почему современному миру нужна логотерапия Виктора Франкла — Нож

Еще в 1946 году в своей книге «Человек в поисках смысла» Виктор Франкл описал чувство отчаяния, так хорошо знакомое современному человеку. Австрийский психоаналитик, переживший холокост, рассказал, что многие его пациенты жаловались на «непреодолимое ощущение полной бессмысленности жизни».

Беды нашего века — от разного рода зависимостей до веры в псевдонаучные теории — свалились на наши головы не случайно.

Как говорит Франкл, «аномальная реакция на аномальную ситуацию — это нормальное поведение». Наша сегодняшняя ситуация не менее аномальна, чем в 1940-е годы: биосфера планеты стремительно разрушается, и следующее поколение людей, по мнению ученых, может стать последним.

Вот почему в эти беспокойные времена стоит обратиться к книге Франкла.

Психотерапевт в концлагере: опыт выживания

Франкл до того, как его отправили в Аушвиц, а затем в Дахау, был уже состоявшимся психотерапевтом, представлявшим так называемое третье направление венской школы психоанализа. Он не разделял взглядов Зигмунда Фрейда и Альфреда Адлера и отверг как теорию первого о «воле к удовольствию», так и о «воле к власти» — второго.

«Поиск смысла жизни, — писал он, — это основная мотивация человеческой жизни, а вовсе не „вторичная рационализация“ (сознательное объяснение) инстинктивных побуждений».

Франкл утверждал ценность литературы, живописи, религии и прочих культурных явлений, ставящих во главу угла смысл и помогающих нам найти цель в жизни. Согласно разработанному им терапевтическому методу, который он назвал логотерапией, «стремление найти смысл жизни — это основная мотивационная сила человека».

Франкл верил, что человек способен пережить самые разные лишения; но если его жизнь лишена смысла, то он обречен.

Читайте также

Счастье — не в гедонизме. Почему ученые советуют перестать гнаться за удовольствиями

До Аушвица Виктор Франкл был главой неврологического отделения Ротшильдской больницы. В Аушвице он стал «номером 119104». Концлагерь был нулевой точкой смысла. Франклу удалось тайно пронести с собой рукопись книги, но он потерял ее и был вынужден восстанавливать по памяти.

Он использовал свои знания для оказания психологической помощи другим заключенным и видел в этом цель жизни. Выводы, к которым он пришел в ходе этих бесед, легли в основу его гуманистической психологии.

Духовная свобода вопреки концу света: в чем искать смысл?

Одним из самых главных был вывод о том, что «заключенный, который потерял веру в будущее, обречен». Франкл вспоминал, что в концлагере самоубийства были повсеместным явлением и лучшие шансы на выживание были не у самых сильных или самых здоровых заключенных, а у тех, кто, несмотря на страдания, смог обрести смысл существования. Некоторым узникам удавалось «найти прибежище от окружающего кошмара в богатой внутренней жизни и духовной свободе». Это помогало им переносить лагерную жизнь.

Франкл часто вел воображаемые беседы со своей женой Тилли (которая, как он позже узнал, умерла в другом концлагере) или читал лекции перед воображаемой аудиторией о психологии концлагеря — теме, которой он посвятит всю последующую жизнь.

В «Человеке в поисках смысла» он написал, что «человек может сохранить остатки духовной свободы и независимости мышления даже в условиях крайнего психического и физического напряжения».

Книга отразила дух своего времени и стала бестселлером послевоенной эпохи. Она была переведена на более чем 20 языков, разошлась 12-миллионным тиражом. Многие университетские факультеты и больничные отделения решили положить гуманистическую психологию и логотерапию в основу своей работы, несмотря на то, что те зачастую напоминают скорее светскую разновидность раввинизма, чем психоанализ.

«Человек в поисках смысла» состоит из двух частей. Первая, похожая на произведения Эли Визеля и Примо Леви, — это воспоминания Франкла о холокосте. Вторая часть посвящена теории логотерапии. Здесь Франкл утверждает, что человек может найти смысл жизни в «переживании добра, истины и красоты, природы и культуры; или — последнее по порядку, но не по значению — во встрече с другим уникальным человеком, с самой его уникальностью, иными словами — в любви», не вопреки концу света, а из-за него.

