Статистика возвращения мужей в семью после любовниц: как часто и почему мужья возвращаются к бывшим женам? Почему они возвращаются

Хотя воссоединение любых отношений сопряжено с эмоциональными трудностями, воссоединение брака сопряжено с юридическими трудностями.

Например, если вы уже подали на развод, что вы собираетесь делать со своим делом о разводе, пока пытаетесь примириться? Разрешит ли ваш местный суд отложить дело о разводе на несколько месяцев? Или вы должны решить прямо сейчас, двигаться вперед или закрыть дело?

Хотя это может показаться не таким уж важным вопросом, на самом деле он может быть огромным.

Прежде всего, как только вы закроете свое дело, оно исчезнет. Если позже вы обнаружите, что примирение не сработало, вам придется начинать все сначала. Это означает оплату еще одного набора судебных издержек. Это также означает повторение всего того, что вы уже сделали в своем первом случае.

Если вы только что начали развод и еще не вели дела в суде, это может не быть большой проблемой. Но, если у вас уже было несколько судебных постановлений об установлении алиментов на ребенка, супруга или что-либо еще, ВСЕ эти судебные постановления теряют силу, как только вы отклоняете свое дело.

Итак, если ваше примирение не сработает, вам придется начинать с нуля в суде.

Рискуя показаться циничным юристом, возможно, именно поэтому ваш супруг вдруг так хочет снова быть вместе. (Извините!)

Я не говорю, что вы всегда должны сомневаться в мотивах вашего супруга. Он/она может искренне хотеть восстановить ваш брак.

Но, если суд уже неоднократно выносил решение в вашу пользу, или если ваш супруг хочет получить более выгодную сделку, если вам придется начинать развод заново, было бы глупо игнорировать этот факт.

Нравится вам это или нет, но есть много разводящихся супругов, которые с удовольствием попытались бы «помириться», если бы они получили от этого финансовую выгоду.

По всем этим причинам, если вы действительно хотите дать своему браку вторую попытку, вам определенно следует подумать о том, чтобы просто отложить развод до тех пор, пока вы не увидите, сработает ли ваше примирение. (СОВЕТ: также было бы хорошо сначала поговорить со своим адвокатом!)

Чего НЕ ДЕЛАТЬ, если вы хотите, чтобы все работало

еще одна попытка, вы хотите сделать все возможное, чтобы максимизировать свои шансы на успех. Это означает, что чем меньшему количеству людей вы расскажете сначала, тем лучше.

Дать супругу или супруге второй шанс может иметь смысл для вас, но не удивляйтесь, если это не будет иметь никакого смысла для кого-то другого. В результате ваша семья и друзья могут попытаться отговорить вас от воссоединения с бывшим. Они напомнят вам обо всех ужасных вещах, которые совершил ваш супруг.

Они также, вероятно, скажут вам, что вы сошли с ума.

Вот почему помалкивать о своем примирении, по крайней мере поначалу, имеет смысл. Это даст вам и вашему супругу уединение и пространство, которое вам нужно, чтобы посмотреть, сможете ли вы что-то уладить. Это также избавит вас от необходимости слушать «я же говорил», если что-то не получится.

Хранить примирение в тайне также жизненно важно для одной конкретной группы людей – ваших детей.

Дети, особенно маленькие, почти всегда хотят, чтобы их родители снова были вместе. Из-за этого вы можете захотеть сказать им, что мама и папа снова вместе, как только сможете.

Но, если что-то пойдет не так, ты только снова их раздавишь. Это может усугубить и без того сложную ситуацию в тысячу раз. По этой причине лучше ничего не говорить своим детям, пока вы не будете достаточно уверены, что ваше примирение состоится.

Решение о том, дать ли вашему браку еще одну попытку, часто может быть таким же нервным, как и решение о разводе.

Даже задав вопрос: «Должен ли я еще раз попытаться выйти замуж?» вы во-вторых, догадываетесь о решении, которое вы приняли, чтобы уйти в первую очередь. Или вы пытаетесь решить, имеет ли смысл отменить решение, принятое вашим супругом, после всего, через что вы прошли.

Нет простого ответа.

Вы упустите свой шанс на счастье, если не вернетесь? Или вы выбрасываете его, если вы делаете?

Если у вас нет гадалки с офигенным хрустальным шаром, вы никогда не узнаете.

Самое главное, что бы вы ни решили, вы согласны со своим решением.

Если если вы не попытаетесь снова, то обречете себя на жизнь, полную сомнений в себе, тогда имеет смысл дать вашему браку еще один шанс. С другой стороны, если в глубине души вы знаете, что вашему браку пришел конец, то возвращение только ради «еще одной попытки» может принести больше вреда, чем пользы.

В конце концов, только вы можете решить, что подходит именно вам.
_________

Этот пост был первоначально опубликован в июне 2018 г. и исправлен 28 сентября 2022 г.

Брак, секс и экономический обмен в Джейн Эйр ] кто . . . продается любовнику, десять продаются мужу.

W.R. Greg

В статье W.R. Greg «Проституция», опубликованной в Westminster Review в 1850 году, проводится явная параллель между проститутками и женщинами, выходящими замуж из-за денег. Грег, использующий экономическую терминологию для описания проституции и брака как «сделок», совершаемых в «хладнокровном духе сделки», знает, что эта параллель шокирует многих его викторианских читателей. Он пишет: «Пусть мир не стыдится нас за сопоставление» (458–459). Хотя Грег только затрагивает «сопоставление» брака и проституции в эссе, которое в остальном сосредоточено на проституции, его статья является одной из первых в британской периодической печати, в которой обсуждается экономическое сходство между ними.

Опубликованный за три года до появления статьи Грега роман Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» предлагает аналогичную и более последовательную критику обмена финансовой поддержки мужчин на сексуальную доступность женщин, которая часто характеризовала викторианские браки и всегда характеризовала проституцию. Роман Бронте не просто критикует брак как систему сексуального/экономического обмена, но также предлагает альтернативную модель брака, основанную исключительно на любви. Бронте исследует это сложное пересечение денег, сексуальности, экономики и власти, сравнивая брак с формой проституции: любовницей. В то время как первоначальная уверенность в себе и независимость Джейн контрастируют с деградацией и зависимостью Клары, Джачинты и Селин, бывших любовниц Рочестера на континенте, Джейн сама почти соскальзывает в зависимое положение.

