Платон. Критика. Теория любви в философии Платона

УДК 1/14

Зохре Мозафари Хамсе,
кандидат философских наук

В статье проводится философский анализ феномена любви Платона. Отмечается, что существует большое число работ, посвященных данной теме, но не все аспекты философии Платона изучены, например проблемы эротософии Платона. Феномен любви интересовал философов с давних времен. Первые попытки объяснения феномена любви появились уже в античные времена. Эти попытки были сделаны античными философами Сократом, Платоном и Аристотелем. Учение Платона многогранно, и выявление всех возможностей эротической философии Платона, способных пополнить другие области философии, является важным и актуальным.

Ключевые слова: феномен, любовь, Платон, эротософия, философия.

Zohreh Mozafari,
Candidate in Philosophy

THEORY OF LOVE IN PLATO’S PHILOSOPHY

The article presents a philosophical analysis of the phenomenon of Plato’s love.

It is noted that a large number of works are devoted to the philosophy of Plato’s love, but not all aspects of his philosophy are studied, for example the problems of erotosophy of Plato. Phenomenon of love interested philosophers since ancient times. The first attempts to explain the phenomenon of love appeared in ancient times. These attempts were made by ancient philosophers Socrates, Plato and Aristotle. Platonism is a multifaceted teaching; identification of all possibilities of Plato’s erotic philosophy which can supp

Keywords: phenomenon, love, Plato, erotosophy, philosophy.

Личность Платона, равно как и его произведения, представляет собой несомненный интерес для истории философии. Прежде всего, его считают одним из родоначальников древнегреческой философии в том смысле, что именно он фактически определил ее характерные черты. Исследованию философии любви Платона посвящены труды иранских ученых М.Х. Лутфи [Lutfi 1380], А.М. Собири [Saberi 1389], М. Панджтани и др.

Но, несмотря на значительное количество трудов, посвященных философии любви Платона, некоторые вопросы его философии любви остались все-таки неисследованными, в том числе проблемы эротософии Платона и всесторонний анализ феномена платонической любви.

Феномен любви интересовал философов с давних времен. Первые попытки объяснения феномена любви появились уже в античные времена. Эти попытки были сделаны античными философами Сократом, Платоном и Аристотелем.

Многие философы, психологи, ученые считают, что во время античности любви не было, а был один только телесный эрос, простое половое влечение. Вряд ли верно, что в древности не было настоящей любви. О любви говорится уже в самых древних мифах Греции, а в классическую эпоху, почти 25 веков назад, появились даже теории духовной любви Сократа и Платона, а также Афродита, Эрот и многие другие боги любви. А если были боги и попытки объяснения природы любви, значит, мы можем смело сказать, что в античные времена любовь существовала.

Однако необходимо заметить, что античных философов мало интересовал вопрос, что такое любовь. В любви не видели никакой тайны. Она просто есть, как космос, боги, люди, растения, птицы, насекомые, животные и многое другое, что существует в этом мире. Свои представления о любви философы античности обычно выражали при помощи мифологических образов.

В Древней Греции любовь называли разными словами: «эрос», «филия», «сторге», «агапэ». И в этом есть определенное преимущество. Возможно, у древних греков было меньше поводов для недоразумений, чем сегодня у нас, так как в Древней Греции все виды любви имели определенное название, и, если люди разговаривали между собой, каждый точно знал, что имеет в виду другой человек. Сегодня же, когда кто-то говорит о любви и его с пониманием выслушивают, в конце концов нередко выясняется, что один собеседник имел в виду любовь к ближнему, а другой, например, эротику.

В древнегреческой мысли почти нет попыток понять, что же такое любовь. Исключением является миф об андрогинах, рассказанный одним из персонажей диалога Платона «Пир», а также еще одно объяснение природы любви, там же озвученное Сократом.

В мифе об андрогинах рассказывается, что когда-то давно люди были трех полов. Помимо мужского и женского существовал еще третий пол, соединявший в себе признаки обоих: у этих людей было по четыре руки и ноги, два лица, глядевшие в разные стороны. «Передвигался такой человек либо прямо, во весь рост, либо шел колесом» [4].

Когда боги узнали о том, что андрогины хотят свергнуть богов и занять их место, они долго думали, как не допустить этого. Сначала они хотели убить их, но это было невыгодно богам, так как их некому будет почитать. И тогда Зевс сказал: «Кажется, я нашел способ. Я разрежу их пополам, они станут слабее и полезней для нас, потому что число их увеличится». «И когда их тела были рассечены пополам, каждая половина устремлялась к другой половине, они обнимались, сплетались и, страстно желая опять срастись, умирали от голода.

Тогда Зевс сжалился и переставил вперед срамные места, которые раньше были сзади, чтобы люди могли продолжать свой род» [3].

Еще одно объяснение природы любви, озвученное Сократом в том же диалоге Платона «Пир», звучит примерно так. Люди вовсе не стремятся к целостности, а хотят достичь бессмертия. Есть люди, беременные телом и беременные духовно. И когда встречаются два духовно развитых человека, то происходит зачатие духовного детища. «Всегда помня о своем друге, где бы тот ни был – далеко или близко, он сообща с ним растит свое детище, благодаря чему они гораздо ближе друг другу, чем мать и отец…» [4].

