Редьярд киплинг заповедь стихи: Редьярд Киплинг — Заповедь: читать стих, текст стихотворения полностью

Четыре перевода известного стихотворения Киплинга

От uchitelj
(Редьярд Киплинг «If»)

Заповедь (Перевод М. ЛОЗИНСКОГО)
Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя, наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена, и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.
Умей поставить, в радостной надежде,
На карту все, что накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том;
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело.
И только Воля говорит: «Иди!»
Останься прост, беседуя с царями,
Останься честен, говоря с толпой;
Будь прям и тверд с врагами и с друзьями,
Пусть все, в свой час, считаются с тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неумолимый бег,—
Тогда весь мир ты примешь, как владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

Когда (Перевод ВЛ. КОРНИЛОВА)
Когда ты тверд, а все вокруг в смятенье,
Тебя в своем смятенье обвинив,
Когда уверен ты, а все в сомненье,
А ты к таким сомненьям терпелив;
Когда ты ждешь, не злясь на ожиданье,
И клеветой за клевету не мстишь,
За ненависть не платишь той же данью,
Но праведным отнюдь себя не мнишь;
Когда в мечте не ищешь утешенья,
Когда не ставишь самоцелью мысль,
Когда к победе или к пораженью
Ты можешь равнодушно отнестись;
Когда готов терпеть, что станет подлость
Твой выстраданный идеал чернить,
Ловушкой делать, приводить в негодность,
А ты еще готов его чинить;
Когда согласен на орла и решку
Поставить все и тотчас проиграть,
И тотчас же, мгновенья не помешкав,
Ни слова не сказав, сыграть опять;
Когда способен сердце, нервы, жилы
Служить себе заставить, хоть они
Не тянут — вся их сила отслужила,
Но только Воля требует: «Тяни!»
Когда — хоть для тебя толпа не идол —
При короле ты помнишь о толпе;
Когда людей ты понял и обиды
Не нанесут ни враг, ни друг тебе;
Когда трудом ты каждый миг заполнил
И беспощадность Леты опроверг,
Тогда, мой сын. Земля твоя — запомни! —
И — более того — ты Человек!

Если сможешь (Перевод А. ГРИБАНОВА)
Сумей, не дрогнув среди общей смуты,
Людскую ненависть перенести
И не судить, но в страшные минуты
Остаться верным своему пути.
Умей не раздражаться ожиданьем,
Не мстить за зло, не лгать в ответ на ложь,
Не утешаясь явным или тайным
Сознаньем, до чего же ты хорош.
Умей держать мечту в повиновенье,
Чти разум, но не замыкайся в нем,
Запомни, что успех и пораженье —
Две лживых маски на лице одном.
Пусть правда, выстраданная тобою,
Окажется в объятьях подлеца,
Пусть рухнет мир, умей собраться к бою,
Поднять свой меч и биться до конца.
Сумей, когда игра того достойна,
Связать судьбу с одним броском костей,
А проиграв, снести удар спокойно
И без ненужных слов начать с нулей.
Сумей заставить сношенное тело
Служить сверх срока, не сбавляя ход.
Пусть нервы, сердце — все окаменело,
Рванутся, если Воля подстегнет.
Идя с толпой, умей не слиться с нею,
Останься прям, служа при королях.
Ничьим речам не дай звучать слышнее,
Чем голос истины в твоих ушах.
Свой каждый миг сумей прожить во славу
Далекой цели, блещущей с вершин.
Сумеешь — и Земля твоя по праву,
И, что важней, ты Человек, мой сын!

ЕСЛИ…(Перевод С.МАРШАКА)
О, если ты покоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым себя не назовешь,
И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она,
И будешь тверд в удаче и в несчастье,
Которым, в сущности, цена одна,
И если ты готов к тому, что слово
Твоё в ловушку превращает плут,
И, потерпев крушенье, можешь снова —
Без прежних сил — возобновить свой труд,
И если ты способен всё, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Всё проиграть и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел,
И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперёд нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: «Держись!» —
И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить,
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, —
Земля — твоё, мой мальчик, достоянье!
И более того, ты — человек!

Оригинал:
If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you,
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don’t deal in lies,
Or being hated, don’t give way to hating,
And yet don’t look too good, nor talk too wise:
If you can dream — and not make dreams your master;
If you can think — and not make thoughts your aim;
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same;
If you can bear to hear the truth you’ve spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Or watch the things you gave your life to, broken,
And stoop and build’em up with worn-out tools:
If you can make one heap of all your winnings
And risk it on one turn of pitch-and-toss,
And lose, and start again at your beginnings
And never breathe a word about your loss;
If you can force your heart and nerve and sinew
To serve your turn long after they are gone,
And so hold on when there is nothing in you
Except the Will which says to them: «Hold on!»
If you can talk with crowds and keep your virtue,
Or walk with Kings — nor lose the common touch,
If neither foes nor loving friends can hurt you,
If all men count with you, but none too much;
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds’ worth of distance run,
Yours is the Earth and everything that’s in it,
And — which is more — you’ll be a Man, my son!

* Оригинальный пост

(Снимок Алексея Терентьева rider7)

Содержание

Редьярд Киплинг «Заповедь»

Редьярд Киплинг «Заповедь»

Автор:
Источник: pogorim. net

Kipling Rudyard «If» 

Киплинг Редьярд  (1865-1936)

 А.Зверев. Редьярд Киплинг «IF» (Вглубь одного стихотворения)

Иностранная Литература, No 1, 1992

Четыре строфы

У этого стихотворения — своя судьба. Драматическая судьба. Оно было напечатано в октябрьском номере «Америкэн мэгэзин» за 1910 год и тут же обрело громкую известность. Удивляться нечему: помимо поэтических достоинств текста, сказалась слава его автора. Звезда Киплинга тогда стояла в зените. Среди современных ему английских поэтов никто не добился настолько широкого признания. Рассказами Киплинга зачитывались на пяти континентах. Нобелевская премия только удостоверила его — и без таких знаков престижа — высокий литературный авторитет. Кстати, за всю историю этой премии не было среди писателей лауреата моложе, чем Киплинг. Шведская академия провозгласила его живым классиком в сорок два года. От него ждали необыкновенных свершений. Считалось, что этот талант только начинает раскрываться в полную силу.