Любовница, которая ассоциировалась как с браком, так и с проституцией, была особенно плодотворным средством для критики Бронте. Слово «госпожа» могло означать женщину-начальницу или главу семьи, жену (которая считалась ниже своего мужа) или содержанную любовницу. Первое значение редко используется в «Джейн Эйр». Решающее исключение — и, я утверждаю, драматический поворотный момент в отношениях полов в романе — это окончательное заявление Джейн о финансовой независимости: «Я сама себе любовница» (458). В тексте «Джейн Эйр» «госпожа» чаще всего означает «содержащую женщину». Хотя буржуазные викторианцы считали наемных любовниц формой проституции, в то время как они освящали брак, текст Бронте раскрывает то, чем они похожи друг на друга: отношения любовниц со своими «хозяевами» аналогичны отношениям жен с мужьями. [2] Любовницы, как и жены, были моногамны, сексуально доступны в любое время и зависели от финансовой поддержки мужчин. Разница между замужней женщиной и Селин, французской любовницей Рочестера, заключалась в церемонии бракосочетания, юридическом оформлении того, что Кэрол Пейтман называет «половым договором». [3] Пейтман также утверждает, что проституция является одним из способов, с помощью которых «мужчины могут соблюдать условия сексуального контракта», объясняя это тем, что проституция была проявлением «патриархального капитализма» (189).).

Многие викторианские писатели, однако, рассматривали проституцию как угрозу патриархальному капитализму, и, следовательно, «великое социальное зло» стало серьезной проблемой для викторианского общества середины девятнадцатого века. В то время как спорные законы об инфекционных заболеваниях были приняты лишь десятилетие спустя, спасательная работа по «восстановлению» павших женщин росла, как и подготовка лекций и проповедей против проституции. [4] Викторианские определения проституции предполагали, что любовницы, которые принимали деньги в обмен на долгосрочную сексуальную доступность, были такими же проститутками, как и уличные проститутки, у которых было большое количество краткосрочных клиентов. В «Лекциях о магдалине» (1843 г.) Ральф Уордлоу делает эту связь явной:

Под блудницей обычно понимают ту, кто зарабатывает себе на жизнь блудом. . . Среди разновидностей есть, прежде всего, ваши содержанки, — и они бывают самых разных степеней, от первоклассного стиля содержания до низшего; но, хотя и различны по шкале — (поскольку я должен использовать это слово за неимением другого, чтобы передать идею, хотя мне не нравится ассоциация его с такой гнусной темой) — по шкале аристократизма, все одинаковы в шкале благородства. развращенность. (33-34)

Несмотря на «шкалу аристократизма» Уордлоу, он подразумевает резкое осуждение всех женщин, занимающихся проституцией, используя слова «блуд», «блудница» и «моральная распущенность».

В книге «Проституция, рассматриваемая в ее моральных, социальных и санитарных аспектах» (1857 г.) Уильям Актон также подчеркивает важность экономической сделки в своем определении проституции. «[Я] буду предполагать… что факт «найма», будь то открыто или тайно, будь то отдельным лицом или множеством последовательных лиц, представляет собой проституцию» (2). По определению Актона, любовница, принимавшая деньги в длительной связи с холостым мужчиной, однозначно была проституткой. Бронте связывает викторианские рассуждения о проституции и тропах грехопадения с любовницей на протяжении всей Джейн Эйр, даже когда она использует слово «любовница» в его наиболее распространенном смысле, имея в виду жену или женщину-начальницу. Она, в свою очередь, использует концепцию любовницы, чтобы показать, насколько глубоко викторианский брак был связан с экономикой сексуального обмена.

Экономические элементы брака, о которых сожалеет текст Бронте, имели решающее значение как для юридического, так и для социального характера института, который развивался в Великобритании до девятнадцатого века. Замужние женщины не могли владеть имуществом; юридический принцип прикрытия предусматривает, что супружеские пары юридически являются одним лицом и что муж является законным представителем этого лица. [5] Как свидетельствуют многие ранние викторианские тексты, браки по расчету — скорее финансовые, чем романтические — были обычным явлением и относительно не подвергались цензуре. [6] Хотя правовые реформы и изменения в общественном отношении изменили брак к концу века, никаких существенных правовых реформ не произошло, когда была написана «Джейн Эйр». Другой вопрос, менялось ли отношение общества к браку как экономическому договору до того, как феминистская реформа начала бросать вызов природе этого экономического договора. Мы могли бы рассматривать позицию Бронте в «Джейн Эйр» как свидетельство того, что эта установка медленно смещалась от концепции брака как социально-экономического контракта к преимущественно романтическому союзу. И все же роман Бронте необычен своей убежденностью в том, что брак и экономику не следует смешивать. [7] Воссоединение Джейн и Рочестера в конце романа функционирует не как признание статус-кво, а скорее как портрет брака как романтического и товарищеского союза.

Противодействие Бронте экономической зависимости женщин слишком часто предполагалось, а не демонстрировалось критиками. Например, в статье Мориэнн Адамс «Джейн Эйр: состояние женщины» обсуждается проблематичный характер экономической зависимости женщины, но основное внимание уделяется экономическому статусу Джейн как одному из многих социальных и личных препятствий, с которыми она должна столкнуться на пути к самореализации. Точно так же Бет Каликофф описывает Джейн как потенциальную «падшую женщину», которая испытывает искушение вступить в незаконную связь в качестве любовницы Рочестера; однако она не обсуждает экономическую зависимость, которую Бронте клеймит. Ни одно критическое обсуждение жизни Джейн не было сосредоточено на ее сходстве с любовницами Рочестера или, следовательно, на основной сексуальной экономии текста.

Некоторые критики социально-экономических отношений романа провели лишь беглое расследование сексуальных отношений Джейн. В главе Мэри Пуви о романе во влиятельной книге «Неравномерное развитие» (1988) Джейн обсуждается как экономический и социальный агент в контексте разногласий 1840-х годов по поводу лиминальности гувернанток. [8] Хотя она замалчивает степень, в которой оплачиваемая должность Джейн в качестве гувернантки представляет женскую независимость в романе, Пуви дает убедительную картину экономических ограничений, которые часто управляли жизнью женщин. Однако она меньше, чем я, озабочена изучением того, как эти социальные ограничения влияют на психику Джейн.

