Коля пишет чернильной ручкой и тасует карты, как сам Барбакару. История мальчика из Южноукраинска – ЮжкаNews.Сity

Светлана, мама Коли Могильды, немного волновалась, когда пришла в редакцию Южка.City на интервью. Понятное дело, ведь не каждый хочет рассказывать о личной жизни. Но, вопреки этому, беседа получилась очень приятной и содержательной. Женщина не жаловалась на то, что в их семье проблемы. Она рассказала о своем талантливом сыне и о его знаменитых друзьях.   

Коля учится инклюзивно

— Коле 12 лет, он учится в шестом классе четвертой школы. Я очень хотела, чтобы сын пошел в школу именно на инклюзивное образование, что и озвучила, когда проходили психо-медико-педагогическую комиссию. Специалисты оценили способности и возможности сына и сделали вывод, что он может учиться в обычном классе, по обычной программе.

Мой ребенок с особенностями в физическом развитии, у него ДЦП. Соответственно, в школе для удобства есть пандусы, поручни и другие приспособления для детей с такими особенностями. Коле помогает ассистент учителя, но это чисто физическая помощь.

Два раза в год у меня собрание с учителями и завучем: обговариваем все вопросы по учебе. Подход мне нравиться. Я всегда говорю: «Спасибо учителям за понимание, за хорошее отношение». Все замечательно, и это правда. Надеюсь, что и дальше так будет.

У Коли доброе открытое лицо Фото из семейного альбома

Родился раньше времени

совсем малюточкой

Сейчас он уже взрослый мальчик у меня. И рассуждает по-взрослому, не то слово! А родился совсем малюточкой, всего 1 килограмм и 100 грамм. Коленька появиться на свет на 27 неделе беременности. Из Николаева тогда приехала бригада неонатологов. Привезли специальный препарат для Коли, чтобы легкие раскрылись. Потом сына увезли в областной центр в реанимацию. В неонатальном центре ребенок находился пока не набрал вес до двух килограммов.

В детстве он часто болел. У детей с такими заболеваниями слабый иммунитет. Иногда до слез было обидно, когда приезжали в реабилитационный центр и через пару дней из за того, что сын заболел, приходилось возвращаться домой. А в нашем случае нельзя надолго пропускать занятия, потом приходится все начинать сначала. Сейчас Коля уже меньше болеет.

Всегда жизнерадостный Фото из семейного альбома

Обожает Жванецкого, читает Пушкина

Мой сын очень добрый, веселый, любознательный. У него интересные и необычные увлечения. Недавно он открыл для себя чернильную ручку. На Новый год дед Мороз подарил Коле самую настоящую перьевую ручку с чернильницей. Сын был в восторге. Теперь делает записи в свой личный дневник только перьевой ручкой. Пишет красиво, по-взрослому, с загогулинками, финтифлюшками.

Коле нравится переписывать монологи Жванецкого – это его кумир. Как-то нашли с сыном в интернете фильм «Одесский пароход». Он снят по миниатюрам Жванецкого. Ну, конечно там обхохочешься! Мы с удовольствием посмотрели его. С тех пор сын стал активно интересоваться творчеством этого писателя-сатирика.

Коля увлекся творчеством А.С. Пушкина. Много его стихов знает наизусть. Сына впечатляет личность поэта, он много читает о его жизни. В прошлом году мы, наконец, попали в музей Пушкина в Одессе. 

С Пушкиным за руку Фото из семейного альбома

У Коли есть знаменитые друзья

Очень интересное увлечение – игральные карты. Коля с ними вытворяет всевозможные вещи. Тасует разными способами, показывает фокусы. Литератор и профессиональный карточный игрок Анатолий Барбакару даже подарил Коле шкатулку с золотыми картами, когда мы ездили к нему в гости.

Это вообще интересная история. Мы ничего не знали об этом человеке, пока Коле в реабилитационном центре массажист не сказал:«Да ты тасуешь карты, как сам Барбакару!» Я еще спросила, кто это такой?

Приехав домой, мы посмотрели фильм «Шулер», который снят по произведениям Анатолия Барбакару. Он также снимался в этом сериале. Колю впечатлил фильм, сын только и говорил что о главном шулере из Одессы.

И нам очень повезло. Когда в очередной раз мы были в одесском реабилитационном центре, общий знакомый познакомил Колю с Анатолием Барбакару. С тех пор, они регулярно общаются по телефону.

В гостях у знаменитого шулера, писателя, журналиста, певца и композитора Анатолия Барбакару Фото из семейного альбома

Вообще Коля любит все, что связано с Одессой. Это его любимый город. С трех лет мы ездим туда в реабилитационный центр «Дом с ангелом». Раньше — четыре раза в год, сейчас только один раз мы можем туда попасть. В октябре 2019 г. как раз проходили курс реабилитации по направлению от Департамента социальных вопросов Южноукраинского горсовета.