Критика: чрезмерный оптимизм и виктимблейминг

Книгу не раз критиковали за поверхностность и называли образцом позитивной нью-эйдж-культуры. Но такая оценка не совсем справедлива. «Трагический оптимизм» Франкла неуместно отождествлять с наивной позитивностью Полианны из одноименного романа Элинор Портер. «Со времени Освенцима мы знаем, на что человек способен. И со времени Хиросимы мы знаем, что поставлено на карту», — пишет он.

Некоторые критики упрекают Франкла в виктимблейминге. Американский ученый Лоуренс Лангер в 1982 году даже назвал «Человека в поисках смысла» ужасной книгой.

По его мнению, Франкл сводит вопрос выживания к позитивному настрою и порочит память миллионов жертв. В этой критике есть доля справедливости. Однако Франкл не упрекает тех, кто утратил смысл. Логотерапия — это не этический, а стратегический подход к переживанию трагедии.

Ошибочно возлагать вину за ощущение бессмысленности жизни на страдающего человека. Заключенные не несут ответственности за существование концлагерей, точно так же, как родившийся в бедности человек не виноват в том, что он беден, а любой из нас (если вы, конечно, не глава нефтедобывающей компании) не виноват в разрушении экосистемы.

Логотерапия не означает принятие статуса-кво: борьба за улучшение политических, материальных, социальных, культурных и экономических условий никогда не должна прекращаться. Логотерапия предлагает нечто иное — шанс найти смысл в ситуации, когда человек не в силах что-либо изменить.

В предисловии к изданию 2006 года раввин Гарольд Кушнер написал: «Внешние силы могут отобрать всё, что у вас есть, кроме одного — выбора, как реагировать на сложившиеся обстоятельства».

Логотерапия требует от пациентов искать личный смысл и помнить, что «жизнь ежедневно и ежечасно задает вопросы, ставит задачи».

Современность больна: нам нужна логотерапия

«Я осознал величайший из секретов, которыми могут поделиться поэзия, мысль и вера: спасение человека происходит через любовь и в любви», — пишет Франкл.

В нашу жестокую, ограниченную и малодушную эпоху трудно найти примеры человеколюбия. Наши жестокость, ограниченность и малодушие — это реакция на приближающийся конец.

«Каждому веку присущ свой коллективный невроз, и каждому веку необходима своя психотерапия, чтобы с ним справиться», — говорит Франкл. Мы измождены, тревожны, озлоблены и растеряны из-за краха личных судеб, сетей взаимоотношений и общин, из-за разрушения промышленности, демократии и экосистемы нашей планеты. Неудивительно, что мы страдаем коллективным неврозом.

И тем не менее гуманистическая психология почему-то не в почете в наше время. Вместо нее у нас есть модные нынче социобиология и нейробиология с панглоссианским оптимизмом Стивена Пинкера и банальностями Джордана Питерсона.

Читайте также

Психотерапия для новых правых. Как Джордану Питерсону удалось стать главным политическим мыслителем Северной Америки

---

В одном из самых запоминающихся фрагментов книги Франкл рассказывает, как однажды, когда заключенные, до смерти усталые после целого дня работы, отдыхали на полу барака, «вбежал товарищ и позвал выйти посмотреть на великолепный закат».

Несмотря на скорее научный стиль изложения, здесь Франкл дает волю своему чувству трансцендентного:

«Стоя снаружи, мы смотрели на пылающие на западе тучи и на небо, полное облаков, непрерывно меняющих свой цвет и форму, от голубовато-стального до кроваво-красного. Наши жалкие серые землянки резко контрастировали со всем этим богатством, а лужи на мокрой земле щедро отражали пылающее небо. После нескольких минут растроганного молчания один заключенный сказал другому: „Каким прекрасным мог бы быть этот мир!“»

Логотерапия не обещает, что в жизни будет больше закатов; это — наша личная и коллективная ответственность.

Зато логотерапия обещает восторг при виде заката, даже если этот закат будет для нас последним; она напоминает, что можно найти смысл, красоту, благодать даже в аду. А остальное зависит от нас.

Виктор Франкл — о смысле жизни

Бывший узник концлагеря, прошедший тяжелые испытания и сохранивший волю к жизни, Виктор Франкл не раз задумывался о ее смысле и смог поделиться своими рассуждениями.

В лекции, прочитанной в Народном университете Вены, психотерапевт рассказал историю одного молодого человека, которого настигла тяжелая болезнь.