В марксистско-феминистской критике Джины Полити «Джейн Эйр классифицирована» (1982) утверждается, что роман Бронте усиливает классовые структуры и, соответственно, патриархальное угнетение. Для Полити отказ Джейн подчиняться Рочестеру является пустым из-за соучастия Джейн в патриархальной системе. Полити, возможно, слишком стремится обвинить текст, а не исследовать его подлинную политическую сложность. [9] Любое прочтение классовой политики Джейн Эйр должно быть смягчено детальным взглядом на ее политическую и эмоциональную основу: отношения и возможный брак между Джейн и Рочестером. Я пытаюсь прояснить часто противоречивые идеологические позиции романа, рассматривая любовный сюжет в контексте гендерных и классовых структур викторианской Англии и, в процессе, оценивая раздраженное отношение(я) Шарлотты Бронте к этим структурам. Читая брачный сюжет Джейн Эйр на фоне повторяющейся в романе темы любовницы, я показываю, как роман критикует пересечение женской сексуальности с их экономической зависимостью.

Роман впервые намекает на взаимосвязь сексуальной и экономической жизни женщин, когда Джейн становится гувернанткой Адель. Как дочь Селин, Адель олицетворяет физические последствия того, что ее мать обменивает сексуальную доступность на финансовую поддержку, и, таким образом, служит постоянным напоминанием о последствиях госпожи. Селин явно была тем, кого Ральф Уордлоу мог бы назвать одной из «лучших шлюх». Рочестер подробно описывает денежную основу своего романа с Селин: «Мисс Эйр, я был так польщен этим предпочтением галльской сильфиды ее британскому гному, что поселил ее в гостинице; карета, кашемир, бриллианты, зубчики и т. д.». (147). Хотя Джейн знает о «прежних пороках нравственности» Рочестера, она не винит его, полагая, что они «имели своим источником какой-то жестокий крест судьбы» (154). Однако она и Рочестер оценивают поведение Селин как «предательство» (152). Хотя они конкретно говорят об отношениях Селин с другими мужчинами, когда она была любовницей Рочестера, Джейн и Рочестер также предполагают, что они чувствуют большее предательство любви Селин ради финансовой поддержки.

Вскоре после того, как Рочестер объясняет свои отношения с Селин, Джейн признается себе, что интересуется им. Но, возможно, потому, что она знает о его «прежних недостатках нравственности», она предостерегает себя: «Ни одной женщине не идет на пользу льстить своему начальнику, который никак не может жениться на ней; в них воспламеняется тайная любовь, которая, если ее не вернуть и не узнать, должна поглотить питающую ее жизнь, а если ее обнаружить и на нее ответить, она должна, подобно ignis fatuus, увести в трясину, откуда нет выхода» (169). ). В этот момент Джейн признает, что Рочестер выше ее не только потому, что он ее работодатель, но и из-за его финансового положения и сексуального опыта. Это признание напоминает Джейн, что любая «тайная любовь» между ними приведет не к браку, а к любовным отношениям — метафорическим «болотистым дебрям», которые она здесь представляет.

Джейн, которая уже занимается несексуальным обменом с Рочестером в качестве гувернантки его подопечного, понимает, что другие подозревают, что Рочестер соблазнит ее. Даже добрая миссис Фэйрфакс опасается, что отношения работодателя и работника между Рочестером и Джейн могут превратиться в незаконный сексуальный и экономический обмен. Миссис Фэйрфакс говорит Джейн: «Прошлой ночью я не могу передать вам, что я пережила, когда искала по всему дому и нигде не могла найти ни вас, ни хозяина; а потом, в двенадцать часов, увидела, как вы вошли с ним» (278). Поначалу тоска миссис Фэйрфакс по поводу относительно короткого отсутствия пары выглядит мелодраматично, но ее фраза «Я не могу сказать вам, что я страдала» служит полезным напоминанием о том, что для викторианских женщин из среднего класса мысль о добрачной сексуальной жизни была неприятна. эффектно невыразимо. У миссис Фэйрфакс нет словарного запаса, чтобы прямо предупредить Джейн. Скорее, она должна иметь дело с намеками и инсинуациями:

‘Неужели по любви он на тебе женится?’ она спросила.

Меня так задели ее холодность и скептицизм, что у меня на глаза навернулись слезы.

‘Мне жаль вас огорчать,’ продолжала вдова; — Но вы так молоды и так мало знакомы с мужчинами, что я хотел насторожить вас. Есть старая поговорка: «Не все то золото, что блестит». и в этом случае я действительно боюсь, что обнаружится что-то отличное от того, что вы или я ожидаем. (278)

Здесь невозможно сказать, пытается ли миссис Фэйрфакс сформулировать осторожное предупреждение о том, что Рочестер уже женат, или просто намекает, что он может вообще не жениться на Джейн. В любом случае, миссис Фэйрфакс шокирует читателя и Джейн, заставляя их понять, что романтический брак Рочестера и Джейн является скорее исключением, чем правилом, и что он особенно чреват опасностью, когда женщина является служащей мужчины. Таким образом, Бронте разоблачает отвратительные предположения даже доброй миссис Фэйрфакс и показывает, что, если Джейн выйдет замуж за Рочестера, ее заподозрят в попытке выйти за него замуж из-за его денег.

Джейн проявляет сильное беспокойство по поводу предстоящей смены статуса перед первой неудачной свадьбой романа. Хотя исход этой свадьбы — открытие того, что Рочестер уже женат на Берте Мейсон — оправдывает ее опасения, важно помнить, что у Джейн не было никаких предчувствий запланированного двоеженства Рочестера как такового. Скорее, страхи Джейн проистекают из ее беспокойства по поводу своей потенциальной экономической и социальной зависимости от Рочестера, которую усугубляют подозрения миссис Фэйрфакс. Хотя Джейн считает свою работу гувернанткой законным трудом в обмен на деньги Рочестера, есть обмены, в которых она не будет участвовать. [10] Она отстаивает свою независимость не только тем, что отказывается от экстравагантных подарков Рочестера, но и путем обеспечения наследства своего дяди, так что она будет финансово равна Рочестеру в браке. Джейн подразумевает, что у женщины есть два потенциальных способа обрести независимость: она может либо принести свое наследство в брак, либо она может зарабатывать «законно» на жизнь после замужества, работая, например, гувернанткой.