Тему любви в древней Греции рассматривали не только Сократ и Платон, а также и Аристотель. В труде «Этика (к Никомаху)» он затрагивает тему любви и дружбы, а именно такую любовь, которая в Древней Греции именовалась «филией».

И все же в Древней Греции любовь ценилась высоко. В том же диалоге Платона «Пир» содержится подлинное прославление любви, где говорится и о ее положительном нравственном содержании. «Ведь тому, чем надлежит руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не научит их лучше, чем любовь» [4].

Античное представление о любви весьма далеко от того, что зовем любовью мы, и тесно переплетается с ответом на вопросы, каково место и назначение человека в мире, откуда появилось и куда уходит все живущее, что представляет собой окружающий мир. Осмысление любви подчиняется законам древнего мировоззрения, главная черта которого – тесная связь с жизнью природы.

С возникновением патриархата в Греции наблюдается пренебрежение к женщине. Дружба между мужчинами выдвигается в противовес общению с женщиной. Любовь часто носит принципиально гомосексуальный характер, принимая различные формы: товарищество воинов, отношения наставника и ученика, интимная дружба мужчины с юношей. В мифах периода патриархата, в поэзии и философии мы встречаемся с любовью гомосексуальной.

С Платона начинается иная линия античной идеи любви, попытавшаяся вычленить из эстетики нравственно-философский смысл, двусторонность, соединение в эросе высокого и низкого, доброго и злого, телесного и духовного.

В искусстве эти две стороны любви предстали в образах Афродиты Пандемос и Афродиты Урании. У Платона происходит новое конструирование мифа на основе дуализма материи и сознания.

Платон исходит из того, что существует мир идей, или истинного бытия, и мир вещей, представляющих собой слепок, подобие мира идей. Идеи Платона, по сути, и есть новое конструирование мифа: за богами мифологии Платон «разгадал» идеи совершенных образцов вещей, служащих для подражания. Человек, чья бессмертная душа связывает его с миром идей, находится между двумя мирами и причастен как к миру идеального, так и к миру материального бытия. С материальным миром человек связан посредством тела, временного пристанища души.

Стремление души к своей истинной, бессмертной вселенской сути – настоящая любовная демоническая страсть, импульс, которому подвержено все живое. Для выражения такого безотчетного и безумного влечения Платону подходит понятие любви как эроса. Философию эроса Платон развивает в диалогах «Пир» и «Федр».

В них мотив эроса как томления по абсолюту переплетается с идеей познания как припоминания истин, которые душа знала, находясь в чистом, идеальном виде.

При всей ориентации на сущностный идеал, Платон далек от того, чтобы исключить из любви ту ее часть, что принадлежит телу. Для древнегреческого мировоззрения это неприемлемо. Сказывается чувственно-пластическое понимание космоса: влюбленным, по Платону, приятнее всего видеть любимого человека, и это ощущение зрения они предпочитают всем остальным, ибо зрением более всего питается любовь и благодаря зрению она возникает.

По Платону, тот, кто хочет избрать верный путь к высшим таинствам любви, должен начать с устремленности к прекрасному телу, и, «если стремиться к идее красоты, то нелепо думать, будто красота у всех тел не одна и та же. Поняв это, он станет любить все прекрасные тела» [4].

Эстетическое учение и вся философия Платона в целом с наступлением раннего Средневековья (VI–IX вв.) практически полностью предается забвению. В это время лишь на Ближнем и Среднем Востоке философия Платона пользуется определенной популярностью. Причины столь пристального внимания к наследию древнегреческой философии связаны с тем, что в это время в странах Востока происходит бурный рост городов, у жителей которых возникает потребность обратиться к культуре, которая была основана в условиях городской жизни. Полис древних греков интересовал средневековых арабов и персов, потому что они видели в нем как в зеркале свой город [2].

Как отмечет В.В. Соколов, «в произведениях самого Авиценны мы находим множество прямых и косвенных подтверждений его перипатетизма… «Князь» ученых не был простым комментатором произведений Стагирита» [5, с. 243].

Для древних греков любовь была вписана в порядок мироздания, судьбы, как был вписан туда человек. Любовь – это универсальная космическая связь, пролагающая себе дорогу для всеобщего соединения, творчества. Это томление, которое не задается вопросом, прекрасно ли и нравственно ли оно, но является таковым для грека в силу природной целесообразности и совершенства. Любви как чувства, как переживания почти нет. Есть всепоглощающая сила порыва, экстаза, вселенского тяготения. Она неотделима от самого себя свершающего бытия и не предполагает осознания чего-либо за ней. Свершая себя с человеком, любовь остается вне него; она внеличностна, иногда страшна, часто прекрасна, сулит то радость, то страдание, но всегда подчиняет себе. Любовь пластически телесна, как сам космос, чувственноцелостна; это – вселенская, а не просто человеческая страсть. Есть бытие, и в нем связь всего – так обозначает себя любовь в сознании древнего грека.