Свой — ставший классическим — перевод М. Лозинский озаглавил «Заповедь». Подошел бы и другой заголовок, пусть лексически произвольный, «Завещание». Он оправдан, если вникнуть в смысл четырех строф. Да и случилось так, что они действительно стали поэтическим завещанием Киплинга, хотя он прожил еще четверть века с лишним. И выпустил не одну книгу.

Популярность Киплинга, в последний раз достигшая высокой отметки с началом мировой войны, затем резко упала, сменившись равнодушием. К нему стали относиться преимущественно как к писателю для подростков. Подобное случалось со многими писателями: Дефо, Свифт, Марк Твен — только самые наглядные примеры. Но Киплинга не утешали эти аналогии. Он тяжело пережил перемену своей литературной репутации. Не сказать, чтобы она произошла беспричинно. Пересматривая огромный том его «Полного собрания стихотворений», все время ловишь себя на мысли: многое ли сохранилось как живая, читаемая поэзия? Баллады? Их десятки, но теперь вспоминают разве что «Мэри Глостер», «Томлинсона» да «Томми Аткинса». Последние два имени сделались нарицательными, конечно, не по капризу случая. «Песенки о службе», как назвал Киплинг свой первый, еще в Бомбее им изданный сборник 1886 года, а точней — миниатюры о солдатском ремесле? Несомненно, среди них есть жемчужины.

Жертвой имитации, а стало быть, опошления, конечно, может оказаться любой поэт, но Киплинг имитацию словно бы провоцировал, и это плачевным образом сказалось на отношении к нему критики, а потом и обычных читателей. Во многом и стремительный взлет его славы, и последующее быстрое охлаждение недавних почитателей объяснялось самим характером его поэтических установок. Он принес в литературу живой опыт человека, хорошо знающего, что собою представляет невзрачная и полная лишений повседневность какого-нибудь затерянного в тропиках форта, над которым плещется британский флаг.

XX век, однако, придаст этим понятиям зримую актуальность, испытывая их в обстоятельствах глубоко драматических, как те, которые и нам достались совсем недавно, в августе 1991 года. И памятуя о такой актуальности, странно читать у критиков, что Киплинг со своим жестким этическим пафосом безнадежно выпал из времени. Разумеется, не каждый примет киплинговские идеалы. Он часто прямолинеен: слово «долг» для него почти то же, что «приказ», а непоколебимая приверженность имперскому знамени заставляет его героизировать исторически обреченное дело, которому приносятся напрасные жертвы. Все так, и тем не менее нельзя отказать Киплингу в том, что он впрямую — а часто и первым — коснулся коллизий, над которыми мы и по сей день бьемся, не находя согласия друг с другом.

А еще говорят, будто он всего лишь «детский писатель». Бытующее представление о его художественной устарелости столь же недостоверно. У Киплинга был незаемный взгляд на литературу: можно его принять, можно и отвергнуть, но не надо делать вид, будто ему важна была одна пропаганда, а поэтика — не важна. Это очень несправедливо. Суровая, а для многих шокирующая правда в соединении с открытой проповедью ценностей, не допускавших для Киплинга никакой инверсии,- так он постигал назначение писателя, отвергнув любого рода литературную изысканность, которая в его лексиконе презрительно именовалась плетением словес, и только.

В знаменитых стихах осени 1910 года речь идет о категориях этики, которыми Киплинг Особенно дорожил, но весь образный ряд выстроен под знаком наивозможной конкретности. Жизнь уподоблена игре, схожей с орлянкой, которая знакома каждому (pitch-and-toss — столбик монет, в который бросают монету потяжелее, чтобы перевернуть стоящие в столбике монеты «на орла»). Обязанность человека не поддаваться искусу Успеха и не падать духом в годину Несчастья выражена призывом «напрячь сердце, и нервы, и мышцы».

На фоне таких английских современников, как Томас Харди или Альфред Эдвард Хаусмен, а уж тем более на европейском фоне пышно доцветавшего символизма стихотворение Киплинга кажется достоянием совсем другой эпохи. Может быть, минувшей — просветительской, предромантической, Но точнее сказать, что он опережал свое время. Смысл исканий Киплинга по-настоящему поймут не его литературные сверстники, а поэты следующего поколения. Для меня несомненно, что Гумилев и его «Цех поэтов» шли по стопам Киплинга, парадоксальным образом обретшего в России гораздо более глубокий отзвук, чем у себя на родине.

На родине критика не могла простить Киплингу — даже во дни его славы — ошеломляющей простоты, которая исключает всякие разговоры о зашифрованности образов и глубоко спрятанном подтексте. Эта простота противоречила духу времени, объявившего искусство разновидностью теургии, а поэта — искателем абсолютной Красоты, спрятанной под покрывалом Майи. Киплинг решительно  двинулся против течения. Он не признавал ни панэстетизма, ни мифопоэтической философии бытия, освященной авторитетом Ницше, ни символистских поисков соответствия посюстороннего мира- «иным мирам». Он добивался сочетания почти несоединимых начал: фактографической правды и высокой притчевости или нескрываемого назидания — и, вопреки канону, утверждавшему, что в поэзии такой синтез невозможен, у него получались не прописи, не унылые басни, а стихи, полные мощного внутреннего напряжения: как в четырех строфах, написанных осенью 1910 года.