Убежденность в том, что финансовая независимость является важным показателем личной и субъективной автономии женщин, очевидна, когда Рочестер берет Джейн за покупками. Джейн беспокоит как выбор Рочестером безвкусной одежды, так и его собственническое отношение к ней:

Я с беспокойством наблюдал, как его взгляд блуждает по пестрым магазинам: он остановился на роскошном шелке самого яркого аметистового цвета и великолепном розовом атласе. Я сказал ему в новой серии шепотом, что он мог бы также купить мне золотое платье и серебряную шляпу сразу: я, конечно, никогда не осмелюсь носить его выбор. (281)

Отказ Джейн от красивой новой одежды особенно важен, поскольку «маскарадное платье» было одним из основных социальных маркеров викторианской проститутки. Как отмечает Мариана Вальверде, «медицинские и политические дискурсы… рассматривали любовь к нарядам как главную причину склонения женщин к проституции» (170). То, что представляло собой наряд, зависело от класса, в этом наряде означала одежда, не соответствующая классу или жизненному положению женщины: «Наряд в [] уничижительном смысле означал одежду, которая была слишком эффектной… то, что было или не было украшением, зависело от социально-экономический и моральный статус владельца» (170-171). Таким образом, страх Джейн быть ярко одетой проистекает из контраста между значением этой новой одежды и привычной и ожидаемой простотой ее одежды в качестве гувернантки. На Джейн яркие шелка и атласы были бы неуместны из-за ее классового положения (но не, как ясно показывает аргумент Вальверде, для ее нового положения после замужества) и, следовательно, указывали бы на отсутствие экономической и сексуальной целостности. Бронте еще больше подчеркивает эту тревогу, выбирая прилагательное «гей» для полуосуждение Джейн магазинов, поскольку «гей-женщина» была обычным термином для проститутки в девятнадцатом веке. [11]

Хотя Джейн не возражает против ткани, которую выбирает Рочестер как таковой, даже называя атлас «великолепным», она настаивает на том, что «не осмелится» надеть его. Джейн понимает, что если бы она носила одежду, которую он для нее купил, она была бы больше похожа на любовницу Рочестера, чем на гувернантку его подопечной. Именно связь между покупкой Рочестером этой изысканной одежды, которая является признаком любовницы, и телом Джейн расстраивает ее: «Я была рада вытащить его из шелкового склада, а затем из ювелирной лавки: купил меня, тем больше горела щека моя от чувства досады и унижения» (281). Это чувство деградации, связанное с увеличением покупок, проистекает как из ее экономического положения, так и из ликования Рочестера, удерживающего ее все больше в долгу.

Джейн тут же интерпретирует его удовольствие как самодовольное удовлетворение от «покупки» ее. Используя метафору сераля, которую Рочестер позже использует для описания своих отношений со своими континентальными любовницами, Бронте связывает «покупку» с специфически сексуальной формой рабства. Джейн рассказывает: «Он улыбнулся, и я подумала, что его улыбка была такой, какой султан мог бы в момент блаженства и нежности одарить раба, которого обогатил своим золотом и драгоценными камнями: я сильно сжала его руку, которая всегда охотилась за моей, и сунул ему обратно, красный от страстного натиска» (282). Мало того, что его взгляд, кажется, овладевает ею, как «султан» со своей «рабыней», но он также постоянно пытается овладеть ею физически, его рука «всегда охотится» за рукой Джейн. Мы могли бы рассматривать ищущую руку как синекдоху всего тела Рочестера, сексуально ищущего Джейн как до, так и после свадьбы. Однако ясно, что Джейн видит большую часть своей «деградации» как сочетание сексуальной и материальной собственности Рочестера на нее. [12]

Эта ориенталистская метафора сексуального рабства Джейн усиливается, когда Рочестер подхватывает нить того, что Джейн называет своим «восточным намеком». Как заявляет Рочестер: «Я бы не променял одну эту маленькую английскую девочку на весь сераль великого турка: глаза газели, формы гурий и все такое!» (282). [13] Хотя Рочестер на самом деле противопоставляет Джейн «формам гурий» любовниц Турка, его «потирание рук» и его концентрация на женских половых телах кажутся Джейн зловеще собственническими. Она ухватывается за метафору, которую он использует, и, кажется, намеренно искажает ее, отвечая так, как если бы он просил ее вести себя как «весь сераль»: «Я не потерплю тебя ни на дюйм вместо сераля… так что не считай меня равноценным за одного»» (282). Эта непоследовательность проясняет, до какой степени Джейн одержима отстаиванием своей независимости, поскольку она предвидит свою зависимость от Рочестера.

В очередной попытке утвердить свою независимость Джейн настаивает на сохранении своей зарплаты и графика работы даже после замужества. Она заявляет, что будет зарабатывать себе на жизнь даже в браке, таким образом отказываясь стать одной из любовниц Рочестера: «Помнишь, что ты сказал о Селин Варанс? Бриллианты, кашемир, которые ты ей подарил? Я не буду твоей английской Селин. Варенс. Я по-прежнему буду гувернанткой Адели: этим я заработаю себе на стол и квартиру и, кроме того, тридцать фунтов в год. На эти деньги я обставлю свой собственный гардероб»» (283). Здесь Джейн пытается договориться с Рочестером о двух разных отношениях: как его сотрудник и как его жена. Другими словами, она пытается сделать то, что было юридически невозможно для ранних викторианских женщин: сохранить разделение между финансовыми и эмоциональными аспектами брака, чтобы избежать зависимого положения. Джейн очень ясно дает понять, что она отвергает не любовь Рочестера, а обмен его денег на потерю ею автономии. Предложение Джейн глубоко иронично, поскольку Рочестер не мог бы ей платить, если бы она была его женой, потому что он, по закону прикрытия, платил бы сам. Тем не менее, она, похоже, думает, что символический акт работы на содержание защитит ее от зависимости и госпожи в браке. В конце обсуждения она возвращается к вопросу о своем гардеробе: мистер Рочестер не оденет ее даже на свадьбу. Она будет покупать себе одежду, какой бы простой она ни была, и тем самым демонстрировать, что она не любовница и не проститутка, а любящая невеста, никоим образом не движимая финансовыми желаниями.

Джейн не только объявляет Рочестеру о своей независимости, но и стремится установить финансовую автономию, написав своему богатому дяде в надежде, что он оставит ей наследство. «Воистину, было бы облегчением, — подумал я, — если бы у меня была хоть какая-то незначительная независимость… если бы у меня была только перспектива однажды принести мистеру Рочестеру прирост состояния, я бы лучше выдержала храниться у него теперь» (281–282; курсив мой). Опять же, Джейн игнорирует тот факт, что любое имущество, которое она должна была принести на свадьбу, перешло бы к Рочестеру. Но это стремление к независимости, прочитанное в более широкой сюжетной структуре романа, помогает ей избежать полной зависимости от Рочестера. Джойс Зонана указывает, что на самом деле именно это желание спасает Джейн от бигамного брака, поскольку «письмо Джейн Джону Эйру предупреждает зятя Рочестера, Ричарда Мейсона, о планах Рочестера… и Джейн освобождается от брака. это, по ее собственным словам, полностью поработило бы ее» (597). Таким образом, Бронте использует неуверенность Джейн в своей независимости и ее одновременное чувство деградации, чтобы проиллюстрировать, насколько унизительна связь брака и экономики.