Каждые родители ищут выход

для своего ребенка

Мы не только в Одессу ездим, мы много куда ездим. Если бы не ездили, я вообще не знаю, что было бы. В некоторых центрах есть возможность пройти курс реабилитации бесплатно, по направлению из Департамента социальных вопросов и защиты здоровья.

Каждые родители ищут для своего ребенка выход. Также и мы через интернет узнаем много информации, пробуем что-то новое. Ищем специальные центры.

Раньше четыре раза в год мы ездили на иппотерапию в Николаевский иппоцентр «Ветер перемен». Коля любил занятия на лошадях, и это давало хороший результат.

Иппотерапия в центре «Ветер перемен» Фото из семейного альбома

Ездим регулярно к испанскому остеопату Антонио Гонсалесу. Один прием у него стоит 90 евро, но я ни секунды не пожалела о потраченных деньгах. По сравнению с пользой для Колиного здоровья – это мизер.

Мы даже были на консультации у известной спортсменки из Николаева Анны Куркуриной. Она подбирала для сына специальные упражнения для физических тренировок. С тех пор они с Колей общаются по телефону.

Благодаря нашим поездкам и усилиям, у Коли уже есть большой прогресс. Раньше мы передвигались на коляске, а сейчас я его уже вожу за одну руку. Вот так и ходим в школу. Правда, походка у него своеобразная, не такая как у всех. Но это нормально для ребенка с нарушениями двигательного аппарата. Иногда на нас обращают внимание, но мы уже привыкли.

На консультации у остеопата Антонио Гонсалеса Фото из семейного альбома

Движение — это жизнь! 

Особенно для Коли

Четыре года назад мы купили Коле специальный ортопедический велосипед. Тогда он стоил 700 долларов. Когда мы были в Одессе и Коля катался на нем, нас фотографировали и спрашивали, где мы взяли такой. Я еще сыну говорила: «Ну ты, Коля, прям звезда Парижа!» Сейчас мы новый велосипед получили в Департаменте социальных вопросов, но уже бесплатно. Для нас его купили за бюджетные деньги. Это благодаря Департаменту. Велосипед больше по размерам, Коля же растет.

С лета 2019 года мы ходим три раза в неделю в фитнес-клуб. Там с Колей занимается очень востребованный и грамотный тренер. Юра знает,как тренировать людей с такими особенностями. Я очень довольна результатами занятий.

Движение – это жизнь! Особенно это актуально для Коли. Ведь он и так мало двигается, в силу своих физических особенностей. Поэтому каждый день дома мы занимаемся физкультурой. Это специальный комплекс упражнений, который рекомендуют инструкторы по лечебной физкультуре в реабилитационных центрах.

С Анной Куркуриной Фото из семейного альбома

Благодарю Бога за сына

У Коли немного друзей. Самый любимый и большой друг – это бабушка. Она много времени проводила с Колей, потому что я работала. Много вложила в него, все четыре класса занималась. Именно бабушка научила Колю читать и писать.

Очень тяжело, когда вижу в реабилитационных центрах деток с разными особенностями физического и умственного развития. Родители, у которых такие особенные детки — это мужественные люди. Я благодарю Бога, что у меня есть Коленька. Думаю, какой у меня светлый ребенок! Нонам нужно еще много и упорно трудиться, не покладая рук.

Бабушка — это самый любимый друг Фото из семейного альбома

Читайте також: Весь Южноукраїнськ збирав гроші цій дівчинці. Історія Варі, яка все ж таки змогла сказати «коняка»

 

Мальчик пишет о любви и взрослеет читать онлайн бесплатно Данила Гребнев

Бабочка и кроты

Однажды маленький мальчик,

Что внешне похож был сразу на всё,

Был пойман людьми на бессовестной фальши:

Любовь этот мир спасёт.

Когда в предрассветном тумане

Все бабочки мира пропали в земле,

Мальчишку опять уличили в обмане:

Любовь это свет в темноте.

Из многоэтажек пропали все окна,

Собаки лишились последних зубов.

Мальчишку все били в угаре жестоком:

Любовь это жизнь без оков.

Бессмертие стало болезнью,

Из каждой игры извлекли весь азарт.

Мальчишка всё пел надоевшую песню:

Любовь всё вернёт назад.

В науку утратили веру,

Замки на дверях заржавели вконец.

Мальчишка людьми наречён Люцифером:

Любовь есть и жертва и жрец.

Однажды юнец в старом теле,

Что внешне похож не был сразу на всё,

Был найден убитым в своей же постели:

Любовь это сон.

Пробуждение с мыслью о Ней

Смиренно прошу о любви,

Подобно тому, как о ней просит небо

У звёзд, опустились чтоб снегом

На жгущего солнца угли.

Мне сложно просить о любви.

И, стыдно признаться, я до сих пор не был

У звёзд, укрывающих небом

Цветы, что от солнца в крови.

Смиренно мечтаю о Ней.

Пускай назовут мне причину раздора

Рассудка с душой мародёра,

Что крала лишь сны у людей.

Теперь мои сны лишь о Ней.

Пусть гаснет песчаный поток под напором

От грёз, где её только взором

Пленён до конца своих дней.