Эпигоны, выучившись имитировать киплинговскую мнимую безыскусность, довольствовались либо плоским натурализмом, либо ходульной и безжизненной романтикой, но эпигонов было слишком много, чтобы не пострадала репутация самого Киплинга. Своей еще прижизненно утвердившейся известностью ефрейтора, которого природа зачем-то наделила настоящим художественным даром, он в гораздо большей степени обязан ученикам, чем собственным идейным пристрастиям «государственника» и патриота, для которого Британия права всегда и во всем. Такая слава приросла к нему накрепко. И тут вступили в дело уже иные, внелитературные обстоятельства. О них выразительнее всего сказал Ричард Олдингтон в «Смерти героя». Читавшие роман помнят, что в нем цитируется: «Тогда, мой сын, ты ‘будешь,Человек» -с единственной целью прокомментировать строку от имени уцелевших на фронтах первой мировой войны. Комментарий уничижителен — стихи, которые заставляли учащенно биться сердца стольких подростков, не знавших, что их ждут траншеи на Марне, эти стихи учили жестокости и объявляли джентльменом лишь того, кто способен убивать, не дрогнув. Словно бы Киплинг повинен в том, что атобиографического героя Олдингтона — и сколько других! — воспитывали садисты вроде старшины Брауна, а судьбой этого поколения стала верденская мясорубка.

«Смерть героя» была исповедью поколения, вернувшегося из окопов искалеченным, озлобленным и жаждущим расчета с обществом, которое внушало ему ненависть. Требовался виновник трагедии, постигшей это поколение; Киплинг, недавний кумир, был слишком очевидной мишенью. Изменилось общественное умонастроение, и все, во что он свято верил, было признано фикцией, дурманом, опасной ложью. Чуть ли не молившиеся на него теперь состязались в оскорбительных выпадах. Так продолжалось долго, вплоть до 60-х годов, до знаменитого фильма Линдсея Андерсона «If», где киплинговское заглавие понадобилось, чтобы показать, какими неисцелимыми травмами заканчивается воспитание в духе возвещенных Киплингом истин.

Но эти истины не зависят от перепадов интеллектуальной моды, потому что рождены опытом жизни, а не апологетикой идейных устремлений, пусть даже очень близких авторскому сердцу. Из апологетики чаще всего рождается плакат. А Киплинг написал стихотворение, которое войдет в любую антологию английской поэзии — даже самую строгую по принципам отбора. Такие стихи, даже если они, по первому впечатлению, прозрачно ясны, на деле содержат в себе очень глубоко спрятанные смысловые оттенки,выявляющиеся с новым серьезным прочтением. Думаю, сопоставление нескольких русских версий киплинговского шедевра убедит в этом каждого непредвзятого читателя. И пусть не смутят его различия — вплоть до несовпадающих заглавий. Тут не домыслы переводчиков «поверх» оригинала, а возможности, предлагаемые самим оригиналом.

Остается добавить, что тот, к кому, считалось, непосредственно обращены эти четыре строфы, сын Киплинга, погиб в 1915 году на фронте во Франции. От этого удара Киплинг так и не оправился до конца своих дней.