Из-за своей любви к Рочестеру Джейн сталкивается с опасным парадоксом, когда он просит ее уйти с ним после того, как их свадьба была упреждена. Джейн разрывается между любовью к Рочестеру и столь же сильным желанием сохранить свою независимость. Когда она отказывается присоединиться к нему, Рочестер обвиняет Джейн в том, что она пыталась выйти за него замуж из-за его богатства и социального положения: «Значит, ты меня не любишь? Ты ценил только мое положение и положение моей жены? Теперь, когда ты считаешь меня недостойным стать твоим мужем, ты отшатываешься от моих прикосновений» (319).). Таким образом, Рочестер выражает собственные худшие опасения Джейн — что попытка выйти замуж за Рочестера может быть истолкована как ее капитуляция перед зависимостью и госпожой. Джейн вряд ли нуждается в напоминании; как отмечает Морианна Адамс, «внезапное появление Берты Мейсон Рочестер из ее убежища на чердаке подтверждает и подтверждает то, чего Джейн уже опасалась, что как жена Рочестера она будет всего лишь его любовницей, содержанкой, без какого-либо независимого социального статуса» (138) . [14] Рочестер пытается противостоять беспокойству Джейн, утверждая, что в их совместном создании дома не будет никакой нечистоты: «Не бойся, что я хочу заманить тебя в заблуждение — сделать тебя своей любовницей. Почему ты качаешь головой? «» (320). Вспоминая Селин, Рочестер использует чрезвычайно узкое определение любовницы, утверждая, что если есть любовь, а не чисто финансовая договоренность, Джейн не будет его любовницей. Но Джейн понимает иначе: «Если бы я жила с тобой, как ты желаешь, — сообщает она ему, — я была бы тогда твоей любовницей — говорить иначе софистично — неверно» (320). Повторение слова «любовница» и пункта назначения Рочестера во Франции должно напомнить Джейн о коррумпированной связи Рочестера с Селин Варанс, основанной на наличных деньгах. Джейн утверждает, что если бы она сопровождала Рочестера, их отношения были бы отмечены экономической зависимостью и сексуальным обменом. Ее самоопределение как гувернантки или как экономического агента будет тогда подведено под определение, чисто относительное для Рочестера: она будет его любовницей. Таким образом, Бронте показывает, как концепции субъективности и самости связаны с экономическим и сексуальным выбором викторианских женщин из среднего класса.

Джейн усвоила урок из презрения Рочестера к своим бывшим любовницам. Как замечает Рочестер, «найм любовницы хуже покупки рабыни: и те, и другие часто по своей природе и всегда по положению низшие, а фамильярно жить с низшими — унизительно» (328–329). Это сравнение любовницы с рабыней повторяется в тексте, как правило, через ссылки на серали или гаремы. Рочестер совершенно прав, утверждая, что эти отношения унизительны, хотя удивительно, что он не осознает, до какой степени они дегуманизируют нанятую сторону. [15] Джейн рассматривает признания Рочестера как урок того, каким должно быть ее собственное поведение, урок, который, по-видимому, прямо противоположен выводу, который Рочестер хочет, чтобы она сделала:

Я почувствовал истинность этих слов; и я вывел из них верный вывод, что если я настолько забуду себя и все когда-либо внушаемое мне учение, что — под любым предлогом — с любым оправданием — через любое искушение — стать преемником этих бедные девочки, когда-нибудь он будет относиться ко мне с тем же чувством, которое сейчас в его сознании оскверняет их память. Я не высказывал этого убеждения: достаточно было почувствовать его. Я запечатлел это в своем сердце, чтобы оно могло остаться там и служить мне помощью во время испытаний. (329)

Таким образом, Бронте показывает, что сопротивление Джейн тому, чтобы стать любовницей Рочестера, по крайней мере отчасти носит экономический и практический характер: хуже, чем быть любовницей Рочестера, было бы только то, что она была бы его отвергнутой любовницей. Хотя положение Джейн как добродетельного изгоя из Торнфилда окажется трудным, такой отказ будет ничто по сравнению с маргинальным положением той, которая, как известно, является бывшей любовницей женатого разбойника средних лет.

Хотя Джейн полна решимости сохранить свою независимость, она выражает определенную двойственность по поводу своего решения покинуть Торнфилд. В конце концов она поздравляет себя с тем, что решила не быть любовницей Рочестера:

Что лучше? Поддаться искушению; слушал страсть; не сделал никакого болезненного усилия — никакой борьбы, — но погрузился в шелковую сеть; уснул на покрывающих его цветах; проснулся в южном краю, среди роскоши виллы для удовольствий; теперь она живет во Франции, любовница мистера Рочестера. . . . Что лучше, спрашиваю я, быть рабыней в марсельском раю для дураков, один час лихорадочно лихорадочной от блаженства, а через час задыхаясь от горьких слез раскаяния и стыда, или быть деревенской учительницей, свободной и честной… . . ? (378-379)

Джейн противопоставляет два своих варианта в абстрактных терминах: она могла быть либо «рабыней в раю для дураков», либо «учительницей деревенской школы, свободной и честной». Она могла быть рабыней или свободной, низшей или высшей госпожой, обольщенной или живущей честно. Если самообман и рабство характерны для любовниц, Бронте расширяет определение, включив в него и жен, которые также вовлечены в порчу экономического обмена. В конце концов, что может быть более самообманчивым, чем видимость респектабельности, которую дает брак? В этом смысле Бланш Ингрэм, чей интерес к Рочестеру мотивирован просто его богатством, так же постыдна, как Селин Варанс. Джейн считает, что ее собственный брак с Рочестером, который, по ее мнению, будет законным, будет на том же уровне, что и «сераль», если она примет незаслуженную финансовую поддержку Рочестера. Таким образом, Джейн делает выбор не только между браком и блудом, но и между любовью и денежным обменом, автономией и жалкой зависимостью.