Другая линия античного понимания любви выделила в ней, согласно бытию идей и бытию вещей, две стороны. Одна сторона любви – томление по земному, телесному. Другая сторона – томление по совершенству, которого на земле нет. Это – любовь к идее, благу, к божественному.

Любовь есть универсальная космическая потенция, позволяющая преодолеть мысли изнуряющую власть бытия и снова таким образом вернуться в состояние звенящей свободы, или творческого эроса. Любовь, другими словами, составляет предпосылку того, чтобы духовная космическая сила вновь разлетелась на части. Можно сказать и так: именно она позволяет Вселенной начать новый оборот, открыть новый эон, не дать времени быть временем лишь этого мира.

Мы не пытаемся нападать на святую святых, на «чистую» любовь, так как непоколебима сама сила Божественного эроса, которая совершенно не занята самой собой и потому дает свободу всему остальному. С этих позиций любовь человека к самому себе не может выступать в качестве предпосылки его существования как личности. Если любовь понимать как субстанцию мира, то она действительно сосредоточивается лишь на самой себе. Такая любовь абсолютно бессильна.

Как говорит Шеллинг, если народ, «доведенный до грани отчаянья, в своем возмущении выбрал себе вождя», то он должен быть «совершенно свободен от каких-либо желаний и интересов и потому существует как глава народа отнюдь не для себя, но только для этого народа; подобным же образом существует и Бог» [6, с. 170].

Данные раздумья о Боге и судьбах Божественной любви актуальны для нашей действительности. В современном мире крайности «чистой» любви и духа особенно сильны. Но в настоящее время все больше и больше усиливается эгоистический дух, грозящий затопить всю современность. Романтическая устремленность к никогда не бывшему и лучшему будущему, так характерная для многих философов и революционеров, разлетелась на части, как только это стремление в актах безмерной любви к грядущему переполнило само бытие. Но творческий эрос современности неуклонно вновь и вновь размыкает круг событий. На место застоя и хаоса приходит нечто абсолютно подвижное, духовная жизнь.

Наша эпоха уже не в состоянии отвернуться от всего положительного и традиционного. В то же время она и не может начать мир сначала, заново построить его, пытаться навязать действительности абстрактные и общие представления, которые уже когда-то получили свое наиболее яркое воплощение в широко известных словах – Liberte, Egalite и Fraternite (свобода, равенство и братство – лат. ).

Наше время страдает от многих бед, но спасение не в абстракциях, а в науке, в непрекращающемся научном исследовании природы и духовного мира человека. Если «чистый» дух представить как стремление к «равенству», а «чистую» любовь – как «братство», то свобода есть то, что постоянно движется между ними. Данные абстракции, или чистые потенции мысли, не должны существовать сразу вместе. Свобода не должна растворяться в противоположностях любви и духа, то есть не должна быть чем-то субстанциальным.

Подводя итоги, можно сделать вывод, что феномен любви интересовал философов с давних времен и именно с Платона начинается новая линия античной идеи любви, основанная на выделении из эстетики ее нравственно-философского смысла, двусторонности, соединения в эросе высокого и низкого, доброго и злого, телесного и духовного.

Список библиографических ссылок

1. Ibn Sina. Al-shifa. Al-Mantiq. 1. Al-Madkhal. al-Qahira, 1952. – P. 11.
2. Большаков О. Г. Средневековый город Ближнего Востока. VII – середина XIII вв. Социально—экономические отношения. – М.: Наука, 1984. – 343 с.
3. Ивин А.А. Философия любви. – М.: ИФ РАН, 1995.
4. Платон. Собрание сочинений в 4-х тт. Т.2: Пир. – М.: Мысль, 1993.
5. Соколов В.В. Средневековая философия. – М., 1979. – С. 243.
6. Шеллинг В.Ф.Й. Система мировых эпох: Мюнхенские лекции 1827–1828 гг. / Запись Э. Ласо. – Томск: Водолей, 1999. – С. 170.

References

1. Ibn Sina. Al-shifa. Al-Mantiq. 1. Al-Madkhal. al-Qahira, 1952. P. 11.
2. Bol’shakov O.G., А Medieval city in the Middle East. VII — mid-thirteenth centuries Socio-economic relations.[Srednevekovyj gorod Blizhnego Vostoka. VII – seredina XIII vv. Social’no-jekonomicheskie otnoshenija]. Moskva: Nauka, 1984. – 343p
3. Ivin A.A. Philosophy of love [Filosofija ljubvi]. Moskva: Institute of philosophy of RAS, 1995.
4. Platon. Collected works in 4 t So 2: PIR. [Sobranie sochinenij v 4-h tt. T.2: Pir.]. Moskva: Mysl’, 1993.
5. Sokolov V.V. centuries of Medieval philosophy. [Srednevekovaja filosofija]. Moskva. 1979. p. 243.
6. Shelling V.F.J. The system of world ages: Munich lectures 1827-1828, / Write E. laso. [Sistema mirovyh jepoh: Mjunhenskie lekcii 1827–1828 gg. . Zapis’ Je. Laso]. Tomsk: Vodolej, 1999. p. 170.