If If you can keep your head when all about you Are losing theirs and blaming it on you, If you can trust yourself when all men doubt you, But make allowance for their doubting too; If you can wait and not be tired by waiting, Or being lied about, don’t deal in lies, Or being hated, don’t give way to hating, And yet don’t look too good, nor talk too wise: If you can dream — and not make dreams your master; If you can think — and not make thoughts your aim; If you can meet with Triumph and Disaster And treat those two impostors just the same; If you can bear to hear the truth you’ve spoken Twisted by knaves to make a trap for fools, Or watch the things you gave your life to, broken, And stoop and build’em up with worn-out tools: If you can make one heap of all your winnings And risk it on one turn of pitch-and-toss, And lose, and start again at your beginnings And never breathe a word about your loss; If you can force your heart and nerve and sinew To serve your turn long after they are gone, And so hold on when there is nothing in you Except the Will which says to them: «Hold on!» If you can talk with crowds and keep your virtue, Or walk with Kings — nor lose the common touch, If neither foes nor loving friends can hurt you, If all men count with you, but none too much; If you can fill the unforgiving minute With sixty seconds’ worth of distance run, Yours is the Earth and everything that’s in it, And — which is more — you’ll be a Man, my son!	«Заповедь» — (Перевод Михаила Лозинского) Владей собой среди толпы смятенной,  Тебя клянущей за смятенье всех,  Верь сам в себя, наперекор вселенной,  И маловерным отпусти их грех; Пусть час не пробил — жди, не уставая,  Пусть лгут лжецы — не снисходи до них;  Умей прощать и не кажись, прощая,  Великодушней и мудрей других. Умей мечтать, не став рабом мечтанья,  И мыслить, мысли не обожествив;  Равно встречай успех и поруганье,  Не забывая, что их голос лжив; Останься тих, когда твое же слово  Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,  Когда вся жизнь разрушена и снова  Ты должен все воссоздавать с основ. Умей поставить в радостной надежде,  На карту все, что накопил с трудом,  Все проиграть и нищим стать, как прежде,  И никогда не пожалеть о том, Умей принудить сердце, нервы, тело  Тебе служить, когда в твоей груди  Уже давно все пусто, все сгорело  И только Воля говорит: «Иди!» Останься прост, беседуя с царями,  Останься честен, говоря с толпой;  Будь прям и тверд с врагами и друзьями,  Пусть все, в свой час, считаются с тобой; Наполни смыслом каждое мгновенье,  Часов и дней неумолимый бег, —  Тогда весь мир ты примешь во владенье,  Тогда, мой сын, ты будешь Человек!
ЕСЛИ. .. (Перевод С.МАРШАКА) О, если ты покоен, не растерян, Когда теряют головы вокруг, И если ты себе остался верен, Когда в тебя не верит лучший друг, И если ждать умеешь без волненья, Не станешь ложью отвечать на ложь, Не будешь злобен, став для всех мишенью, Но и святым себя не назовешь, И если ты своей владеешь страстью, А не тобою властвует она, И будешь тверд в удаче и в несчастье, Которым, в сущности, цена одна, И если ты готов к тому, что слово Твое в ловушку превращает плут, И, потерпев крушенье, можешь снова — Без прежних сил — возобновить свой труд, И если ты способен все, что стало Тебе привычным, выложить на стол, Все проиграть и вновь начать сначала, Не пожалев того, что приобрел, И если можешь сердце, нервы, жилы Так завести, чтобы вперед нестись, Когда с годами изменяют силы И только воля говорит: «Держись!» — И если можешь быть в толпе собою, При короле с народом связь хранить И, уважая мнение любое, Главы перед молвою не клонить, И если будешь мерить расстоянье Секундами, пускаясь в дальний бег, — Земля — твое, мой мальчик, достоянье! И более того, ты — человек!	Когда (Перевод ВЛ. КОРНИЛОВА) Когда ты тверд, а все вокруг в смятенье, Тебя в своем смятенье обвинив, Когда уверен ты, а все в сомненье, А ты к таким сомненьям терпелив; Когда ты ждешь, не злясь на ожиданье, И клеветой за клевету не мстишь, За ненависть не платишь той же данью, Но праведным отнюдь себя не мнишь; Когда в мечте не ищешь утешенья, Когда не ставишь самоцелью мысль, Когда к победе или к пораженью Ты можешь равнодушно отнестись; Когда готов терпеть, что станет подлость Твой выстраданный идеал чернить, Ловушкой делать, приводить в негодность, А ты еще готов его чинить; Когда согласен на орла и решку Поставить все и тотчас проиграть, И тотчас же, мгновенья не помешкав, Ни слова не сказав, сыграть опять; Когда способен сердце, нервы, жилы Служить себе заставить, хоть они Не тянут — вся их сила отслужила, Но только Воля требует: «Тяни!» Когда — хоть для тебя толпа не идол — При короле ты помнишь о толпе; Когда людей ты понял и обиды Не нанесут ни враг, ни друг тебе; Когда трудом ты каждый миг заполнил И беспощадность Леты опроверг, Тогда, мой сын. Земля твоя — запомни! — И — более того — ты Человек!
Если сможешь (Перевод А. ГРИБАНОВА) Сумей, не дрогнув среди общей смуты, Людскую ненависть перенести И не судить, но в страшные минуты Остаться верным своему пути. Умей не раздражаться ожиданьем, Не мстить за зло, не лгать в ответ на ложь, Не утешаясь явным или тайным Сознаньем, до чего же ты хорош. Умей держать мечту в повиновенье, Чти разум, но не замыкайся в нем, Запомни, что успех и пораженье — Две лживых маски на лице одном. Пусть правда, выстраданная тобою, Окажется в объятьях подлеца, Пусть рухнет мир, умей собраться к бою, Поднять свой меч и биться до конца. Сумей, когда игра того достойна, Связать судьбу с одним броском костей, А проиграв, снести удар спокойно И без ненужных слов начать с нулей. Сумей заставить сношенное тело Служить сверх срока, не сбавляя ход. Пусть нервы, сердце — все окаменело, Рванутся, если Воля подстегнет. Идя с толпой, умей не слиться с нею, Останься прям, служа при королях. Ничьим речам не дай звучать слышнее, Чем голос истины в твоих ушах. Свой каждый миг сумей прожить во славу Далекой цели, блещущей с вершин. Сумеешь — и Земля твоя по праву, И, что важней, ты Человек, мой сын!	Из тех ли ты. .. (Перевод АЛЛЫ ШАРАПОВОЙ) Из тех ли ты, кто не дрожал в сраженье, Но страх других себе в вину вменил, Кто недоверие и осужденье Сумел признать, но доблесть сохранил? Кто бодро ждал и помнил, что негоже Неправдою отплачивать лжецу И злом злодею (но и этим тоже Гордиться чересчур нам не к лицу). Ты — друг Мечты, но средь ее туманов Не заблудиться смог? И не считал, Что Мысль есть Бог? И жалких шарлатанов Триумф и Крах — с улыбкой отметал? И ты сумеешь не придать значенья, Когда рабы твой труд испепелят И смысл высокий твоего ученья Толпа на свой перетолкует лад? Рискнешь в игре поставить состоянье, А если проиграешь все, что есть,- Почувствуешь в душе одно желанье: Встать от игры и за труды засесть? Послушна ли тебе и в боли дикой Вся армия артерий, нервов, жил? Воспитана ли Воля столь великой, Чтоб телу зов ее законом был? Ты прям и прост на королевской службе? С простолюдином кроток? Справедлив К достойному назло вражде и дружбе? Властителен порой, но не кичлив? И правда ли, что даже малой доли Своих часов, минут ты господин? Ну что ж! Земля твоя — и даже боле Тебе скажу: ты Человек, мой сын!

Мотивационный стих «Заповедь» Р.

Здравствуйте, дорогие читатели! Редьярд Киплинг — известный британский поэт и писатель.

Он создал поэму «Заповедь», которая не утратила своей актуальности и по сей день. Похоже на напутствие, а может девиз, дающий силы двигаться дальше, несмотря ни на что.

Заповедь посвящена сыну автора, но, несмотря на это, она будет полезна и женскому полу. Буквально несколько абзацев помогут вам понять, как стоит жить и на какие ценности опираться, чтобы вас смело можно было назвать Человеком!

Оригинальная версия стихотворения

Если ты можешь держать голову, когда все вокруг тебя

Теряют голову и обвиняют в этом тебя,

Если ты можешь доверять себе, когда все люди сомневаются в тебе,

Но учти их тоже сомневающийся;

Если ты умеешь ждать и не уставать от ожидания,

Или быть песней, не занимайся ложью,

Или быть ненавидимым, не поддаваться ненависти,

И все же не смотри слишком хорошо, ни говорить слишком мудро.

Если ты умеешь мечтать – и не делаешь мечты своим хозяином;

Если вы можете думать — и не делать мысли своей целью;

Если ты сможешь встретиться с Триумфом и Бедствием

И относиться к этим двум самозванцам одинаково;

Если вы можете вынести правду, которую вы сказали

Совращены мошенниками, чтобы сделать ловушку для дураков,

Или смотреть на вещи, которым вы отдали свою жизнь, сломанные,

И согнуться и построить их с изношенные инструменты.