Виктор Франкл

Издательство Альпина нон-фикшн, 2023

Наполнение смыслом возможно в трех основных сферах: человек может придать смысл своему существованию, прежде всего, какой-то деятельностью — чем-то занимаясь, что-то совершая, в творчестве и труде; во-вторых, в глубоких переживаниях — в восхищении красотой природы или искусства, в любви к другому человеку; и в-третьих, человек способен даже тогда, когда закрыты обе эти возможности, все же придать своей жизни ценность, обрести в ней смысл, а именно заняв определенную позицию по отношению к такому роковому, вынужденному, неумолимому ограничению своих возможностей. В этом случае важен взгляд человека на происходящее, его поведение, восприятие своей судьбы. С течением жизни человек должен подготовиться к тому, чтобы в соответствии с требованием «часа сего» изменить способ наполнения своего бытия смыслом, порой резко его изменить, ведь мы уже успели сказать, что смысл жизни бывает лишь конкретный, особый для каждого человека и для каждого часа в отдельности: вопросы, которые ставит перед нами жизнь, меняются от человека к человеку и от ситуа- ции к ситуации. Я хотел бы на одном примере показать, как такая «смена курса» может быть «навязана судьбой» и в то же время «покорно осуществлена» человеком.

Речь пойдет о довольно молодом человеке, которого ждала, казалось, увлекательная и плодотворная карьера — он был востребованным художником по рекламе, но внезапная болезнь нарушила все планы: у него обнаружилась неоперабельная, высоко расположенная на позвоночнике опухоль спинного мозга. Из-за опухоли пациент вскоре практически перестал владеть руками и ногами. Та сфера, в которой он прежде главным образом находил смысл своей жизни, то есть сфера активной деятельности, оказалась для него закрыта; он вынужден был обратиться к иной сфере, ведь любые занятия становились для него все менее доступны, и все более ему приходилось искать смысл своего ограниченного, стиснутого существования в пассивном переживании, и в этой ограниченной ситуации, с чрезвычайно урезанными возможностями, все же обретать смысл. Как же поступил наш пациент?

Лежа в больнице, он погрузился в интенсивное чтение, он осваивал книги, для которых прежде, в загруженной профессиональной жизни, не находил времени, он усердно слушал по радио музыку и вел увлекательные беседы с соседями по палате. Он также обратился к иной сфере бытия, где, по ту сторону активной деятельности, человек способен постичь смысл жизни, найти ответы на ее вопросы посредством пассивного восприятия мира в зеркале самости. То есть этот умный, отважный молодой человек ни в коей мере не ощущал, что его жизнь — при всех наступивших ограничениях — лишилась смысла.

Но настал момент, когда болезнь так прогрессировала, что наш пациент уже не мог держать книгу в руках — настолько ослабли мышцы, и наушниками тоже не мог больше пользоваться — они стискивали череп и причиняли боль, и даже говорить ему стало трудно, и он не мог более поддерживать оживленные беседы с соседями по палате. Итак, этот человек оказался еще более ограничен: судьба отказала ему не только в возможности творческой реализации, но и в значимых впечатлениях. В таком состоянии он прожил свои последние дни, однако и их он все же сумел наполнить смыслом именно благодаря позиции, которую занял по отношению к своему положению. Наш пациент ясно сознавал, что ему остались считаные дни или даже часы. Я отчетливо помню тот вечер моего дежурства, который для этого пациента оказался последним. Я проходил мимо его койки, и он поманил меня к себе. С трудом выговаривая слова, он объяснил, что утром, при обходе главного врача, он слышал, как профессор Г. назначил ему в последние часы инъекцию морфия, чтобы облегчить предстоящую агонию. Поскольку у него имелись основания полагать, сказал он, что в ближайшую ночь с ним «будет покончено», он попросил сделать укол уже сейчас, чтобы потом ночной медсестре не пришлось меня будить…

В последние часы жизни этот человек еще заботился о том, чтобы пощадить других, «не помешать». Сверх той отваги, с какой он принимал все свое страдание и всю боль — каким поступком (не профессиональным, но человеческим!) была эта скромная просьба, эта готовность принимать во внимание другого человека буквально вплоть до конца. Вы же поймете, если я сейчас заявлю: самая замечательная реклама, пусть даже очень красивая, превосходнейшая, какую наш пациент мог создать в пору профессиональной своей деятельности, и близко не сравнится с этим скромным человеческим поступком в последние часы жизни.