Бегство Джейн из Торнфилда освещает ее выбор между независимостью и любовницей. Трудность ее положения проявляется, когда она, одинокая женщина на дорогах общего пользования, сталкивается с несколькими людьми, которые сурово судят ее. Поскольку «женщина на улице» была распространенным эвфемизмом для проститутки, этот эпизод из жизни Джейн напоминает нам о том, насколько незначительно Джейн избегает сексуального и экономического обмена. Когда женщина, которую Джейн просит о приеме на работу, дает ей отпор, Джейн понимает, «какими сомнительными должны были казаться в ее глазах мой характер, положение, рассказ» (345). Джейн отказывают в доступе к респектабельной работе, потому что она, похоже, участвовала в незаконном сексуальном обмене. Текст Бронте изображает общую подозрительность даже самых респектабельных женщин: как отмечает Джейн, «обычный нищий часто становится объектом подозрения; хорошо одетый нищий неизбежно становится объектом подозрения» (346). Ее комментарий показывает, насколько глубоко все викторианское общество было проникнуто подозрениями в отношении коррумпированного рынка сексуальности, пропитавшего викторианскую Англию. [16] Путешествие Джейн по дорогам Северной Англии приводит ее в Марш-Энд, где она находит, помимо своих давно потерянных кузенов, независимость в качестве деревенской школьной учительницы. В этом разделе романа браку как экономическому обмену уделяется меньше внимания, в то время как Бронте подчеркивает важность любви в браке. Кузен Джейн, Сент-Джон Риверс, требует, чтобы она вышла за него замуж и сопровождала его в Индию. Хотя святой Иоанн не говорит, что ему нужна любовница, он ищет жену, которая будет выше окружающих, но подвластна ему. Критика романа такого рода брака по духовному расчету так же резка, как и осуждение экономики обмена незаконных любовниц. В самом деле, святому Иоанну гораздо хуже, когда он предлагает брак без любви, чем Рочестеру, когда он защищает любовь без брака. Джейн спрашивает себя: «Могу ли я получить от него обручальное кольцо, вынести все формы любви (которые, я не сомневаюсь, он скрупулезно соблюдал бы) и знать, что дух совершенно отсутствует? Принципиальна ли жертва? Нет: такое мученичество было бы чудовищно» (427). Бронте демонстрирует важность романтической любви в браке через реакцию Джейн на настойчивое требование Сент-Джона Риверса выйти за него замуж без любви: «[Святой Иоанн] сказал мне, что я создана для труда, а не для любви: сомнение. Но, по моему мнению, если я не создан для любви, значит, я не создан для брака»» (438).

Джейн избегает брака, который либо смешивает экономический и сексуальный обмен, либо влечет за собой секс без любви, яростно придерживаясь своей концепции равенства и независимости. В конце концов, она выходит замуж за Рочестера не только потому, что любит его, но и потому, что получила большое наследство от своего дяди на Мадейре, которое позволяет ей жить где и как она пожелает. Как утверждает Морианна Адамс, «Джейн трижды достигает в романе порога замужества. Она не может перешагнуть его, пока не встретит своего «хозяина» как его партнера и равного, его равного в силу своего наследства и семейной солидарности, его партнера по в силу их взаимозависимости» (152). Во времена, когда женщины привыкли к зависимости на всю жизнь, финансовая автономия, на которой она настаивает до замужества, необычна и чрезвычайно важна.

Концепция независимости Джейн, однако, не выходит за рамки викторианских парадигм о роли женщин. Джейн все еще озабочена тем, чтобы ее мотивы казались чистыми для нее самой и для общества в целом, и она хочет быть уверенной, что ее не подкупили. Она никогда не может полностью отказаться от идеи, что брак обязательно зависит от финансового положения и внешнего вида, поэтому она должна так твердо заявить Рочестеру: «Я говорила вам, сэр, что я независима, а также богата: я моя собственная любовница» (458). Ее выбор слов сигнализирует Рочестеру (после его долгих поисков хорошей любовницы в любом смысле этого слова), что она не ниже его. Таким образом, Джейн переопределяет слово «любовница» в конце романа. Если она сама себе «хозяйка», то она должна быть экономически зависима только от себя самой. Таким образом, это слово перестает означать отказ от экономической и сексуальной власти над собой и начинает обозначать — если не в викторианской культуре, то в «Джейн Эйр» — независимость и власть героини романа.

Изображая героиню, способную претендовать на определенную автономию, Бронте предлагает решение кажущейся неразрешимой проблемы женской экономической зависимости и вытекающей из этого параллели между проституцией и браком. Наследие Джейн от дяди убеждает ее и читателя в том, что ее брак с Рочестером — полностью романтический союз, без намека на проституцию и зависимость. Если Джейн сама себе любовница, она не будет любовницей Рочестера. Но решение Бронте, основанное на deus ex machina внезапного наследства, вряд ли можно назвать революционным. [17] Кроме того, ее решение касается симптома женской экономической зависимости, а не ее причины: патриархальной системы правления и права собственности. Несмотря на относительно консервативные последствия сюжета о наследстве, который катапультирует Джейн к экономической и социальной власти, роман сохраняет прогрессивную позицию в отношении сексуальной экономики, учитывая контекст, в котором он был написан. Поскольку книга так явно посвящена проблеме финансовой зависимости женщин и заканчивается предложением решения посредством брака по любви и женской независимости, «Джейн Эйр» знаменует собой важный момент в развитии викторианской идеологии брака и экономического положения женщин.

Библиография

Актон, Уильям. Проституция в ее моральном, социальном и санитарном аспектах. 1857 г., ред. изд. 1870. Rpt. обр. изд. Лондон: Касс, 1972.

Адамс, Морианна. «Джейн Эйр: поместье женщины». Авторитет опыта. Эд. Арлин Даймонд и Ли Р. Эдвардс. Амхерст: Массачусетский университет, П., 1977. 137–159.

Андерсон, Аманда. Испорченные души и раскрашенные лица: риторика падения в викторианской культуре. Итака: Корнеллский университет, 1993.

Бодишон, Барбара Ли Смит. «Краткое изложение, простым языком, самых важных законов, касающихся женщин». н.п., 1854. Rpt. в «Бессилии: женщины и закон». Эд. Мари Малви Робертс и Тамаэ Мизута. Лондон: Рутледж, 1993. 1–47.

Бронте, Шарлотта. Джейн Эйр. 1847. Oxford: Oxford UP, 1975.

Буллоу, Верн и Барретт Элькано. Библиография проституции. Нью-Йорк: Гарленд, 1977.

Финнеган, Фрэнсис. Бедность и проституция: исследование викторианских проституток в Йорке. Кембридж: Cambridge UP, 1979.

«Гей». Оксфордский словарь английского языка. 2-е изд. Oxford: Oxford UP, 1996.

Гилберт, Сандра М. и Сьюзан Губар. Сумасшедшая на чердаке: женщина-писатель и литературное воображение девятнадцатого века. Нью-Хейвен: Йельский университет, 1979.

Грег, WR «Проституция». Вестминстерское обозрение 53 (1850): 448-506. Rpt. в проституции в викторианскую эпоху. Эд. Кейт Нилд. Вестмид, англ.: Gregg, 1973. 448–506.