Если вы сможете собрать одну кучу из всех своих выигрышей

И рискнуть на одном ходу броска,

И проиграть, и начать заново с самого начала,

И никогда не говорить ни слова о своей потере;

Если вы можете заставить свое сердце, нервы и сухожилия

Служить своей очереди еще долго после того, как они уйдут,

И так держитесь, когда в вас ничего нет

Кроме Воли, которая говорит им: «Держитесь! ”

Если ты умеешь разговаривать с толпой и сохранять свою добродетель,

Или ходить с королями – не теряя общности,

Если ни враги, ни любящие друзья не смогут причинить тебе вреда,

Если все люди будут считаться с тобой, но не слишком;

Если ты сможешь заполнить неумолимую минуту

Шестьдесят секунд бега на дистанции,

Твоя Земля и все, что на ней,

И — что важнее — ты будешь Человеком, сын мой!

Перевод Маршака «Если»

Ой, если ты спокоен, не растерялся,

Когда потеряют голову около

И если ты остался верен себе,

Когда твой лучший друг не верит в тебя

И если ты умеешь ждать без забот,

Ты не будешь лгать, чтобы ответить на ложь

Ты не будешь быть злобным, став мишенью для всех,

Но и святым себя назвать нельзя.

И если ты владеешь своей страстью

И не она над тобою господствует,

И ты будешь тверд в удаче и в несчастье,

Что, в сущности, имеет одну цену,

И если ты готов на это слово

Твоя превращается в ловушку пройдохи,

И, потерпев крушение, ты снова можешь —

Без прежних сил — возобновить свою работу.

И если ты способен на все, что стало

Привык ли ты, положить на стол,

Все потерять и начать все сначала

Не жалея о том, что нажил,

И если сможешь, сердце, нервы, вены

Так начнем рваться вперед,

Когда силы меняются с годами

И только воля говорит: «Держись!» —

И если ты можешь быть собой в толпе,

Иметь связь с народом в присутствии царя

И, уважая любое мнение,

Не преклоняться главы перед слухом,

И если ты измеряешь расстояние

Секунд, начиная с большого пробега, —

Земля твоя, мой мальчик, собственность,

Более того, ты человек!

Перевод Лозинского «Заповедь»

Властвуй над толпой обезумевших,

Ты, клянущийся смущением за всех

Верь в себя, назло вселенной,

И маловеруй отпусти свой грех;

Даже если час еще не пробил, жди не уставая

Пусть лгут лжецы, не снисходи к ним;

Учитесь прощать и не делайте вид, что прощаете,

Щедрый и мудрый друг.

Умейте мечтать, не становясь рабом мечтаний,

И думать, мысли не обожествлять;

Материя Встречая успех и проклятие,

Не забывая, что голос их обманчив;

Молчи, когда одно и то же слово

Калечит жулика ловить дураков

Когда вся жизнь рушится, и снова

Ты должен воссоздать со всеми основами.

Уметь питать радостную надежду

На карту поставлено все, что с трудом добыто,

Все потерять и стать нищим, как прежде,

И никогда об этом не жалеть;

Уметь насиловать сердце и нервы и сухожилия

Служить, когда в груди

Давно все пусто, все сгорело.

И только Уилл говорит: «Иди!»

Оставайся простым, разговаривая с королями,

Оставайся честным, разговаривая с толпой;

Будьте прямолинейны и тверды с врагами и с друзьями,

Пусть все в свое время, считается с тобой;

Наполни смыслом каждое мгновенье

Часы и дни неутомимого бега

Тогда весь мир возьмешь себе во владение,

Тогда, сын мой, ты мужчина!

Перевод Корнилова «Когда»

Когда среди раздора и сомнений

Все потеряли почву из-под ног,

И ты, под градом обвинений,

Единственный, кто мог верить в себя…

Когда ты умел терпеливо ждать

Он не отвечал на злобу низкой злобой;

Когда все лгали, не смел лгать

И похвалить себя за добродетель;

Когда мечту свою победил

Заставил мысли повернуть в сторону,

Спокойно встретил радость и беду,

Постигнув их изменчивую сущность.

При обмане и происках мошенников

Ты терпела невозмутимо

И после крушения снова была готова

Со всей силы берись за дело…

Когда на тебя свалилась удача но не стал винить судьбу,

И сразу отправился в новый путь;

Когда казалось, что в душе нет страсти

И замёрзнет больное сердце,

И нечего жечь

Только твоя воля кричала: «Вперед!»

Будь то король, будь то простолюдин,

Ты говорил с ними почтительно;

С тобою считались все, но не один

Я не сотворил из тебя кумира;

И, если творить и творить,

Ты наполнил свой век вечным смыслом,

Тогда, без сомнения, вся Земля твоя

И ты, сын мой, достойный Человек!

История возникновения

Как видите, вариантов перевода этого стихотворения множество. И здесь перечислены не все, при желании можно найти еще около пяти версий. Но между ними есть разница.

Все писатели, взявшиеся передать мысли Редьярда на русском языке, имеют разговорную интонацию. То есть повседневно и понятно каждому читателю.

Только Lodzki немного изменил стиль, что выглядит как назидание, молитва, которую стоит знать наизусть. И не просто знать, но и придерживаться каждой строчки, как будто перед тобой действительно библейская заповедь.

Как уже упоминалось, Киплинг создал этот стих в 1895 году для своего сына. Который, к сожалению, погиб в 1915 году на войне. Отец до самой смерти не мог смириться с этой страшной потерей. Он словно потерял смысл жизни, ту радость, которая исчезла вместе с Джоном.

мышление

Это стихотворение затрагивает человеческие основы и принципы. Что помогает принимать решения в сложных ситуациях и не предавать себя, сохраняя свою индивидуальность вне зависимости от обстоятельств.

Также мотивирует не поддаваться на манипуляции и не идти на необоснованный, а тем более необдуманный риск. Даже если провоцирует огромное количество людей.

Стоит прислушиваться к своим желаниям и помнить, что материал не стабилен. Почему отдавать предпочтение деньгам — неправильный выбор.

Редьярд настаивает на том, что внимание следует уделять процессу саморазвития. Нужно преодолевать собственные ограничения и не бояться жертвовать чем-то ценным ради близких и близких.

Наделяйте каждый свой поступок смыслом и стремитесь дать ему анализ, так вы лучше узнаете себя, свой характер.

Завершение

Заповедь побуждает к размышлению, помогает стать более сознательным и развиваться духовно и нравственно. Делитесь своими мыслями в комментариях, то, что вам ответили, показалось понятным и близким. А что наоборот, пока не ясно, но хотелось бы на этом остановиться и подумать.