Он, Она и старый ящик

Двое на Луне сидящих.

Он, Она и старый ящик.

Без него они не “мы”,

На Луне они немы.

Оба смотрят друг на друга,

Им осталось жить – неделя.

Ящик отдают по кругу,

Содержимое не делят.

Дни, часы, минуты, миг…

Ключ достал, отдал, застыл…

И упал один из них.

В ящике том воздух был.

Свидание с видением

В первый раз за свою жизнь

Он увидел звёзды

Только

После встречи с ней.

«Крепко в этот взгляд вцепись,

Всё теперь серьёзно.

Стойко

Жди звона ключей»

Вынырнул из её глаз —

А вокруг рассвет.

Наивный,

Он побрёл домой.

«Всё, как в самый первый раз.

Улыбнись ей вслед,

Невинно

Помахав рукой»

Между Да и Нет ведётся

Рыцарский турнир,

Судить

Который будет Ночь.

«Жди, из уст её прольётся

Правды эликсир —

И быть

С ней мне или прочь»

Мыслей армия в причёске

Сутками блуждает.

Больше

Он не спит с тех пор.

Вспоминая перекрёстки,

Звёзд бесчисленные стаи,

Столь же

Яркий её взор.

В первый раз за свою жизнь

Он достал до неба

Пусть

Всего лишь на мгновенье.

«Покажу ей эту высь,

Расскажу как слеп был,

Грусть

Сменится волнением»

Ждёт он новой встречи с ней

С трепетом и страхом.

Вдруг…

Звук чьих-то шагов.

«Соберись. Будь веселей.

Не молчи. В атаку!»

Стук

Сердца…

Он готов.

Там, где ночь нас связала

При свете луны,

Там, где ночь нас связала,

Мы им всем не нужны.

Там, где ночь нас связала,

«Впереди ждут нас слёзы» —

Сказала ты мне.

Это всё несерьёзно

В тиши, при луне.

Шепчет тихо туман

Там, где ночь не кончалась:

«Всё, что было – обман,

Ничего не случалось»

Ни меня, ни тебя.

Сердце петь перестало.

Нет меня, нет тебя

Там, где ночь нас связала.

Пустая лодка

Если любить так сильно,

Будто ты любишь дважды,

Будто ты любишь трижды —

Все пропадет однажды.

В собственном чувстве утонешь,

Некому будет спасти,

Не скажешь и ты «Прости»,

Ни слова ты не уронишь.

И волны тебя поглотят —

Они не щадят безумцев,

А ты ведь из тех безумцев,

Кого эти волны ютят.

Любовь тебя будет искать

И лодку найдет. Пустую.

Там будет записка лежать:

«Теперь я на дне ночую»

Течение

Течение вдаль унесёт, ты померкнешь

Подобно сиренам, вдоль рифов замолкшим.

Корабль судьбы оставляя промокшим,

Меня со штурвала под воды низвергнешь.

Течение времени и обстоятельств,

Душевное бремя, гора обязательств

Заставят забыть об утопленнике.

Его не найти.

Он утоп в той реке.

И стоит лишь полной луне цвета пепла

Напомнить о существовании звёзд —

Со дна поднимается призрак поблеклый,

Твердя, что пришёл он на зов её слёз.

И волны о скалы нещадно грохочут!

И скалы оскалы свои обнажат!

И призрак покинуть течение хочет,

Но воды его не отпустят назад…

Течение в дали несёт, не померкнет

Память о том корабле.

Память о той, чья жизнь – призрак. Наверно.

Память о том, чья жизнь – призрак на дне.

Луна-свидетель

Вниз по улице Он плыл над угасающим днём,

Забыв всё, чем Он был до Неё. Для Неё.

Находил утешенье в бульварных огнях,

Но едва ли спасенье

В тех днях.

А вокруг карнавал, ни души без улыбки!

Шум толпы заглушает нутра дикий стон:

«Позвони Ей!»

«Но это бы было ошибкой…»

Нет. Главной ошибкой был Он.

Брусчатки мозаика сменилась песком.

Забытые миром на пляже забытом

Он с колбой, наполненной чаем, вдвоём

Себя наполнял лишь дыханием сбитым.

«Сегодня Я счастлив вполне без Тебя!

Надеюсь, Ты чувствуешь это сегодня!»

Он сердце своё на 2 части дробя,

На вечер один стал свободней…

Луна

Ведь тогда лишь свеченье твоё

Ему осветило ответ.

Ведь позже

Он

Ждал под окном

У Неё

Возникнет когда силуэт.

Теперь лишь Луна им свидетель.

Пауза

Всё изорвано.

Всё превратилось в молекулы.

Не о чем больше беседовать.

Всё не здорово.

Наш рассекречен побег, увы.

Можем немного посетовать.

Все, кто внутри, веселятся.

Все, кто снаружи, беснуются.

И ничего не понятно.

Нам бы отсюда убраться.

Где-то пустая ждёт улица.

Здесь неприятно.