Информация об авторе

Зохре Мозафари Хамсе, кандидат философских наук, Таджикский государственный педагогический университет им. С. Айни, Душанбе, Таджикистан

Получена: 07.02.2015

Information about the author

Zohreh Mozafari, Candidate in Philosophy, the Tajik State Pedagogical University named after Ayni. Dushanbe city, Tajikistan

Received: 07.02.2015

10.

Любовь . Софисты. Сократ. Платон

Сюда относятся следующие термины: eros, «любовь», ero, «люблю», eroticos, «любовный». Учение Платона об Эросе подробно излагалось у нас при рассмотрении нами платоновского трансцендентализма. Сейчас, однако, Эрос интересует нас только в качестве одной из субъективных эстетических модификаций.

В отличие от «мудрости», о которой мы говорили в предыдущем, платоновский Эрос гораздо более насыщен человеческими переживаниями. Как мы видели, мудрость у Платона, будучи творческим актом, объясняющим всю внешнюю и внутреннюю устремленность человеческого сознания, подчеркивает в этом последнем организационно-числовую сторону. Платоновский же Эрос, тоже объединяя в себе внешнее и внутреннее, есть вечное стремление порождать прекрасное и само это порождение. Здесь тоже своего рода мудрость. Но мудрость Эроса как мудрость прекрасных рождений гораздо более цельная и гораздо более творческая, чем мудрость просто. Целостный характер Эроса как своеобразного творческого влечения подчеркивается у Платона много раз (Conv. 193a, Phaedr. 237d, 238с). Вообще говоря, история этого понятия и термина, если ее рассматривать по всем произведениям Платона, очень сложна и тоже пока еще в науке не получила всеохватывающей формулы. Эти творческие влечения человека то рассматриваются Платоном в контексте космологически выводимой физиологии (Tim. 9 Id), то с позиций полицейского государства (Legg. I 632а, III 688b, V 734а), то в контексте памфлета против разнузданной власти тиранов (R.P. IX 578а). Тем не менее положительная значимость учения о любви является у Платона вполне ясной; и основное содержание понятия любви как субъективно-творческой эстетической модификации нужно считать большим достижением и у Платона и вообще в античной эстетике.

Отсылая читателя к тому, что мы говорили выше о платоновском Эросе, мы сейчас могли бы добавить только то, что в «Пире» имеется не просто положительное учение об Эросе, но также и о некоторых составляющих это учение моментах, которые, взятые сами по себе, оказываются, с точки зрения Платона, недостаточными, а с нашей точки зрения — это тоже некоторого рода эстетические модификации, хотя и более частного и одностороннего характера.

Речь Федра (178b-180b) исходит из того предположения, что Эрос есть самое древнее божество и разливается по всему миру так, как об этом учили древние космогонии. Для Платона — это совершенно правильная мысль; но только она для него слишком одностороння, потому что исключает в Эросе всякую двухплановость и ограничивается только стихийно-материальными подходами древней космогонии. Это один аспект рассматриваемой эстетической модификации.

Речь Павсания (180с-185с) пытается заполнить пробел, допущенный Федром, и выставляет тезис о необходимости различать двух Эросов, как и двух Афродит, то есть Эроса земного и Эроса небесного. Этот аспект тоже для Платона правилен, но недостаточен, потому что само разделение небесного и земного требует более точной формулировки. Эту последнюю пытается дать Эриксимах (186а-188е), который согласен и с космологизмом Федра и с основным противопоставлением Павсания, но который развивает противоположность, выставленную у Павсания, до степени универсально-натурфилософской диалектической противоположности. Для Платона ясно, однако, что Эрос не только есть символ противоположностей, но и символ единства этих противоположностей. Поэтому в уста следующего оратора, Аристофана (189а-193d), он вкладывает речь об исконных андрогинах, в которых мужской и женский пол не различались, но которых Зевс рассек каждого пополам, то есть на мужских и женских существ, повелев им разыскивать друг друга во всем мире. Этим достаточно выдвигался на первый план характер Эроса как некоего вечного стремления к совершенству. Но в чем это стремление заключается? Если оно в существе своем является только половым, то Платона это опять не устраивает, потому что при таком зверином подходе к Эросу упускается из виду его чисто человеческая сущность.

Агафон в своей речи (195а-197е) дает блестящую характеристику чисто человеческих особенностей Эроса, но сбивается на отдельные и достаточно изолированные друг от друга черты, выдвигая на первый план, например, вечную юность Эроса, его нежность, его тонкость, а в моральной области его добродетельность. С точки зрения Платона, все это, конечно, совершенно правильно. И мы бы сказали, что для Платона здесь имеют значение различные эстетически-этические качества и оттенки Эроса, или его отдельные модификации. Оставалось, следовательно, возвести все это бесконечное разнообразие эстетически-этических свойств Эроса к одной его вечной и всеохватывающей идее, из которой все эти отдельные свойства Эроса вытекали бы сами собой. Такая концепция и является сущностью речи Сократа (199с-212b). A речь Алкивиада (215а-221 d) изображает самого Сократа как реальное воплощение развитой Сократом теории Эроса со всеми его материальными и духовными иерархическими ступенями и со всем его предельно идеальным завершением.