Берегите себя и, конечно же, оставайтесь «Людями»!

Материал подготовила психолог, гештальт-терапевт, Журавина Алина

Самые известные стихотворения о заповедях | Известные стихи

Здесь собраны самые известные стихотворения о заповедях всех времен. Это избранный список лучших известных стихов о заповедях. Чтение, написание и наслаждение известной поэзией Заповедей (а также классическими и современными стихами) — прекрасное времяпрепровождение. Эти лучшие стихи являются лучшими примерами стихов заповедей.

Ищите и читайте самые известные стихи о Заповедях, статьи о стихах о Заповедях, поэтические блоги или что-либо еще, связанное со стихами о Заповедях, используя поисковую систему PoetrySoup в верхней части страницы.

См. также:

• Все известные стихи о заповедях

 Каждая картина душераздирающе банальна,
котенок и клубок пряжи,
собака и кость. 

Бумага дешевая, легко рвется. 

Авторитет книжки-раскраски получен
от его тяжелых черных линий
неизменны, как десять заповедей
в рамках которого возможны минорные решения:
собака черно-белая,
котенок серый. 

Под картинкой находим несколько слов,
название, возможно, повествование,
псалом или проповедь. 

Но нигде мы не встречаемся
пустая страница, где мы могли бы оправдать
Как небрежно мы писали
когда мы устали и грустили
и не мог больше терпеть.  
 

 За все, что у нас есть и есть,
За все наши детские судьбы,
Встань и прими войну. 

Гунн у ворот!
Наш мир скончался
В распутстве брошен. 

Сегодня ничего не осталось
Но сталь, огонь и камень!
 Жестко все, что мы знали, уходит,
 Старые Заповеди стоят: --
 «В мужестве храни свое сердце,
 В силе поднимите руку. 
 "

Еще раз мы слышим слово
Эта больная земля древности: --
«Нет закона, кроме меча
Незащищенный и неуправляемый. 
 "
Еще раз он связывает человечество,
Еще раз народы идут
Чтобы встретиться и сломать и связать
Безумный и ведомый враг. 


Комфорт, содержание, восторг,
Медленное приобретение веков,
Они сгнили за ночь. 

Только мы остаемся
Чтобы встретить голые дни
В молчаливой стойкости,
Через опасности и тревоги
Обновленный и вновь обновленный. 

 Хотя все, что мы заставили уйти,
 Старые Заповеди стоят: --
 «В терпении храни свое сердце,
 В силе поднимите руку. 
 "

Нет легкой надежды или лжи
Приведет нас к нашей цели,
Но железная жертва
О теле, воле и душе.  

На всех одна задача —
По одной жизни каждому дать. 

Что останется, если Свобода падет?
Кто умрет, если Англия будет жить? 

 Вселенная расширяется и сжимается, как большое сердце. 

Она расширяется, самая дальняя туманность
Мчитесь со скоростью света в пустое пространство. 

Сократятся огромные флоты звезд и галактик,
 пылевые облака и туманности
Отозваны домой, они врезаются друг в друга в один
 гавани, они слипаются в один комок
А потом взорвать его, их ничто не удержит; здесь нет
 способ выразить этот взрыв; все что существует
Ревёт пламенем, истерзанные осколки разлетаются от каждого
 другие во все небо, новые вселенные
Украсьте черную грудь ночи; и далеко от внешних туманностей
 как снова заряжать копейщиков
Вторгнуться в пустоту. 

 Неудивительно, что мы так увлечены
 фейерверк
И наши огромные бомбы: это какая-то ностальгия, может быть, для
 воющий огненный взрыв, из которого мы родились.  


Но вся сумма энергий
Тот, кто создал и содержит гигантский атом, выживает. 
 Это будет
 снова собрать и сложить, сила и слава--
И, без сомнения, снова лопнет; диастола и систола:
 вся вселенная бьется как сердце. 

Мир в наше время никогда не был одним из Божьих обетований; но обратно
 и вперед, жить и умереть, сгореть и быть проклятым,
Великое сердце бьется, перекачивая наши артерии.
 ужасная жизнь. 

 Он прекрасен до невозможности. 

И мы, Божьи обезьяны, или трагические дети, разделяем эту красоту. 

 Мы видим это выше наших мучений, для этого и существует жизнь. 

Он не Бог любви, не правосудие маленького городка, подобного Данте.
 Флоренс, не антропоидный бог
Делая заповеди: это Бог, который не заботится
 и никогда не прекратится. 
 Посмотри, какие там моря
Блеснув на этой скале во тьме, — посмотри на
 прилив-звезды-и падение народов-и рассвет
Бродить мокрыми белыми ногами по Карамельной долине к
 встретить море. 
 Они настоящие, и мы видим их красоту.  

Великий взрыв, вероятно, всего лишь метафора, я не знаю.
 -- безликой жестокости, корень всех вещей. 
 

 Помощь патриоту в беде, незапятнанному духу больно,
Помогите затоптанному в грязи почетному клану!
От залива Квинстаун до Донегала, о, послушай мою песню,
Достопочтенные джентльмены понесли тяжкий ущерб. 


Назывались их благородные имена -- о горящий черный позор! --
Жестокой саксонской газетой в ирландском деле о расстреле;
Они сидели на нем целый год, а затем набрались смелости, чтобы выдержать его,
И "сверкающую невинность" дали ученые судьи. 


Свидетельствуйте, Небеса, о том жестоком преступлении под ножом хирурга,
Достопочтенные господа сожалели о гибели людей!
Свидетельствуйте о тех поющих хорах, которые рычат, уклоняются и хихикают,
Ни один мужчина не прикасался к ножу и пальцем к спусковому крючку!

Очищенный перед лицом всего человечества под мигающими небесами,
Как фениксы из Парка Фениксов (и того, что там лежало), они поднимаются!
Иди, кричи об этом изумрудным морям - дай слово Эрин сейчас,
Ее достопочтенные господа очищаются -- и вот как: --

Они заплатили Лунному светилу только за закладную скота,
Они только помогли убийце с лучшим советом адвоката,
Но -- уверен, что это оберегает их честь -- ученый Суд считает,
Они никогда не давали ни куска тарелки убийцам и ворам.  