Пальцами тушим окна.

Все, но не наше заветное.

Мимо летят поезда.

Чувствую, как ладонь взмокла.

Вижу лицо луны бледное.

Жизнь так проста.

Мы изорваны.

Мы превратились в молекулы.

Можно пропасть на ветру.

Мы узор волны.

Или те библиотек углы,

Что никогда не найдут.

Призраки безвременного

О том, как ты ждёшь меня,

Меня уже предупредили

Призраки прошлого дня,

Что нас неизменно сводили,

Чтоб мы неизменно уплыли.

Беспечно.

С Призраком Будущего.

О том, как ты ждёшь меня,

Напишет Путь Млечный книгу —

История, вечность храня,

Закончится вечной интригой,

И будет сокрыта та книга.

В Путь Млечный.

Призраком Будущего.

О том, как я жду тебя,

В полях дальних грома раскаты

Вдруг сменятся песней дождя,

Что смоет с земли все «когда-то»,

Избавив меня от закатов.

Тебя —

От Призрака Будущего.

О том, как я жду тебя,

Молчать будет осень нещадно,

Покроется льдами земля,

Оттает затем безвозвратно

И будет цвести беспощадно.

А я —

Признаком буду сего.

Ночь. И я не в себе

Ночь. И я не в себе.

Точка. На деле же брешь

В окне, что открыто к солнцу

Было. Волнами съешь

Моё неразумное, мной не раз сдутое

Сердце. Где мыло с верёвкой?

Я и есть мыло с верёвкой.

Магнитные импульсы бьют по вискам

Тум-тум-тум-тум.

Я так устал непрестанно скрываться от

Дум. Дум. Дум. Дум.

Чёрствую кнопку жму. Лифт. По домам.

Врум-врум-врум-врум.

Вновь одеялом спеша одеваться под

Шум. Шум. Шум. Шум.

Ночь. И сна ни в одном

Глазу. Свежие мысли о смерти

Измерьте. Вскоре они уползут.

И на замену им мысли о Ней,

Снова себя заставляю: “Не смей!”

И я не смею и не смеюсь.

Я не люблю и не злюсь.

Синие розги метели ночной

Хлыщут, хлыщут…

В окна заглядывают и меня

Ищут, ищут…

Ветры больших перемен надо мной

Свищут, свищут…

Прошлого раны, слезами звеня,

Брызжут, брызжут…

Ночь. О свете и речи

Нет. Нет и меня во мне.

Чтобы не слышать себя, во мгле

Я зажигаю свечи.

Тени на стенах стенать начинают.

Грани реалий теряются.

Знаю. Стирается вечное знамя —

Памяти полотно.

Сколько не крась – всё одно.

Время – оно быстротечное.

Всё похоронит оно.

Снежные пули по окнам стучат.

Бьют, бьют, бьют, бьют.

Звезды поют о любви – беспощадно

Лгут, лгут, лгут, лгут.

Свечи в меня устремили свой взгляд.

Жгут, жгут, жгут, жгут.

Сны ядовитые сна моего жадно

Ждут, ждут, ждут, ждут.

Ночь, я не в силах бороться

С тобой, частью являясь твоей.

Прочь своё сердце на дно колодца.

Вой свой до дрожи костей

Я посвящаю не Ей, но тебе,

О ночь! И я не в себе!

Я не влюблён

Сильный ветер с пристальным взглядом.

Мной овладевает печальный сон.

Хотел бы прилечь с тобой рядом

Так сильно.

Но я не влюблён.

Болезнь наподобие этой истомы

Положит конец нам. Уже нанесён

Твоими губами рисунок сей комы,

В которой лежать мне.

Но я не влюблён.

Слабая ночь забирает все силы.

На простыне очертанья могилы.

В ней тело, покрытое парой имён,

В ней тело моё шепчет крик:

«Не влюблён!»

Пальцы, покрытые инеем блеклым,

Клавиши, стёртые в кровь. Опалён

Тот инструмент, что средь мёртвого пекла,

Играл с рьяным блеском,

Что я не влюблён.

Я не влюблён, не влюблён, не влюблён.

Сильный мне ветер все листья сорвал.

Я не влюблён, не влюблён, не влюблён.

Если сказал, что влюблён —

то соврал.

Я не влюблён, не влюблён, не влюблён.

Сильный мне ветер всю душу порвал.

Я не влюблён, не влюблён, не влюблён.

Если сказал, что влюблён —

Я соврал.

Знай же отныне – над пасмурным гимном

Светит сверкающих звёзд миллион

И воспевает в своём заунывном

Ритме, что Я не влюблён.

Ветер и Пленник

Движения знойных, зыбучих ветров,

Один за другим ищут искры в пустыне.

Находят лишь Пленника старых оков,

Глаза безнадёжно пустые.

Но вот среди знойных, зыбучих ветров

Один затерялся до боли знакомый.

Знакомый лишь Пленнику старых оков,

Его глазам, полным истомы.

Ветер печально искал по пустыне

Искры. Стать частью пожара большого.