Таким образом, та эстетическая модификация, которая у Платона носит название Эроса, прежде чем Сократ формулирует ее в окончательном виде в «Пире», дается в этом же диалоге еще и в виде целого ряда своих односторонностей, которые для нас сейчас являются не чем иным, как модификациями единой, общедоступной модификации Эроса.

Что касается анализа учения Платона об Эросе, то, если иметь в виду популярно-беллетристическую литературу по этому вопросу, она бесконечна и необозрима. Кто только не писал и не думал о «платонической любви»! Однако научная литература по этому важному вопросу не столь богата; и последнего слова здесь еще не сказано. Оно будет сказано тогда, когда будут подвергнуты тщательному анализу решительно все тексты по всему Платону, содержащие либо самый термин «Эрос», либо указывающие на понятие Эроса. Насколько мы могли заметить, здесь у Платона огромное количество оттенков, особенно если принять во внимание также и соседние термины, составляющие для «Эроса» его семантический контекст.

Диотима поднимается по лестнице любви

Жизнь

Наши знания о Диотиме настолько скудны, что многие люди пришли к выводу, что она была не исторической фигурой, а литературным вымыслом. Диотима появляется как персонаж Платона « Симпозиум », где Сократ называет ее «женщиной из Мантинеи — женщиной, которая была мудра во многих вещах». И наши знания о ней не простираются далеко за пределы этого.

Имя Диотимы означает «почитаемая Зевсом». Ее имя говорит о том, что она была жрицей, и, согласно Платону, Symposium , она также была философом и одним из учителей Сократа. Это поместило бы ее жизнь в пятом веке до нашей эры.

Художественная литература и история

Поскольку единственный современный отчет, в котором она упоминается, принадлежит Платону, ее историчность вызывает сомнения. Тем не менее, сейчас все больше соглашаются с тем, что баланс доказательств свидетельствует о том, что она действительно была реальным человеком. И, как утверждала философ Зои Аллиози, «вымышленный или нет, но ее голос оказал сильное влияние на аргументы, выдвинутые Сократом, и, следовательно, на историю философии, какой мы ее знаем». Даже вымышленные философы могут оказывать влияние на будущие поколения.

---

Философия

Есть две идеи, приписываемые Диотиме на Симпозиуме , которые оказали влияние на направление греческой философии. Во-первых, это ее отличительные учения о любви, а во-вторых, ее идея о метакси или «между».

Искусство любви

На симпозиуме Платон говорит, что Диотима учила Сократа «искусству любви» — двусмысленная фраза. Пока она обучала его этому искусству, Сократ заявил, что любовь — великий и могущественный бог. Диотима бросила ему вызов. Сократ был поражен вызовом: но, конечно же, возразил он, любовь не может быть смертным. Диотима уступила, но потом сказала кое-что интересное. Любовь, утверждала она, не бессмертна и не смертна, а находится где-то посередине. Любовь является посредником, потому что она связывает смертного и бессмертного, и именно поэтому любовь имеет силу вести смертных к более непреходящим истинам.

В Симпозиуме эта идея развивается через образ лестницы любви. Во-первых, мы можем любить отдельное тело. Благодаря этой любви мы приходим к пониманию того, что все тела достойны любви. И через признание этого мы начинаем видеть, что все души достойны любви. После этого мы видим, что социальные институты и обычаи, установленные теми, у кого есть любимая душа, сами по себе достойны любви (этот переход от разговоров о душе к разговорам об общественных институтах всегда кажется мне весьма странным). Затем мы приходим к выводу, что само знание — это то, что мы должны любить. И, наконец, на вершине лестницы мы начинаем любить саму любовь.

Промежуточный

Одной из причин, по которой Платон интересуется этим, является то, что он что-то говорит о философии. Ведь философия — это любви и мудрости. А тот факт, что философия есть не мудрость, а любовь к мудрости, делает ее посредником между знанием и невежеством.

В рассказе на Симпозиуме Диотима спрашивает Сократа, существует ли что-нибудь, что занимает среднее положение между знанием и невежеством. Сначала Сократ ничего не может придумать. Но затем Диотима предлагает суждение как нечто, находящееся в этом промежуточном положении. Суждение — это не знание, потому что, когда мы судим что-то как истинное, это не то же самое, что знать, что это правда. Но суждение также не является невежеством, потому что здравый смысл часто соответствует истине, «а как может то, что соответствует истине, быть невежеством?»

Философия, как и суждение, может быть не совсем то же самое, что мудрость; но это и не полное невежество. Мудро, в конце концов, хотеть стать мудрым. Итак, любой, кто хочет стать мудрым, не может быть полностью невежественным. Но если вы хотите стать мудрым, по определению вы еще не мудры. Итак, вы находитесь между невежеством и мудростью, или невежеством и знанием, движимые любовью, чтобы стать мудрее.