Они никогда не говорили разбушевавшейся толпе чесать женскую шкуру,
Они никогда не маркировали человека смертью — по какой их вине он умер? --
Сказали только "запугать", поговорили и ушли --
Ей-богу, мальчики, выполнявшие эту работу, были храбрее их!

Их грех был тем, что подпитывал огонь - небольшая вина для тех, кто услышал -
"Бхои" пьянеют от риторики и сходят с ума от одного слова -
Они знали, с кем разговаривали, если они тоже были ирландцами,
Джентльмены, которые лгали в суде, они знали, и хорошо знали. 


Взяли только Иуду-золото у фениев из тюрьмы,
Они только лебезили за доллары за окровавленную Кланна-Гаэль. 

Если черное — это черное, а белое — это белое, в черно-белом — это вниз,
Они всего лишь предатели королевы и мятежники короны. 


"Очищено", уважаемые господа! Будьте благодарны, что этого больше нет: --
Проклятие вдовы на твоем доме, мертвецы у твоей двери. 

На тебе позор открытого позора, на тебе с севера на юг
Рука каждого честного человека, прижатая к твоему рту.  


"Менее черным, чем мы были окрашены"? -- Вера, ни слова черного не было сказано;
Самым легким прикосновением была человеческая кровь, а она, знаете ли, краснеет. 

Он липнет сегодня к твоему кулаку, несмотря на все твои насмешки и насмешки,
И взвешенным словом Судьи его не стереть. 


Поднимите руки невинности - идите, пугайте вместе своих овец,
Неуклюжие, спотыкающиеся стуки, блеющие за старым вождем;
И если они понюхают порчу и сломаются, чтобы найти другую ручку,
Скажи им, что это смола так блестит, и намазай им снова свою!

"Заряд старый"? -- Стар, как Каин, -- свеж, как вчера;
Стары как Десять Заповедей — вы отговорили эти законы?
Если слова словами, или смерть смертью, или порох посылает мяч,
Вы произнесли слова, которые ускорили выстрел — да будет проклятие на всех вас. 


"Наши друзья верят"? -- Конечно, -- как и приютившие женщины;
Но видели ли они вопящую душу, вырванную из дрожащей глины?
Они! -- Если их собственная входная дверь закрыта,
 будут клясться, что весь мир теплый;
Что они знают о страхе смерти или повешенном страхе вреда?

Тайна, которую хранит половина округа, шепот в переулке,
Визг, говорящий о выстреле, раздался за разбитым стеклом,
Сухая кровь, хрустящая на солнце, что пугает честных пчел,
И показывает, что "мальчики" слышали ваши речи - что они знают об этом?

Но вы -- вы знаете -- да, в десять раз больше; секреты мертвых,
Черный террор в сельской местности словом и шепотом разводят,
Крик искалеченного жеребца по ночам, мычание телки с обрезанным хвостом.  

Кто первым запустил шепот? Вы знаете, и хорошо знаете!

Моя душа! Я скорее лягу в тюрьму за прямое и прямое убийство,
Чистое преступление, которое я совершил собственноручно из-за денег, похоти или ненависти,
Чем занять место в парламенте под аплодисменты собратьев-уголовников,
В то время как один из тех "не доказанных" доказал, что я очищен, как и вы. 


Очищены -- вы, которые "потеряли" учетные записи Лиги -- идите, охраняйте нашу честь еще,
Иди, помоги сделать так, чтобы законы нашей страны, которые по своей воле нарушали закон Божий, --
Одна рука высовывалась за спину, сигнализируя «ударить еще раз»;
Другой на платье-рубашке-манишке, чтобы показать, что ты клановый. 


Если черное — это черное, а белое — это белое, в черно-белом — это вниз,
Вы всего лишь предатели королевы и мятежники короны. 

Если печать есть печать или слова есть слова, ученый суд продолжает: --
У нас правят не убийцы, а только -- их друзья. 
 

 У старой пагоды Моулмейн, смотрящей на восток к морю,
Там сидит девушка из Бирмы, и я знаю, что она думает обо мне;
Ибо ветер в пальмах, и храмовые колокола говорят:
«Вернись, британский солдат, вернись в Мандалай!»
 Вернись в Мандалай,
 Где лежала старая флотилия:
 Разве ты не слышишь, как их весла летят от Рангуна до Мандалая?
 По дороге в Мандалай,
 Где играют летучие рыбы,
 И рассвет взойдет, как гром за пределами Китая, над заливом!

«Ее нижняя юбка была желтее, а кепка была зеленой,
Ее звали Супи-йо-лат — то же самое, что и Королева Тибо,
И я сею ее первую курящую белую сигару,
Христианин целует ногу языческого идола:
 Цветущий идол, сделанный из грязи -
 Что они называли Великой Гаудой Бадд --
 Отважная партия, она заботилась о идолах, когда я поцеловал ее там, где она была!
 По дороге в Мандалай.  
 . 
 . 


Когда туман был на рисовых полях, и солнце медленно опускалось,
Она брала маленькое банджо и пела «Кулла-ло-ло!»
С рукой на моем плече и щекой на моей щеке
Мы обычно смотрим на пароходы и тиковый хэтис-пилин. 

 Слоны из тикового дерева
 В грязном, мутном ручье,
 Где тишина, в которой ты боялся говорить!
 По дороге в Мандалай. 
 . 
 . 


Но это все от меня отодвинуто -- давно и далеко,
И автобусов из Банка в Мандалай не ходит;
И я узнаю здесь, в Лондоне, что рассказывает десятилетний солдат:
«Если вы слышали зов Востока, вам больше ничего не нужно».0329 "
 Нет! тебе больше ничего не нужно
 Но их пряный чесночный запах,
 И солнце, и пальмы, и звенящие храмовые колокола;
 По дороге в Мандалай. 
 . 
 . 