Пленник оковами лязгнул своими —

Искры!

Снова и снова!

Движенье прохладного, громкого ветра,

Нашедшего искры, теперь и отныне,

За руку с путником будут сжигать

Километры

Пустыни.

Кислород

Пусти всё наутёк

И размотай клубок.

Пока не поздно.

Не жди вдогонку упрёк,

Жди впереди

Воздух.

Не в радость тебе

Наравне с некрасивыми.

Знаю, в душе

Ты танцуешь под ивами.

Красный,

Такой же горячий, как гнев,

Разум

Твой, разом уставший от всех.

Ноги твои

У парадных дверей

Вновь забывают твой голос.

Не стереги

Эту дверь, озверей,

В щепки её.

И на хворост.

Пасть разверни

На все зримые дали

И проглоти, не моргнув, горизонт.

Уши заткни,

Чтобы все замолчали,

И уходи, навсегда спрятав зонт.

Больше не нужен он.

Гром.

Град.

Грозы.

Шторм.

И на дне твой хлам.

И на дне стихи.

Только ты не там.

Ты уже в пути.

Три точки

Вскоре после дивного события,

Он поймёт, что сил нет позабыть его.

Трижды провалившись в бездну чувств,

Он-таки познает страсти вкус.

Вскоре после важного события,

Совершит Он грустное открытие.

Дважды наступив на свои грабли,

Он теперь из глаз совсем ни капли.

Вскоре после мерзкого события,

Слуги ночи заберут всю прыть Его.

Всего раз судьбе доверив случай,

Тот Его упрятал в лес дремучий.

И не отрешиться от событий тех,

Не с кем повторить уже былых потех,

Взял Он в жёны одинокой жизни грех,

С пальцем у виска теперь Он судит всех.

Но звонит будильник, вновь событие —

Солнце ждёт Его на чаепитие,

Светофор с ухмылкой дарит путь,

Может, где-то там ждёт кто-нибудь?

Череда имён плетёт события.

В будущее рейс. Грядёт отплытие.

Долго Он стоит над багажом —

Можно в дом, а можно на паром…

Как же страшно в новое событие

Уходить из ветхого укрытия.

Как же неуютно жить без прошлого,

Из ребёнка прыгая во взрослого.

Амнезия

Напомните мне аромат бензина —

Я вспомню, как сжигал рассудок.

Напомните мне вой продрогшей псины —

Я вспомню, сколько грязи лил в желудок.

Напомните мне виды с крыш соседних —

Я вспомню, как красиво по ночам.

Напомните мне ритмы лет последних —

Я вспомню, что завял не по годам.

Напомните мне сонмы сантиментов —

Я вспомню, как срывались голоса.

Напомните мне звук аплодисментов —

Я вспомню, как рождались чудеса.

Напомните мне плач забытых птиц —

Я вспомню, как ютил их от дождя.

Напомните мне чувств любовных жриц —

Я вспомню, как зарезал их вождя.

Напомните мне трепет перед встречей —

Я вспомню, как без голоса общался.

Напомните мне рокот моей речи —

Я вспомню, как меж скал крутых метался.

Напомните мне всех, кого простил —

Я вспомню, что себя так и не смог.

Напомните, как жить. Я всё забыл.

Напомните Любви про мой порог.

Бардак

О чём писать, когда пожар потушен?

Столько безжизненных лиц я не видел доселе.

Завтрашний день скрипом окон нарушен.

Ночь распласталась на теле.

Разве ладони об этом так пели?

Едва ли.

Пережидаю ненастья в подвале.

За мной непомерный долг пред тобой,

Объект моего равнодушия пьяного.

Хрупкими мыслями сослан долой

От запаха осени пряного.

Столько как мрак чёрных птиц я не видел доселе.

Несколько перьев рисуют мне истину —

«Падать, но медленно, шатко» – На деле

Падаю выстрелом.

За мной неизменный клич холодов

И отзвуки рук твоих на фортепиано.

Вихри утихли под гнётом стихов.

Пускай незаконченных, рваных.

Столько людей без мечты я не видел доселе.

Дни полны шума, а он усыпляет.

Утром смеялся, как дети в плену карусели.

К вечеру собственный голос теперь угнетает.

Кроме того, что развешаны шторма картины

Криво на стенах моих коридоров,

Я бы украсил пол ультрамарином,

Даль предвещая и неба просторы.

Столько всего я не видел, не слышал доселе.

Были заменою миру души твоей краски.

Губы, что были обветрены – окаменели,

Не рассказав окончания сказки.

О чём же мне писать теперь, когда пожар потушен?

О том, что неизменна истина доселе?

Ты мне нужна, и я тебе нужен

На самом-то деле.

Бесконечная песня

Листья изнеженно алого цвета,

В даль поднимаясь рассказчиком-ветром,

В самых забытых признаниях лета

Рьяно купались, рыдая при этом…

Свет с маяка, окаймлённого тайной,

Листья зажёг, и всё лето сгорело.