— В таком случае, Диотима, кто те люди, которые любят мудрость, если они не мудры и не невежественны? — Это очевидно, — сказала она. «Ребенок мог бы рассказать вам. Те, кто любит мудрость, попадают между этими двумя крайностями…» — Платон, Симпозиум

Идея Диотимы о промежуточном, или метакси , не ограничивалась только невежеством и мудростью. Она ставила под вопрос всевозможные бинарные оппозиции, в том числе между добром и злом, прекрасным и безобразным, божественным и смертным. Учитывая, как мало нам осталось продолжить, трудно полностью реконструировать философию Диотимы; но кажется, что для нее самое интересное происходит в этих промежуточных пространствах, на среднем плане. И виды различий, которые философы проводят между добром и злом, не учитывают, насколько связаны и запутаны эти оппозиции.

Сигналы сквозь стену

Католический философ 20-го века Симона Вейл использует метафору, чтобы объяснить идею метакси . В своей книге «Гравитация и благодать » она говорит, что «Два заключенных, чьи камеры примыкают друг к другу, общаются друг с другом, стуча в стену. Стена — это то, что их разделяет, но это также их средство общения. То же самое с нами и Богом. Каждое разделение — это ссылка… сущность созданных вещей в том, чтобы быть посредниками».

Тем не менее, мы понимаем эту идею metaxy , это напоминание о том, что наша человеческая жизнь часто сложна и нечетка, и опыт плохо соотносится с такими границами, как хорошее/плохое, красивое/уродливое, мудрое/невежественное и так далее. . Диотима напоминает нам, что самое интересное происходит где-то посередине.

---

Дополнительные ресурсы

Книги

Статья Зои Аллиози появляется в блестящем The Philosopher Queens под редакцией Ребекки Бакстон и Лизы Уайтинг (Unbound Books 2020).

В шестой главе книги A History of Women Philosophers: Volume 1 Ancient Women Philosophers 600 B.C. есть большое эссе о Диотиме и ее истории как исторической личности. — 500 г. н.э., г., под редакцией Мэри Эллен Уэйт (University of Minnesota Press, 1987).

Книга Симоны Вейл « Gravity and Grace » опубликована на английском языке издательством Routledge (2002).

Plato’s Symposium доступен в нескольких изданиях, а также в Интернете.

Интернет-ресурсы

В «Истории философии без пропусков» есть небольшой пост с вопросом «Была ли Диотима реальной и имеет ли это значение?»

У BBC есть хорошее видео о лестнице Диотимы.

Изображение: Польская поэтесса и писательница Ядвига Лущевская в образе Диотимы. Юзеф Зиммлер (1823-1868). Предоставлено Викискладом.

Краткая история любви

Вопрос о природе любви не дает покоя философам с древних времен до наших дней. В этой мини-серии постов мы проследим историю концепции любви от Платона и Аристотеля через христианский мир к Отцам-пустынникам V века нашей эры. В следующем посте мы обсудим средневековые и романтические концепции любви.

Что такое любовь?

Инфографика: Любовь — история концепции

Хронология концепции любви, от Платона и Аристотеля через раннее христианство, куртуазную любовь и христианский мистицизм до романтической любви и любви к роботам.

С древних времен и до наших дней философов мучил один вопрос: Что такое любовь?

Этот вопрос принимает разные формы и обличья: Как мы можем правильно определить любовь? Любовь — это то же самое, что симпатия? Если нет, то в чем разница между ними? Любовь — это то же самое, что дружба? Возможна ли любовь без дружбы между влюбленными? Можем ли мы любить, не испытывая сексуального влечения? Связано ли христианское милосердие (часто также называемое любовью) с эротической любовью и как? Могу ли я по-настоящему любить животное, страну, работу или свою машину, или я просто неправильно использую слово, когда говорю все это? Мы говорили о некоторых из этих вопросов в предыдущем посте об определении любви, а в другом — о различных видах любви.

В этом посте давайте взглянем на историю понятия любви — с древнейших времен до наших дней. Естественно, это должно быть очень коротко, иначе у нас получится что-то вроде трехтомного учебника Ирвинга Зингера по философии любви:

Книга Зингера «Природа любви» — эталонный труд по философии любви . Увлекательное трехтомное исследование, посвященное двадцати пяти векам, может предоставить мотивированному читателю годы изучения. Редкая книга, которая одновременно является серьезным научным исследованием и увлекательным чтением.

Партнерская ссылка Amazon. Если вы купите по этой ссылке, Daily Philosophy бесплатно получит небольшую комиссию. Спасибо!

Платоническая любовь

«Платоническая» любовь, как мы используем это слово сегодня, имеет мало общего с Платоном. Платон (428-348 гг. до н.э.) был учеником древнегреческого философа Сократа (470-399 гг. до н.э.) и учителем Аристотеля (384-322 гг. до н.э.), чью жизнь мы обсуждали здесь и о чьей философии мы также говорили ранее.

Прежде чем мы поговорим о Платоне, важно знать, что древняя афинская любовь была в значительной степени гомосексуальной. Греки, никогда не слишком эгалитарные (их демократия распространялась только на мужчин-граждан и игнорировала женщин, иностранцев и значительное количество рабов), считали, что любовь к женщинам в основном предназначена для рождения детей, в то время как самая чистая и высшая форма любви — это та, которая включает в себя двое мужчин. Конечно, мнения разошлись, и Алкивиад, например, лихой генерал-любовник-плейбой Сократа, тоже был известен своими многочисленными связями с женщинами.