Итак, мы видим, что болезнь никоим образом не приводит к непременной утрате смысла, к обеднению бытия смыслом: она открывает возможности для все новых смыслов. А что утрата смысла не наступает с неизбежностью даже тогда, когда человек теряет часть тела, можно проиллюстрировать следующим примером: однажды в больницу, где я работал, поступил авторитетный австрийский юрист. Из-за сужения артерий началась гангрена, и пришлось провести ампутацию ноги. Оправившись от операции, пациент уже через несколько дней предпринял попытку самостоятельно передвигаться на одной ноге. С моей помощью он поднялся с кровати и неуклюже, с трудом, запрыгал по комнате, точно воробушек. И тут он расплакался, этот почтенный, знаменитый на весь мир старик, опиравшийся на мою руку, плакал тихонько, словно малое дитя. «Я не вынесу этого — жизнь калеки лишена для меня всякого смысла!» — восклицал он. Я посмотрел ему прямо в глаза и настойчиво, хотя и несколько насмешливо, спросил: «Господин президент, вы строили планы сделаться бегуном на короткие или дальние дистанции, мечтали о карьере в спорте?» Он изумленно глянул на меня. «Ведь только в таком случае, — продолжал я, — были бы пнятны ваше отчаяние и эти ваши слова: тогда ваша игра действительно была бы проиграна и дальнейшая жизнь могла бы показаться вам лишенной смысла, ведь вам уже не стать ни спринтером, ни марафонцем. Но как может жизнь утратить смысл для такого человека, кто, как вы, всю жизнь прожил чрезвычайно осмысленно, многого достиг, составил себе имя в профессии, — утратить смысл только потому, что он лишился ноги?» Мой пациент сразу понял, к чему я клоню, и на его заплаканном лице проступила улыбка. Итак, болезнь не должна приводить к утрате смысла. И более того: она может даже обернуться некой прибылью.

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Любовь Карась

Теги

#открытое чтение

#психология

#эрудиция

Виктор Э.

Франкл о смысле жизни | Дрю Мерфи Виктор Э. Франкл о смысле жизни | Дрю Мерфи | Medium

Чтение за 4 мин.

·

16 ноября 2018 г.

«Живи так, как будто живешь уже во второй раз и как будто в первый раз поступил так же неправильно, как и сейчас!»

Я немного разочарован тем, что я так долго читал эту книгу. Виктор Э. Франкл, переживший, пожалуй, худший эпизод продолжительных страданий в современной истории человечества, дает мудрость и понимание в книге «Человек в поисках смысла».

Написано Дрю Мерфи

233 Последователя

Пишу в основном о философии, литературе и духовности. Помните о земле. Любовь и ирония для всех.

Еще от Дрю Мерфи

Дрю Мерфи

в

Олдос Хаксли и Твиттер

Душа остроумия может стать самим телом неправды.

·13 мин чтения·6 сентября 2019 г.

Дрю Мерфи

Простые вещи

Чем меньше мне было нужно, тем лучше я себя чувствовал ~ Чарльз Буковски «Братья-сестры», нетипичный извилистый вестерн с участием четырех великих актеров…

Чтение через 3 минуты · 23 октября 2018 г. of Love

Илон Маск уязвим, и он не боится в этом признаться. Он плакал во время интервью New York Times. Он философски отнесся к Джо Рогану…

2 минуты чтения·11 сентября 2018 г.

Дрю Мерфи

Сила недумания

Происхождение

·Чтение через 10 минут·11 февраля 2019 г.

Просмотреть все от Дрю Мерфи 10 вещей, которые нужно сделать в Вечер вместо просмотра Netflix

Привычки без устройств для повышения продуктивности и счастья.

·5 мин чтения·15 февраля 2022 г.

Ник Виньялл

3 привычки, которые сделают вас психически сильным

#2: избегайте ненужных мысленных путешествий во времени

·9 минут чтения·2 апреля

Списки

Руководство по выбору, планированию и достижению личных целей

13 историй·3 сохранения

историй Живи лучше

21 история·6 сохранений

Как найти наставника

11 историй

Продуктивность 101

20 историй·3 сохранения

Непристойный

6 Брак 10 лет20

В Северной Вирджинии август, жарко и влажно.