Хоутон, Уолтер Э. Викторианский склад ума, 1830-1870 гг. Нью-Хейвен: Йельский университет, 19 лет57.

Каликофф, Бет. «Падающая женщина в трех викторианских романах». Исследования в романе 19.3 (1987): 357–367.

Лондон, Бетт. «Удовольствия от подчинения: Джейн Эйр и создание текста». ELH 58.1 (1991): 195-213.

Махуд, Линда. Магдалины: проституция в девятнадцатом веке. Лондон: Routledge, 1990.

Мейер, Сьюзан. «Колониализм и образная стратегия Джейн Эйр». Викторианские исследования 33.2 (1990): 247-268. Rpt. в новых сборниках дел: Джейн Эйр. Эд. Хизер Глен. Basingstoke, англ.: Macmillan, 1997. 92-129.

«Хозяйка». Оксфордский словарь английского языка. 2-е изд. Oxford: Oxford UP, 1996.

Нэш, Стэнли Д. Проституция в Великобритании, 1485–1901: аннотированная библиография. Метухен, Нью-Джерси: Пугало, 1994.

Окин, Сьюзан М. «Патриархат и собственность замужних женщин в Англии: вопросы о некоторых современных взглядах». Исследования восемнадцатого века 17 (1983–1984): 121–138.

Патман, Кэрол. Сексуальный контракт. Cambridge: Polity, 1988.

Перкин, Джоан. Женщины и брак в Англии девятнадцатого века. Лондон: Рутледж, 19 лет.89.

Полити, Джина. «Джейн Эйр засекречена». Литература и история 8.1 (1982): 56-66. Rpt. в новых сборниках дел: Джейн Эйр. Эд. Хизер Глен. Basingstoke, Eng.: Macmillan, 1997. 78-91.

Пуви, Мэри. Неравномерное развитие: идеологическая работа гендера в Англии середины викторианской эпохи. Чикаго: Университет Чикаго, 1988.

Рой, Парама. «Неприспособленная женщина и поэтика собственности в Джейн Эйр». SEL: Исследования по английской литературе, 1500-1900 29.4 (1989): 713-727.

Сенф, Кэрол А. «Джейн Эйр и эволюция феминистской истории». VIJ: Журнал Victorians Institute 13 (1985): 67-81.

Шэнли, Мэри Линдон. Феминизм, брак и закон в викторианской Англии, 1850-1895 гг. Принстон: Princeton UP, 1989.

Шортер, Эдвард. Создание современной семьи. Нью-Йорк: Basic, 1975.

Спивак, Гаятри Чакраворти. «Три женских текста и критика империализма». Критическое исследование 12.1 (1985): 243-261.

Стоун, Лоуренс. Семья, секс и брак в Англии 1500-1800 гг. Нью-Йорк: Харпер, 1977.

Трамбах, Рэндольф. Возникновение эгалитарной семьи: аристократическое родство и домашние отношения в Англии восемнадцатого века. Нью-Йорк: Академик, 1978.

Вальверде, Мариана. «Любовь к нарядам: мода и падшая женщина в социальном дискурсе девятнадцатого века». Викторианские исследования 32. 2 (1989): 169-188.

Валковиц, Джудит Р. Город ужасного наслаждения: рассказы о сексуальной опасности в поздневикторианском Лондоне. Чикаго: Университет Чикаго, 1992.

—-. Проституция и викторианское общество: женщины, класс и государство. Кембридж: Cambridge UP, 1980.

Уордлоу, Ральф. Лекции о мадленизме: его природа, масштабы, последствия, вина, причины и средства правовой защиты. Нью-Йорк: Редфилд, 1843. 9.0011

Зонана, Джойс. «Султан и раб: феминистский ориентализм и структуры Джейн Эйр». Знаки 18.3 (1993): 592-617.

Примечания

1. Факультет английского языка Стэнфордского университета, Стэнфорд, Калифорния 94305. Кейт Вашингтон — доктор философии. кандидат. В ее диссертации «Обыкновенная проституция: брак, секс и экономический обмен в британской культуре, 1840–1913» обсуждается экономическая параллель между браком и проституцией в викторианскую и эдвардианскую эпохи. Благодарности: я хотел бы поблагодарить Группу исследований девятнадцатого века в Стэнфорде, особенно Стефани Кудук. Я также благодарен профессору Барбаре С. Гелпи, которая особенно помогала на ранних стадиях этого проекта.

2. Оксфордский словарь английского языка указывает, что с пятнадцатого по девятнадцатый век «любовница» обозначала «женщину, незаконно занимающую место жены».

3. Опираясь на теорию общественного договора, Пейтман утверждает, что сексуальный договор, который включает в себя как брак, так и проституцию, поддерживает и делает возможным общественный договор, обеспечивая необходимое предварительное условие патриархального порядка: «Общественный договор — это история свободы; сексуальный договор — это история подчинения… Свобода мужчин и подчинение женщин создаются посредством первоначального договора — и характер гражданской свободы нельзя понять без недостающей половины истории, которая показывает, как патриархальное право мужчин над женщинами устанавливается посредством договор» (2). См. особенно главы первую и шестую для дальнейшего обсуждения брака как сексуального контракта.

4. Законы о заразных болезнях (1864-1869 гг.), которые пытались установить государственный контроль над проституцией, требовали, чтобы все «простые проститутки» в военных городках проходили обследование на венерические заболевания и, в случае обнаружения заражения, помещались в « запирать госпитали», чтобы предотвратить заражение британских военнослужащих. Основополагающая работа Джудит Валковиц « Проституция и викторианское общество» сосредоточена на принятии законов и феминистской агитации за их отмену, что сделало проституцию заметной национальной проблемой. См. также Валковиц, Город ужасных наслаждений; Махуд, специализирующийся на шотландской проституции; и Андерсон, который читает несколько ключевых литературных текстов о падших женщинах. Две полезные библиографии о проституции см. в Нэше, Буллоу и Элькано.

5. Perkin предлагает точное описание укрытия. См. стр. 16-17 и главы 3 и 6. Для рассмотрения реакции викторианских феминисток на прикрытие см. Шэнли, введение и первую главу. Феминистскую перспективу девятнадцатого века можно найти в Бодишоне. Обсуждение прикрытия, основанное на теории контрактов, см. в Pateman 90-100 и в шестой главе.