Мне надоело тратить кожу на эти песчаные брусчатки,
Проклятый хэнгльский моросящий дождь пробуждает лихорадку в моих костях;
Хотя я иду с пятьюдесятью служанками от Челси до Стрэнда,
И они много говорят о любви, но что они понимают?
 Мясистое лицо и "грязный" и --
 Закон! что они понимают?
 У меня есть более аккуратная, более милая дева в более чистой и зеленой стране!
 По дороге в Мандалай.  
 . 
 . 


Отправь меня куда-нибудь к востоку от Суэца, где лучшее похоже на худшее,
Где нет Десяти Заповедей и человек может утолить жажду;
Потому что звонят храмовые колокола, и я буду там -
У старой пагоды Моулмейн, лениво глядящей на море;
 По дороге в Мандалай,
 Где лежала старая флотилия,
 С нашими больными под навесами, когда мы отправились в Мандалай!
 По дороге в Мандалай,
 Где играют летучие рыбы,
 И рассвет взойдет, как гром за пределами Китая, над заливом! 

 Сквозь сырую ноябрьскую ночь
Церковь яркая от свечей
И ждет Вечерняя Песнь. 

Один колокольчик с жалобными ударами
Умоляет громче, чем шевелящиеся дубы
Безлистные переулки вдоль. 


Он зовет хорьков из чая
А селяне, двое или трое,
Затушить кухонный огонь,
Выпустите кошку и вверх по переулку
Прогуляйтесь под нежным дождем
Туманного Оксфордшира. 


Как тепло светят многие свечи
Дизайн Сэмюэля Доубиггина
Для этого интерьера аккуратно,
Эти высокие скамейки грузинских дней
Которые скрывают нас от общественного взгляда
Когда мы делаем ответ встретиться;

Как изящно падает их тень
На смелых пилястрах вниз по стенам
И на кафедре высокой.  

Люстры будут мерцать золотом
По мере того, как катились дотрактарианские проповеди
Доктринальный, здравый и сухой. 


Без сомнения, из этой западной галереи
Виолончель и змей вырвались
Таллис настраивается на Кена,
И твердо в конце молитв
Клерк под лестницей кафедры
Прогремел бы "Аминь". 
 "

Но каждая блуждающая мысль прекратится
Перед благородным алтарем
С резными гирляндами,
Ибо там в письмах все могут прочитать
Заповеди Господни, Молитва и Вера,
И прилично выставлен. 


На деревенское утро четкое и ясное
Кающийся в вере приближается
И на коленях здесь внизу
Примите участие в небесном банкете
Священного вина и хлеба
И присутствие Иисуса знаю. 


И должен ли этот жалобный звон напрасно
Умолять громко вдоль капающей дорожки?
И должно ли здание упасть?
Нет, пока мы любим церковь и живем
И из нашей благотворительности даст
Наше многое, наше больше, наше все. 
 

 Небесная рама излагает славу
О том, что только гремит;
Небосвод, так странно изогнутый,
Показывает свои чудеса ручной работы.  


День за днем ​​он показывает,
Их курс он признает,
И ночь за ночью сменяется правильно
Во тьме учите ясному знанию. 


Нет речи, нет языка, который
Так мастерство лишено,
Но с неба кричит учение
Они услышали и задумали. 


Не будь глаз, но прочитай строку
Из столь справедливого книжного исхода,
Их слова будут написаны большими буквами
Для всеобщего чтения. 


Разве не слеп тот, кто не находит
Скиния построена
Там Его Милостью для прекрасного лица солнца
В лучах красоты позолоченной?

Кто грядет, как жених,
Из его завесы мест,
Как он рад, как великаны быть
Чтобы запустить свои могучие гонки. 


Род его от края небес;
Об этом своде он идет;
От его лучей не укроются царства;
Своё тепло на всех он бросает. 


О Его закон, как он совершенен
Сама душа исправляется;
Свидетель Божий уверен, что да
К простейшей мудрости придаю. 


Божьи судьбы правы, и развеселить спрайта,
Все Его заповеди
Так чисто мудро это дает глаза
И свет, и сила зрения. 


Его страх несет чистота
И так терпит вечно,
Его суждения истинны,
Они неправедны никогда.  


Тогда какой человек так скоро будет искать золото
Или блестящие золотые деньги?
Им прошлое в сладком вкусе,
Мед или соты меда. 


Ими совершается торговля рабами Твоими
Наиболее осмотрительно охраняемый,
И кто создает, чтобы сохранить то же самое
Будет полностью вознагражден. 


Кто тот человек, который когда-либо может
Его недостатки знают и признают?
Господи, очисти меня от ошибок, которые
Самое сокровенное из всех знаний. 


Храни раба твоего, чтобы в нем не ползло
Преступления за предполагаемые грехи;
Пусть они не сделают меня своим рабом
Не властвуй над моими чувствами. 


Так будет ли мой спрайт все еще в вертикальном положении
В мыслях и разговорах,
Так что я буду хорошо очищен
От большой мерзости. 


Так что пусть слова исходят из моего слабого языка
И медитация моего сердца,
Мое спасительное могущество, Господи, в Твоих очах,
Получите хороший прием! 

 Верный твоим заповедям, о сознание, о  Святая птица слова, всегда парящая то ли в ничто, то ли в
 к непостижимому исполнению медленно:  И все же я следую за тобой, неуклюжий, как этот франт онтологии
 и такой же неуклюжий, как его альбатрос, и как  перед ним еще один франт онтологии, еще один пастух
 и сторожевой пес бытия, тот, кто  Говорили вечно вечно, как будто вечно были
 и будучи древним мореплавателем,  Нерешительный навсегда, как будто навсегда был альбатросом  Повешенный на его шее семью морями семи муз,  и с таким же малым заключением, поскольку бытие никогда не завершается,  Изучая шипение и плеск моря и
 видения и бытия бесконечных морей,  Глядя на вечно голубые и далекие маленькие звезды и
 слабый белый бесконечный занавес
 бесконечные сезоны мерцающей игры.
Добавить комментарий Отменить ответ
Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *
Комментарий *
Имя * 
Email * 
Сайт 
  
 © 2024 Самарская область: забытые истории