Я до сих пор не принял душ после утренней пробежки. На мне моя мама-домохозяйка…

·Чтение через 4 минуты·16 февраля 2022 г.

The PyCoach

в

Вы используете ChatGPT неправильно! Вот как опередить 99% пользователей ChatGPT

Освоить ChatGPT, изучив технологию быстрой разработки.

·7 минут чтения·17 марта

Крис Дэвидсон

в

Выглядит лучше, чем 99% людей старше 40 лет занимаются чем-то одним

Не тренировками, диетой, добавками или какими-то «хаками». Как только вы прибьете это, вас ничто не остановит.

·5 мин чтения·17 апреля

Заметки Ауре

в

Почему то, как вы делаете что-то, значит, как вы делаете все

Теория слоев.

·Чтение через 10 минут·11 апреля

См. другие рекомендации

Статус

Карьера

Преобразование текста в речь

Виктор Франкл о человеческом поиске смысла – маргинал

Знаменитый австрийский психиатр, переживший Холокост Виктор Франкл (26 марта 1905 г. – 2 сентября 1997 г.) остается наиболее известным благодаря своим незаменимым психологическим мемуарам 1946 года Человек в поисках смысла ( 7 публичная библиотека) о том, что ужасный опыт Освенцима научил его основной цели жизни: поиску смысла, который поддерживал тех, кто выжил.

Для Франкла значение исходило из трех возможных источников: целеустремленная работа, любовь и мужество перед лицом трудностей.

Исследуя «интенсификацию внутренней жизни», которая помогала заключенным оставаться в живых, он рассматривает трансцендентную силу любви:

Любовь выходит далеко за пределы физической личности возлюбленного. Оно находит свой глубочайший смысл в его духовном существе, его внутреннем я. Присутствует ли он на самом деле, жив ли он вообще, как-то перестает иметь значение.

Франкл иллюстрирует это волнующим примером того, как его чувства к жене, которая в конце концов была убита в лагерях, придавали ему смысл:

Мы работали в окопе. Заря была вокруг нас серой; серым было небо над головой; серый снег в бледном свете зари; поседели лохмотья, в которые были одеты мои сокамерники, и поседели их лица. Я опять молча разговаривал с женой, а может быть, я пытался найти причину моих страданий, моего медленного умирания. В последнем яростном протесте против безнадежности неминуемой смерти я почувствовал, как мой дух пронзает окутывающий мрак. Я почувствовал, как оно выходит за пределы этого безнадежного, бессмысленного мира, и откуда-то услышал победоносное «Да» в ответ на мой вопрос о существовании конечной цели. В этот момент зажегся свет в далеком фермерском доме, стоявшем на горизонте, словно нарисованном там, посреди жалкой серости предрассветного баварского утра.

«Et lux in tenebris lucet» — и свет сияет во тьме. Я часами стоял, рубя ледяную землю. Мимо прошел охранник, оскорбляя меня, и я еще раз пообщался с любимым. Я все больше и больше чувствовал, что она здесь, что она со мной; У меня было ощущение, что я могу прикоснуться к ней, могу протянуть руку и схватить ее. Ощущение было очень сильным: она была там. Затем, в этот самый момент, птица бесшумно слетела вниз и села прямо передо мной на кучу земли, которую я выкопал из канавы, и пристально посмотрела на меня.

О юморе, «еще одном оружии души в борьбе за самосохранение», пишет Франкл: способность подняться над любой ситуацией, хотя бы на несколько секунд. … Попытка развить чувство юмора и смотреть на вещи с юмористической точки зрения — это своего рода трюк, которому научились, осваивая искусство жизни. Тем не менее, можно практиковать искусство жизни даже в концлагере, хотя страдание вездесуще.

Литография Лео Хааса, художника Холокоста, пережившего Терезиенштадт и Освенцим (общественное достояние)

Обсудив общие психологические паттерны, проявляющиеся у заключенных, Франкл осторожно ставит под сомнение предположение о том, что люди неизменно формируются под влиянием обстоятельств. Он пишет:

А как же человеческая свобода? Разве нет духовной свободы в отношении поведения и реакции на любое данное окружение? … Самое главное, доказывают ли реакции узников на своеобразный мир концлагеря, что человек не может избежать влияния своего окружения? Разве у человека нет выбора действий перед лицом таких обстоятельств?