Платон дает нам теорию любви в своем «Симпозиуме», воспоминании о вечеринке, на которой группа друзей обсуждает природу любви.

На Симпозиуме, вероятно, самом знаменитом застолье в истории человечества, присутствуют врач, поэт, юрист, философ Сократ, полководец Алкивиад (он же бойфренд Сократа) — и мудрее всех сказано быть тем, кто отсутствует: женщина Диотима, учительница Сократа в вопросах любви, и, что возмутительно для того времени и места, женщина!

Теория Диотимы, изложенная Сократом, изложенная Платоном, такова: мы начинаем с любви к красивым телам. Через какое-то время мы замечаем, что все тела более или менее одинаковы и что по-настоящему привлекательные черты других заключаются в их личностях: так мы начинаем любить их разум, то, как они думают и ведут себя. Но через некоторое время даже эти черты начинают казаться повторяющимися и унылыми. Мы начинаем осознавать, что красота не ограничивается человеческими существами. Пейзаж может быть красивым. Порядок природы прекрасен. То, как звезды и планеты движутся по своим орбитам в небесной гармонии, прекрасно. Даже государства и правительства прекрасны, с их сложной экономикой и законодательством, тысячами частей, работающих вместе, чтобы создать живое, движущееся существо, государство. Так любящий расширяет свой кругозор, чтобы включить в него все эти привлекательные вещи, пока, наконец, не осознает, что за всеми этими видимыми вещами стоит нечто большее: чистая красота математики, законов природы. А за этим стоит то, что Платон называет «формами» или «идеями», и то, что мы могли бы лучше перевести как «разум Бога»: царство вечных идеальных объектов, по отношению к которым наш физический мир является лишь деградировавшей тенью.

Может ли любовь быть вечной?

В «Пире» Платона Платон определяет любовь как стремление к вечному обладанию добром.

И есть еще одна причина предпочесть любовь вечным вещам. Для Платона любовь — это «желание вечного обладания добром». Добро в данном случае олицетворяет возлюбленный, но любовь к реальному человеку никогда не может быть вечной. Люди стареют, умирают или уходят от нас. Любящие мысли и идеи настолько близки, насколько смертный человек может приблизиться к вечности. И когда мы сегодня говорим о Платоне и его Симпозиуме, это доказывает, что его подход сработал. Спустя тысячи лет после его смерти мы все еще говорим об идеях Платона, о Сократе и Диотиме и о том мягком вечере в гостиной в древних Афинах, где группа друзей собралась, чтобы обсудить природу любви.

Аристотель: любовь как дружба

Аристотель, ученик Платона, был более практичен. Он спрашивает, какова цель человеческого существования? Он смотрит на все остальные вещи в мире и видит, что все стремится быть наиболее совершенной реализацией того, чем оно является: все львы стараются быть самыми сильными, самыми здоровыми, самыми свирепыми львами. Каждая флейта создается в надежде, что она будет самой лучшей, самой мелодичной флейтой. То же и с человеческими занятиями: каждый сапожник старается быть лучшим сапожником. Каждый генерал хочет быть лучшим генералом. Но что такое хороший сапожник? Это тот, кто делает хорошую обувь. Что же такое вообще хороший человек? Для Аристотеля именно человек лучше всего иллюстрирует, что значит быть человеком. А это значит: тот, кто сочетает добродетельное поведение с человеческим разумом. Или наоборот: тот, чей разум контролируется добродетелью.

Итак, если люди хотят стать лучше, им придется научиться быть более добродетельными, а этому они могут научиться, только взаимодействуя с другими людьми.

Как жить по-аристотелевски

Теория счастья Аристотеля основывается на трех понятиях: (1) добродетелях; (2) phronesis или практическая мудрость; и (3) эвдемония или процветание.

Функция друзей и возлюбленных, соответственно, помогать нам на пути к человеческому совершенству, а нам помогать их . Любовь и дружба, по Аристотелю, не так уж различны: и то, и другое является средством, с помощью которого мы становимся лучше, практикуя и тренируя наши добродетели с помощью другого человека.

Христианская любовь

Уже во времена Христа святой Павел становится первым проповедником того, что станет классическим девизом христианской любви:

Любовь терпелива, любовь добра. Не завидует, не хвалится, не гордится. Он не груб, не эгоистичен, его нелегко разозлить, он не записывает обиды. Любовь не радуется злу, но сорадуется истине. Он всегда защищает, всегда доверяет, всегда надеется и всегда упорствует. …И теперь остаются эти три: вера, надежда и любовь. Но величайшее из них — любовь. (1 Коринфянам 13)

В своем Послании к Галатам св. Павел вводит мысль, что «плоть» и «дух» противоположны друг другу, одно грешное и одно добродетельное, одно мирское и одно богоподобное, и эта дихотомия окрашивала бы церковное восприятие любви вплоть до нашего времени, две тысячи лет спустя:

13 Вы, мои братья и сестры, были призваны быть свободными. Но не используйте ваша свобода предаваться плоти; лучше служите друг другу смиренно в любви [агапе]. 14 Ибо весь закон исполняется в соблюдении одной заповеди: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». … 16 Итак я говорю: ходите по духу и вы не будете удовлетворять желания плоти. 17 ибо плоть желает противного духу, а дух противного плоти. Они находятся в конфликте друг с другом, так что вы не должны делать все, что хотите.