Небо покрылось болезнью печальной,

В земли вонзив свои водные стрелы.

Пепел тех листьев рассыпали музы

Разным поэтам из разных эпох —

Руки их тут же робели в конфузе,

Разум бежал, в сердце переполох.

Пойман был пепел одним музыкантом,

Памятью листьев он душу пронзил.

И сочинял. И казалось – Атлант он,

Мир земных нот на себя взгромоздил.

И сочинил он чудесную песню,

И показать он спешил её той,

Что вот уж сто лет, как в комнате тесной

Слышит один океана прибой.

Вздохами чаек и криками шторма

Платьями ночи, холстом её гладким

Был музыкант от той девы оторван.

Где тот маяк, обрамлённый загадкой?

Тысячи миль горизонтов пустых

Песней того музыканта продеты —

Это от поисков слёзы-следы,

Словно пришитые солнцем к рассветам.

Давний товарищ растрёпанный ветер,

Тот, что рассказчик истории вечной,

Нашего бедного путника встретил,

Песню его нанеся на Путь Млечный.

Дева опять покрывала глазурью

Сны свои в томной тюрьме маяка,

Вновь ожидала, как светлой лазурью

Солнце укроет коней-облака.

Здесь и закончился сон скоротечный.

Дева прильнула к овалу окна…

Песнь музыканта чрез самый Путь Млечный

Всё же достигла тюрьмы той тогда.

И, дорожа каждым мигом, угаснувший

Девушка тут же маяк разожгла,

Юноша тотчас, чуть в бездне не канувший,

Плыть стал туда, где кончается мгла.

Нос корабля вонзив ровно в маяк,

Тот музыкант встретил узницу ту.

Пел про неё он, пока не иссяк,

Листьями став, улетая во тьму.

Туда, где изнеженно алого цвета,

В даль поднимаясь рассказчиком-ветром,

В самых забытых признаниях лета

Листья купались, рыдая при этом…

Эту историю мне рассказали

Грустные, полные неги глаза

Той, что совсем и не подозревала…

Песня того музыканта – Она.

Этому нет конца

Каждый день я вырываю всю надежду изнутри,

Чтобы за ночь она снова распласталась вдоль по телу.

Каждый день хожу бесцельно мимо окон и витрин,

Превращая время в ветер, что снуёт за мной без дела.

Всё, о чём молчит судьба, мы знаем, но молчим об этом.

Гулкий шёпот близких губ не уронит лишних мыслей.

Не глушите этот шёпот, он является ответом

К мириадам новых завтра,

К мириадам новых смыслов.

Это не закончится.

Нет. Никогда.

Этому нет конца.

Это не закончится.

Нет. Никогда.

Этому нет конца.

Удивительное небо нас преследует повсюду,

То свинцовое, как пуля, то багровое, как кровь.

Устремлюсь глазами в вечность, буду ждать сигнал оттуда,

Ведь на точно ту же вечность смотрит и Моя Любовь.

Упразднились тени грусти, растеклись по горизонту,

Не иначе как на сцену вышли звёзды-маяки.

В их сияньи то, что уж давно не подлежит ремонту

Вновь заблещет.

Вместо трещин,

Вместо гомона тоски.

Это не закончится.

Нет. Никогда.

Этому нет конца.

Это не закончится.

Нет. Никогда.

Этому нет конца.

Слушать сердце. Только сердце. Ритм сердца не соврёт.

Счастье постучится в окна – нужно лишь упасть за ним.

Тотчас позабыв о риске – тотчас ощутив полёт,

Если это просит сердце – будешь цел и невредим.

Не вместить всю эту жизнь в рамки одного столетья.

Остаётся лишь влюбиться – так, чтоб раз и навсегда.

8-летний мальчик украл написанную им книгу на полку в библиотеке. Список ожидания на 5 лет

Си-Эн-Эн —

Мальчик с богатым воображением, который любит комиксы, теперь имеет свой собственный графический роман на полках местной библиотеки.

По словам его семьи, 8-летний Диллон Хелбиг написал рождественскую книгу и спрятал ее в полки библиотеки в Бойсе, штат Айдахо. Когда библиотекарь увидел это, сотрудники решили каталогизировать книгу.

«Он написал книгу примерно за четыре дня», — сказал его отец, Алекс Хелбиг, корреспонденту CNN Брианне Кейлар.

«Когда он положил ее в библиотеку, мы не удивились, что он сделал что-то подобное. … Когда он хочет, чтобы что-то произошло, он заставляет что-то произойти».

Публичная библиотека Бойсе/Facebook

110 лет спустя в библиотеку Бойсе наконец-то вернули книгу

По словам библиотекаря Пейдж Бич, которая работает в отделении Лейк-Хейзел общественной библиотеки Ады, по состоянию на утро понедельника 135 человек ждали, чтобы забрать книгу. Если каждый человек хранит книгу максимум две недели, это означает, что время ожидания составляет около пяти лет.

Диллону не привыкать писать собственные книги. Его отец сказал, что второклассник написал комиксы объемом от 5 до 10 страниц, но это был его самый большой проект.