Мы можем ответить на эти вопросы как исходя из опыта, так и из принципа. Опыт лагерной жизни показывает, что у человека есть выбор действия. …Человек может сохранить остатки духовной свободы, независимости ума даже в таких ужасных условиях психического и физического напряжения.

[…]

У человека можно отнять все, кроме одного: последней из человеческих свобод — выбирать свое отношение в том или ином стечении обстоятельств, выбирать свой путь.

Как и Уильям Джеймс в своем трактате о привычках, Франкл помещает это понятие повседневного выбора в эпицентр человеческого опыта:

Каждый день, каждый час давал возможность принять решение, решение, определить, подчинитесь ли вы тем силам, которые угрожали лишить вас самого себя, вашей внутренней свободы; что определяло, станете ли вы игрушкой обстоятельств, откажетесь от свободы и достоинства, чтобы принять форму типичного заключенного.

Подобно Генри Миллеру и Филипу К. Дику, Франкл признает страдание неотъемлемым элементом не только существования, но и осмысленной жизни:

Если в жизни вообще есть смысл, то должен быть смысл и в страдании. . Страдание – неотъемлемая часть жизни, такая же, как судьба и смерть. Без страданий и смерти человеческая жизнь не может быть полной.

То, как человек принимает свою судьбу и все связанные с ней страдания, то, как он берет свой крест, дает ему широкие возможности — даже в самых трудных обстоятельствах — придать своей жизни более глубокий смысл. Он может оставаться смелым, достойным и бескорыстным. Или в ожесточенной борьбе за самосохранение он может забыть свое человеческое достоинство и стать не более чем животным. Здесь кроется шанс для человека либо использовать, либо отказаться от возможностей достижения моральных ценностей, которые может предоставить ему трудная ситуация. И это решает, достоин ли он своих страданий или нет. …Такие мужчины бывают не только в концлагерях. Везде человек сталкивается с судьбой, с возможностью добиться чего-то собственным страданием.

Работая психиатром среди заключенных, Франкл обнаружил, что единственным наиболее важным фактором в культивировании «внутренней хватки», позволяющей мужчинам выживать, было обучение их мысленно удерживать какую-то будущую цель. Он цитирует Ницше, который писал, что «Тот, у кого есть зачем жить, может вынести почти любое как », и предостерегает от обобщения:

Горе тому, кто не видел больше смысла в своей жизни, никакой цели. , нет цели, и поэтому нет смысла продолжать. Вскоре он был потерян. Типичный ответ, которым такой человек отвергал все обнадеживающие доводы, был: «Мне больше нечего ожидать от жизни». Какой ответ можно дать на это?

Что действительно было необходимо, так это коренное изменение нашего отношения к жизни. Мы должны были учиться сами и, кроме того, мы должны были учить отчаявшихся людей тому, что на самом деле важно не то, что мы ожидаем от жизни, а то, что жизнь ожидает от нас . Нам нужно было перестать спрашивать о смысле жизни и вместо этого думать о себе как о тех, кого жизнь задает вопросы — ежедневно и ежечасно. Наш ответ должен состоять не в разговорах и размышлениях, а в правильном действии и правильном поведении. Жизнь в конечном счете означает принятие на себя ответственности за поиск правильного ответа на свои проблемы и выполнение задач, которые она постоянно ставит перед каждым человеком.

Эти задачи и, следовательно, смысл жизни различаются от человека к человеку и от момента к моменту. Таким образом, невозможно определить смысл жизни в общем виде. На вопросы о смысле жизни никогда нельзя ответить опрометчивыми заявлениями. «Жизнь» означает не что-то смутное, а что-то очень реальное и конкретное, как и жизненные задачи очень реальны и конкретны. Они формируют судьбу человека, которая различна и уникальна для каждого человека. Ни один человек и никакая судьба не могут сравниться ни с каким другим человеком или какой-либо другой судьбой. Ни одна ситуация не повторяется, и каждая ситуация требует другого ответа. Иногда ситуация, в которой оказался человек, может потребовать от него самим действовать. В другое время ему выгоднее воспользоваться возможностью для созерцания и таким образом реализовать активы. Иногда от человека может потребоваться просто принять судьбу, нести свой крест. Каждая ситуация отличается своей уникальностью, и всегда есть только один правильный ответ на проблему, поставленную данной ситуацией.