19 Деяния плоти очевидны: сексуальная безнравственность, нечистота и разврат; 20 идолопоклонство и колдовство; ненависть, раздоры, ревность, приступы ярости, своекорыстные амбиции, разногласия, распри 21 и зависть; пьянство, оргии и тому подобное. Я предупреждаю вас, как и прежде, что те, кто живет так, не наследуют Царства Божия. (Галатам 5)

Ясно, что святой Павел здесь имеет в виду идею, подобную платоновской, где Эрос в идеале должен быть удален от телесных желаний и направлен к некоему вечному версия хорошая.

Жизнь — это навык

Аристотель о том, как хорошо жить, проявляя свои добродетели.

Св. Августин Гиппопотамский (354-430 гг. н. э.) пытался примирить дух с плотью, указав, что каждое действие имеет благо (его цель) и удовольствие , которое с ним связано и которое отличается от хорошего. Так, например, когда я ем, то польза от еды заключается в пропитании, которое дает пища; в то время как, если я буду есть вкусную и красивую пищу, я также могу получить удовольствие. Но на самом деле это две разные вещи, а иногда и противоречащие друг другу: я могу есть то, что мне нравится, но это не очень хорошо для меня (например, шоколадное печенье).

Эту мысль можно перенести и на сексуальную активность: в естественном контексте секс является частью репродуктивного процесса, необходимого для выживания вида: в этом случае благо и удовольствие совпадают. Но когда мы удаляем добро (порождение) и предаемся половой жизни только ради удовольствия, то мы совершаем грех: мы удаляем приятное от хорошего — а простое удовольствие противно порядку природы и ничего хорошего. может выйти из этого.

Подробнее об идее Августина читайте здесь:

Святой Августин о назначении и удовольствии от секса

Для святого Августина удовольствие, присущее любой деятельности, хорошо, если эта деятельность выполняется по назначению.

Вы видите, как святой Августин пытается избежать осуждения любого секса как плохого, что затем поставило бы вопрос, почему Бог сделал так, что нам нужно заниматься сексом, чтобы производить потомство, только для того, чтобы затем объявить секс греховным. По мнению Августина, секс, совершаемый в правильном контексте и с намерением произвести потомство, — это не грех, а исполнение божественного порядка вещей.

Отцы-пустынники

В то время как о святом Августине можно было сказать, что он все еще был древним греком или римлянином в своем образе мышления, монахи и отшельники, известные сегодня как «Отцы-пустынники», катапультировали христианскую концепцию любви в совершенно новое направление, которое ни один греческий философ не понял бы и не одобрил.

Там, где греческая философия вообще ценила уравновешенность, логическое мышление и дистанцирование от своих страстей, отцы-пустынники идут в совершенно противоположном направлении: они отказываются от всякого эмоционального дистанцирования и пытаются слиться с благодатью Божией посредством духовных упражнений, поста, медитации, изоляции и страданий. В процессе они развивают свой собственный вид христианской любви, агапе , дикий, необузданный, бескорыстный, самоотверженный, безусловный. По сути, это то, что мы по-прежнему видим сегодня как идеал христианской любви и милосердия, идеал настолько суровый и требовательный, что почти ни у кого нет шансов когда-либо соответствовать ему. Томас Мертон (1960) собрал несколько самых известных историй в своей классической книге «Мудрость пустыни».

Классическая небольшая книжка Мертона вдохновляла миллионы христиан на протяжении последних полувека с момента ее публикации. Истории отцов-пустынников в одном легко читаемом сборнике.

Партнерская ссылка Amazon. Если вы купите по этой ссылке, Daily Philosophy бесплатно получит небольшую комиссию. Спасибо!

Вот два известных рассказа из сборника Мерона.

Жил-был отшельник, на которого напали разбойники. Его крики насторожили других отшельников, и все вместе им удалось поймать разбойников. Разбойников посадили в темницу, а отшельникам было стыдно и грустно, потому что за них и разбойников посадили в темницу. Они действовали эгоистично и недостаточно любили грабителей. Итак, ночью они вошли в город, ворвались в темницу и освободили разбойников, тем самым вернувшись к благодати Божией.

У аббата Анастасия, другого отшельника, была очень дорогая Библия, его единственное имущество. Однажды посетитель украл его книгу, но Анастасий не стал преследовать его, потому что не хотел заставить другого человека солгать о том, что он украл книгу. Через несколько дней к Анастасию пришел продавец подержанных книг из города и сказал: человек хотел продать мне эту книгу, но так как она выглядит довольно дорого, я хотел услышать ваше мнение.