшим лицом, выкрашенным в фантастический желтый цвет. Он все яростно дергал свою лошадь, которая, не слушая его, шла по крутой тропе странным, целеустремленным шагом, как человек, раздражённо покидающий вечеринку. Я видел убегающих лошадей, но никогда не видел убегающих, и удивление мое приобрело еще более приятную окраску, когда я узнал в несчастном всаднике актера Мозжухина. На альпийских пастбищах хребта репетировали фильм «Хаджи-Мурат» (по рассказу Толстого о бравом, грубом верховом горном вожде). — Останови этого зверя! — сквозь зубы сказал Мозжухин, увидев меня, но в ту же минуту с могучим звуком хруста и грохота скал сбежались на помощь два настоящих татарина, и я удержался от помощи.
И все эти месяцы, каждый раз, когда мешок с почтой попадал из Украины в Ялту, для меня было письмо от Тамары. Нет ничего более загадочного, чем то, как письма под покровительством невообразимых перевозчиков циркулируют в причудливой неразберихе гражданских войн, но всякий раз, когда из-за этой неразберихи в нашей переписке случался перерыв, Тамара действовала так, как будто ожидала, что доставка будет так плавно, автоматически, как в обычное время, и обвинять меня в том, что я не отвечаю ей, тогда как на самом деле я только и делал, что писал ей и думал о ней все эти месяцы.
Хэппи — романист, сумевший сохранить настоящее любовное письмо, полученное им в юности, в художественном произведении, внедрить его, как пуля в дряблую плоть, и совершенно безопасно там, среди поддельных жизней. Я бы хотел сохранить всю нашу переписку таким образом. Письма Тамары были устойчивым заклинанием сельского пейзажа, который мы так хорошо знали. Как именно, не знаю, но ее школьная проза могла с пронзительной силой вызвать в памяти каждое дуновение сырого листа, каждую осенне-ржавую ветку папоротника в петербургской деревне. «Почему мы чувствовали себя такими радостными, когда шел дождь?» — спросила она в одном из своих последних писем, как бы возвращаясь к чистому источнику риторики. «Куда делся он, весь этот далекий, светлый, милый мир?»
Тамара, Россия, старые сады, переходящие в дикий лес, вид моей мамы, опускающейся на руки и колени, чтобы поцеловать землю каждый раз, когда мы возвращались за город из города в мае — это вещи, которые судьба однажды связала в беспорядке и отброшены, полностью оторвав меня от моего детства. Интересно, однако, много ли можно сказать о более анестезирующих судьбах — скажем, о гладкой, безопасной, провинциальной непрерывности времени с его первобытным отсутствием перспективы, когда в пятьдесят вы все еще живете в том же дощатом доме, в котором вы жили в детстве, так что каждый раз, убирая свой чердак, вы натыкаетесь на одну и ту же стопку старых коричневых школьных учебников, все еще вместе среди более поздних скоплений мертвых предметов, и где летним воскресным утром ваша жена останавливается на тротуаре, чтобы вытерпеть минуту или две эту ужасную, словоохотливую, перекрашенную, связанную церковью женщину МакГи, которая еще в 1915-летняя была хорошенькой озорной Маргарет Энн с мятным ртом и холодными проворными пальцами.
Перелом в моей собственной судьбе дает мне ретроспективный синкопальный удар, который я не пропустил бы ни за какие миры. С тех пор, как я переписывался с Тамарой, тоска по дому стала для меня чувственным и особенным делом. Ныне мысленный образ спутанной травы на Яйле, каньона на Урале или солончака в Приаралье так же мало или так же сильно волнует меня ностальгически и патриотически, как, скажем, Юта, но дайте мне что-нибудь на любой континент, напоминающий питерскую природу, и я твой человек. Что на самом деле означало бы снова увидеть окрестности моего отрочества, я с трудом могу себе представить. Иногда мне кажется, что я прихожу к ним с фальшивым паспортом, под вымышленным именем. Это можно сделать.
Но я не думаю, что когда-нибудь сделаю это. Я мечтал об этом слишком праздно и слишком долго. Точно так же в ту последнюю крымскую зиму я так долго планировал присоединиться к Белой Армии с намерением добраться до Тамары на материке, что Белая Армия перестала существовать к тому времени, как я решился. В марте 1919 года красные прорвались в Северный Крым, и из различных портов началась бурная эвакуация антибольшевистских групп. По стеклянному морю в Севастопольской бухте, под диким пулеметным огнем с берега (большевистские войска только что взяли порт), мы с семьей отправились в Турцию и Пирей на маленьком и ветхом греческом корабле с груз сухофруктов. Я помню, как пытался сосредоточиться, пока мы петляли из бухты, на партии в шахматы с отцом — один из коней потерял голову, а фишка заменила недостающую ладью, — и ощущение отъезда из России было совершенно затмеваемая мучительной мыслью о том, что, красные или не красные, письма Тамары все равно будут приходить, чудесным образом и напрасно, в южный Крым, искать там беглого адресата и слабо порхать, как растерянные бабочки, выпущенные в чужую зону, в неправильная высота, среди незнакомой флоры. ♦
Tamara Jones — IMDb
- Biography
- Awards
- Trivia
IMDbPro
- Actress
Play trailer1
:
13
Dangerous Lessons (2015)
7 Videos
28 Photos
Дочь проповедника и учителя, Тамара из Майами и Миссисипи. Ее первая актерская работа была в рекламе хлопьев Lucky Charms / Star Wars; она играла принцессу Лею. Она была обнаружена Клаудией Блэк из Ford Model и Ками Паттон из CSA в возрасте 10 лет. Тамара училась на актера, певицу и танцовщицу в Нью-Йорке и была одной из лучших детских моделей Форда. Ее первый полнометражный фильм был в «Воспоминаниях о звездной пыли» Вуди Аллена.
сцена в магазине мороженого.
Тамара финансировала свое актерское мастерство успешной модельной карьерой, работая в Париже, Милане, Мюнхене, Токио, Нью-Йорке и Саут-Бич. Ее снимали четыре режиссера, получившие «Оскар», а также лауреаты «Эмми», и она снялась в более чем 50 национальных рекламных роликах. Она снялась вместе с Робертом де Ниро, Кайлом Чендлером, Сереной Уильямс и живым аллигатором. Она точный водитель, няня, координатор интимных отношений, проходит обучение обращению с оружием, выступает в живых импровизационных шоу, бегает марафоны и ужасно готовит.
Тамара с отличием получила степень бакалавра истории в Майами. Ее государственная служба включает общественную и политическую деятельность. Она была назначена губернатором Флориды служить гражданам
Флорида в профессиональном совете по регулированию. Она мать 4 детей, отмеченных наградами.
- Еще на IMDbPro
Фотографии28
Известен
Карточный домик
Сериал
Cape Fear
3
2 TV Series
2 Fast 2 Furious
Credits
Actress
Videos7
Demo Reel 2:08
Actor Tamara Jones’ Demo Reel
Demo Reel 0:24
Tamara Jones in House of Cards
Демонстрационный ролик 1:15
Тамара Джонс в роли дорожного патруля Флориды, Тэмми Питерс, на Bloodline
Демонстрационный ролик 0:22
Тамара Джонс в роли уличного полицейского в Burn Notice
Демонстрационный ролик 1:02
Драма Клип, Тамара Джонс в роли медсестры Тамары в триллере ужасов
Демонстрационная катушка 1:09
Демонстрация Тамара Джонс
Трейлер 1:13
Одержимость студента
Личные данные
- Официальный сайт
9- .