«Приключения Крисмиса Диллона Хелбига» Диллона «Его Я» — это колоссальные 88 страниц с текстом и цветными иллюстрациями, написала библиотека в сообщении на Facebook.

Диллон «Сам» написал эту рождественскую сказку и оставил ее на полке в местной библиотеке.

Си-Эн-Эн

В книге есть все, от взрывающейся верхушки дерева до путешествий во времени, поскольку Диллион переносится на столетия назад к первому в истории Дню Благодарения в 1621 году, как сказал его отец в программе «Новый день» CNN. Диллон даже проверил факты с помощью своих родителей, чтобы найти эту дату.

Мать Диллона, Сьюзен Хелбиг, приписывает «поразительному воображению» Диллона творческий сюжет книги. Она решила посмотреть, что случилось с книгой.

«После того, как Диллон сказал мне, что оставил свою книгу в библиотеке, я позвонила, чтобы узнать, сможем ли мы ее забрать, думая, что она в бюро находок», — сказала она. «Они нашли книгу, им понравилось ее содержание, им понравилась сама книга».

Молодой автор пошел на CNN со своими родителями, Алексом и Сьюзен Хелбиг, чтобы рассказать о своей книге.

Си-Эн-Эн

Бич был библиотекарем, который нашел книгу. «Здесь, в библиотеке, настоящий взрыв», — сказала она со смехом.

«Мне показалось, что это очень мило. Я был поражен тем, сколько усилий было вложено в это», — сказал Бич CNN. «Я определенно подумал, что мы должны сделать с ним что-то особенное, а не просто вернуть его ему. Это было очень хорошо сделано и заслужило некоторое признание».

Признание пришло в виде новой награды The Whoodini Award как лучшему молодому писателю. Бич учредил награду для Диллона, который оставил книгу на полках в ноябре 2021 года.

Предоставлено Валери Саддат

15 лет назад женщина нашла в подержанной книге фотографию неизвестной семьи.

Благодаря силе Твиттера она отправляет его выжившим участникам.

Бич сказала, что поговорила с каталогизатором библиотеки, и пара согласилась, что ее следует обработать и добавить на полки.

Диллон оставил книгу в отделе художественной литературы — в конце концов, он знает, что книги — художественная литература, а какая научная, — сказала его мать. Она добавила, что сотрудники библиотеки посчитали, что книга больше подходит для графических романов, поэтому она была внесена в каталог именно там.

На вопрос, планирует ли он издать свою книгу, Диллон довольно застенчив. Тем не менее, по словам Бич, телефон библиотеки постоянно звонит с предложениями.

«Мы получили много звонков от издателей, — сказал Бич. «Я не уверен, что их семья выбрала кого-то конкретного, но звонков и предложений опубликовать ее много».

Мое писательское образование: временная шкала

Февраль 1986 года

Тобиас Вольф звонит в дом моих родителей в Амарилло, штат Техас, и оставляет сообщение: «Меня приняли в Сиракузскую программу творческого письма. Я перезваниваю, удерживая

Снова в мире  в моих руках. За то, что в огорченных воспоминаниях кажется восемнадцать часов, я рассказываю ему все свои мысли об искусстве и перечисляю все, что мешало мне в художественном развитии, и, возможно (Боже! Ого!) спрашиваю, слушает ли он когда-нибудь. под музыку, пока он пишет. Он добрый и терпеливый, и я не чувствую себя идиотом. Я сам так делаю, когда кладу трубку.

Середина августа 1986 года

Я прибываю в Сиракьюс с 300 долларами на пикапе Ford 1966 года с кемпером сзади. Оказывается, здесь, на Востоке, есть такая вещь, как «залог». Следующие две недели я живу вне своего грузовика, принимаю душ в спортзале Сиракуз, гоняю по городу на Форде по ночам, чтобы меня не арестовали за бродяжничество, и думаю, что это может плохо отразиться на мне, если мне придется позвонить Тоби или Дагу. Унгеру, другому моему будущему учителю в Сиракузах, и потребовать залог.

Однажды я пришел в кампус. Я стою у двери офиса Дуга, смотрю на его табличку с именем и думаю: «Чувак, он иногда сидит там, парень, который написал Покидая Землю ». На данный момент в моей жизни я никогда не видел человека, который опубликовал книгу. Это как-то сногсшибательно, мысль о том, что люди, которые пишут книги, тоже, знаете ли, живут : ходят в магазин, ходят по кампусу, сидят в определенном офисе и так далее. Появляется Даг и приглашает меня войти. Мы немного болтаем, как будто мы ровесники, как будто я тоже настоящий писатель. Я вдруг чувствую себя настоящим писателем. Я разговариваю с парнем, который был в 9Журнал 0057 Люди . И он спрашивает меня о моем процессе. Черт возьми, я

должен быть настоящим писателем.

Только на квадроцикле я помню: о, дерьмо, мне еще надо написать книгу .

Конец августа 1986 г.