Литография Лео Хааса, художника Холокоста, пережившего Терезиенштадт и Освенцим (общественное достояние)

Рассматривая человеческую способность к добру и злу и условия, которые выявляют непристойность в порядочных людях, Франкл пишет:

Человеческую доброту можно найти во всех группах, даже в тех, которые в целом было бы легко осудить. Границы между группами пересекались, и мы не должны пытаться упростить дело, говоря, что эти люди были ангелами, а те — дьяволами.

[…]

Из всего этого мы можем узнать, что есть две расы людей в этом мире, но только эти две — «раса» порядочного человека и «раса» непристойного человека. Оба встречаются повсюду; они проникают во все слои общества. Ни одна группа не состоит полностью из порядочных или непристойных людей. В этом смысле ни одна группа не является «чисторасовой» — и поэтому среди лагерной охраны иногда попадался порядочный человек.

Жизнь в концлагере вскрыла человеческую душу и обнажила ее глубины. Удивительно ли, что в тех глубинах мы снова нашли только человеческие качества, которые по самой своей природе были смесью добра и зла? Трещина, отделяющая добро от зла, пронизывающая всех людей, достигает самых глубин и проявляется даже на дне той пропасти, которую разверзает концлагерь.

Во второй половине книги Франкл представляет особый стиль экзистенциального анализа, который он назвал «логотерапией» — методом исцеления души путем развития способности находить осмысленную жизнь:

В конце концов, человек не должен спрашивать, что смысл его жизни есть, а скорее он должен признать, что именно он просят. Одним словом, каждый человек подвергается сомнению жизнью; и он может ответить на жизнь только тем, что ответит на своей собственной жизнью; на жизнь он может реагировать, только будучи ответственным. Таким образом, логотерапия видит в ответственности саму суть человеческого существования.

Этот акцент на ответственности отражен в категорическом императиве логотерапии, который звучит так: «Живи так, как будто ты живешь уже во второй раз и как будто в первый раз ты поступил так же неправильно, как собираешься поступить сейчас!»

Франкл вносит свой вклад в самые богатые определения любви в истории:

Любовь — это единственный способ понять другого человека в самом сердце его личности. Никто не может полностью осознать саму сущность другого человека, если он не любит его. Благодаря своей любви он может видеть в любимом человеке существенные черты и черты; и более того, он видит в себе то потенциальное, что еще не осуществилось, но еще должно осуществиться. Кроме того, своей любовью любящий человек позволяет любимому человеку реализовать эти возможности. Заставляя его осознать, кем он может быть и кем он должен стать, он реализует эти потенциальные возможности.

Франкл писал книгу в течение девяти дней подряд, с первоначальным намерением опубликовать ее анонимно, но по настойчивому совету друзей он добавил свое имя в последнюю минуту. Во введении к изданию 1992 года, размышляя о миллионах копий, проданных за полвека, прошедших с момента первоначальной публикации, Франкл делает острый метакомментарий по поводу того, что недавно повторил Джордж Сондерс, отметив:

Прежде всего я вовсе не вижу в статусе бестселлера моей книги достижение и достижение с моей стороны, а скорее выражение нищеты нашего времени: если сотни тысяч людей тянутся к книге, само название которой обещает решить вопрос смысла жизни, это должен быть вопрос, который горит у них под ногтями. … Однако сначала он был написан с абсолютным убеждением, что как анонимный опус он никогда не сможет принести своему автору литературную славу.

В том же предисловии он делится вечным советом по достижению успеха, который он часто дает своим ученикам:

Не стремитесь к успеху — чем больше вы стремитесь к нему и делаете его целью, тем больше вы идете пропустить это. За успехом, как и за счастьем, нельзя гнаться; это должно произойти, и это происходит только как непреднамеренный побочный эффект посвящения человека делу большему, чем он сам, или как побочный продукт подчинения человеку другому, чем он сам. Счастье должно случиться, и то же самое относится и к успеху: вы должны позволить этому случиться, не заботясь о нем. Я хочу, чтобы вы послушались того, что приказывает вам делать ваша совесть, и продолжали выполнять это в меру своих знаний. Тогда вы доживете до того, чтобы увидеть, что в конце концов — в конце концов, я говорю! — успех будет следовать за вами именно потому, что вы забыли о нем думать.