6. Я не хочу, однако, утверждать, что большинство браков были без любви; скорее, я предполагаю, что если мы представим континуум между полностью социально-экономически мотивированными и полностью романтически мотивированными браками, то в большинстве браков представителей высшего и среднего класса в их состав входила бы доля любви, но социально-экономические факторы были бы основной силой, мотивирующей брак. договор. Через семь лет после публикации романа Бронте Г.Р. Драйсдейл писал: «Большая часть браков, которые мы видим вокруг себя, заключалась вовсе не по любви, а по какому-либо корыстному мотиву, такому как богатство, общественное положение или другие преимущества; брак, в котором истинная любовь была преобладающим чувством с обеих сторон» (Houghton 381).

7. Вопрос о том, когда компаньонский брак стал нормой для британских семей, был предметом критических дебатов. Стоун, Трумбах и Шортер — три самых известных сторонника идеи о том, что к девятнадцатому веку брак превратился в преимущественно основанный на любви, а не социально-экономический договор. Взгляды этих ученых были эффективно оспорены Окином. Окин демонстрирует, что изменения в законе о собственности женщин в семнадцатом веке (например, положения об учреждении трастов по праву справедливости для замужних женщин), которые ученые приняли в качестве доказательства изменения отношения к женщинам и собственности, скорее связаны с увеличением движимого имущества. (личность) в отношении недвижимости и желание землевладельцев и/или богатых семей укрепить свое богатство по женской линии, а не за счет развивающихся прав собственности женщин. То, что практика создания трастов на условиях справедливости сохранилась, может быть связано с желанием родителей защитить своих дочерей от ненадежных или нечестных мужей, а не со стремлением к эгалитарным бракам.

8. Пуви пишет, что в дебатах о поле и роли женщин в 1840-х годах гувернантка была «фигурой, которая олицетворяла домашний идеал, и фигурой, которая угрожала разрушить его. Потому что гувернантка была похожа на средний класс. мать в работе, которую она выполняла, но как и женщина из рабочего класса, и мужчина в получаемой ею заработной плате, та самая фигура, которая теоретически должна была бы защищать естественность отдельных сфер, грозила разрушить различие между ними» (127).

9. Критический разрыв между теми, кто считает роман радикальным феминистским текстом, и теми, кто квалифицирует его радикализм или даже считает его крайне консервативным, стал особенно резким за последние три десятилетия. Ключевой текст для зарождающейся феминистской литературной критики 1970-х годов, Джейн Эйр, особенно прославляли Гилберт и Губар. В своем новаторском исследовании они описывают «Джейн Эйр» как роман о «мятежном феминизме» (338). Эта тенденция сохранилась и в более поздних исследованиях: см., например, Senf. Однако совсем недавно несколько критиков, особенно тех, кто интересуется классами и расами, а также феминизмом, подчеркивали консерватизм Бронте. Лондон, например, предлагает особенно язвительное, хотя и не всегда полностью убедительное, опровержение утверждения, что «Джейн Эйр» действует как освободительный текст для читательниц, утверждая, что «для Бронте… как и для Джейн Эйр, свобода может быть сформулирована только как новое рабство» (196). Наконец, Рой сосредотачивается на принципиально консервативной классовой политике романа, а не на его гендерной политике.

10. Джейн на самом деле прямо заявляет Рочестеру, что она не потерпит многого за жалованье: «Я никогда не должна принимать неформальность за наглость: одно мне больше нравится, другое ни один свободнорожденный не подчинился бы даже за жалованья». Рочестер возражает ее предположению (и подразумевает, что Джейн ничего не знает о причинах проституции и подобных унизительных занятий): «Обман! «не отваживайтесь на общие положения, которых вы совершенно не знаете»» (141).

11. Согласно Оксфордскому словарю английского языка, «гей-женщина» впервые означала «проститутку» в 1825 году. На известной карикатуре из «Панча» 1850-х годов изображены две женщины, одна респектабельная работница, а другая проститутка в поношенном и наполовину расстегнутый наряд, причем первая говорит второй: «А! Фанни! Как долго ты была лесбиянкой?» ориенталистский дискурс», утверждая, что «сравнение Шарлотты Бронте султан/рабыня переносит источник патриархального угнетения на «восточное» общество, позволяя британским читателям созерцать местные проблемы, не подвергая сомнению свое самоопределение как жителей Запада» (59).3). Аргумент Зонаны убедителен, но я бы добавил, что использование восточных отсылок также имело определенную шокирующую ценность для викторианских читателей: если брак Джейн действительно напоминает отношения султана и рабыни, то (в терминах викторианского востоковеда) он должен быть действительно коррумпированным.

13. Здесь я решил прочесть ориенталистские метафоры Джейн Эйр как аллюзии на проституцию или проблематичную женскую сексуальность. Однако в «Джейн Эйр», начиная со Спивака, была проделана большая работа над отсылками к Востоку и колонизаторам. См. Зонана и Мейер для более продолжительного обсуждения постколониальной теории применительно к Джейн Эйр.

14. В то время как основной интерес Адамс заключается в психологических, а не экономических последствиях «опасений Джейн, что как зависимая жена она будет немногим лучше любовницы», она также указывает, что центральные проблемы Джейн Эйр — это « статус и экономика женской зависимости в браке, ограниченные возможности, доступные Джейн в качестве выхода для ее образования и энергии, ее потребность любить и быть любимой, быть полезной и быть нужной» (139-140). Моя аргументация сосредоточена на первых двух пунктах этого списка; Адамса на последних двух.

15. А может, это и не удивительно. В конце концов, его тревога по поводу катастрофического эпизода с Селин Варанс связана не с тем, что он покупает ее привязанность и сексуальные услуги; он утверждает, что знал это все время. Скорее, он прекращает их отношения, потому что не может купить полный контроль над ее телом и ее эмоциями.

16. Викторианским женщинам на дорогах общего пользования напоминали об их аномальном положении не только работные дома, но и спасательные дома, которые были обычным явлением в тот период: стране в тот период в попытке спасти отдельных проституток и падших женщин» (Финнеган 169н). В родном районе Бронте, Западном райдинге Йоркшира, было несколько таких домов. Фрэнсис Финнеган объясняет, что, поскольку дома открывались и содержались исключительно за счет добровольных взносов, они довольно часто открывались и снова закрывались. Йоркское пенитенциарное общество было основано в 1843 году, а ближе к Хаворту дома в Лидсе и Халле делили ресурсы, а в 1837 году в Халле открылась новая тюрьма. Рассеивая английскую сельскую местность, они часто открывались в загородных или городских домах, которые были завещаны. в благотворительные общества. Открытость этих пенитенциарных учреждений была лишь одним из способов, которыми опасности сексуальности и экономического обмена постоянно повторялись в воображении викторианской женщины.