После установочного собрания программа начинается с танцев. После этого мы с Тоби соглашаемся, что мы слишком пьяны, чтобы позволить ему или мне вести машину домой, ту машину, которая, как мы почти уверены, его машина, если сзади свитер. Там есть! Мы идем домой, напевая, наверное, «Беспомощно надеясь». На его кухне мы едим курицу, которую его жена Кэтрин приготовила завтра для чего-то очень важного, для чего не будет времени приготовить что-то еще.

Я ухожу, счастливый, что у меня появился новый лучший друг.

Следующий день

Я просыпаюсь, огорченный своей чрезмерной фамильярностью, и клянусь после этого держаться на почтительном расстоянии от профессора Вольфа и его холодильника.

До конца семестра да.

Начало занятий

Я положил свою копию Покидая землю  на свой письменный стол, чтобы, если кто-нибудь войдет, они спросили, почему эта книга здесь, и я мог небрежно ответить сказать: «О, этот парень — мой учитель. Иногда я захожу к нему в офис, и мы просто, знаете ли, говорим о моей работе».

А потом я зеваю, как будто это меня совсем не волнует.

Сентябрь–октябрь 1986

Я начинаю встречаться с прекрасной писательницей по имени Паула Редик, которая на год старше меня. Дело движется быстро. Мы обручились через три недели, рекорд Сиракузской программы творческого письма, который, я полагаю, все еще в силе. Тоби приглашает Паулу на обед, спрашивает, уверена ли она в этом, подразумевая, что она, возможно, захочет немного подумать над этим.

Позднее в этом семестре

На вечеринке я подхожу к Тоби и уверяю его, что я больше не пишу ту глупую юмористическую чушь, которую применил к программе, т. е. то, что привело меня в программу в первое место. Теперь я пишу более серьезно, более реалистично, ничего выдуманного, ничего глупого, все прямо из жизни, без преувеличений и юмора — знаете: «настоящее письмо».

Тоби выглядит обеспокоенным. Но быстро выздоравливает.

«Ну и хорошо!» он говорит. «Только не теряй магию».

Я понятия не имею, о чем он говорит. Зачем мне это делать? Это было бы глупо.

Я иду вперед и теряю всю магию до конца моего обучения в аспирантуре и еще несколько лет после этого.

Каждый понедельник вечером мастерская Дага собирается у него дома. Жена Дуга, Эми, готовит нам ужин, который мы едим в перерыве. Мы, первокурсники, немного зажаты и чересчур литературны. Мы слишком стараемся. Однажды вечером Даг предлагает нам сделать упражнение: после перерыва мы собираемся рассказать историю из нашей жизни, не с ходу. Мы в ужасе. Мы не знаем хороших, реальных историй, вот почему мы пишем все эти истории о детях, занимающихся сексом с крокодилами, и так далее. А аудитория наших сверстников будет сидеть там, морщась, отказываясь смеяться или кивая? Угу. В перерыве мы пьем больше, чем обычно. И тогда мы все делаем довольно хорошую работу, на самом деле. Никто из нас не хочет быть провальным, и поэтому каждый из нас идет навстречу, рассказывая историю, которая кажется нам действительно интересной, в чем-то вроде нашего настоящего голоса, используя те же качества (юмор, преуменьшение, преувеличение, забавный акцент и т. д.), что и мы на самом деле используем в нашей повседневной жизни, чтобы, например, выбраться из неприятностей или соблазнить кого-то. Для меня горит свет: мы должны быть — должны быть — интересными. Нам не только позволил  думать об аудитории, мы бы лучше . То, что мы делаем в письме, не так уж сильно отличается от того, что мы делали всю свою жизнь, т. е. использовали нашу личность как способ справиться с жизнью. Писать — это об обаянии, о поиске, доступе и оттачивании своего особого обаяния. Сказать, что «свет горит», не совсем правильно — это больше похоже на установку светильника. Только много лет спустя (см. ниже) загорится свет.

Даже позже в 9 семестре0054

Даг получает недобрый отзыв. Мы обеспокоены. Кто-нибудь из нас допилит его в мастерской? Мы не знаем. Даг знает. С места в карьер. Он хочет поговорить об этом, потому что чувствует, что в этом может быть что-то для нас. Речь, которую он нам произносит, прекрасна, честна, смела и совершенно великодушна. Он показывает нам, в чем ошибся рецензент, но также и в том, где рецензент мог быть прав. Даг говорит о том, как важно уметь извлекать полезные фрагменты даже из оскорбительного отзыва: это важно, потому что это сделает следующую книгу лучше. Он говорит о том, что ему было тяжело сегодня утром встать после того отзыва и написать, но он все равно это сделал. Мы видим, что он в этом надолго. Он боец, и мы тоже должны стать такими: мы должны научиться чтить свое ремесло, отказываясь быть побежденными, оставаясь открытыми, рассматривая все, что с нами происходит, хорошее или плохое, как еще один урок на пути к победе. более длинный путь.

До этого нам нравился Дуг. Теперь мы любим его.

Тоби приглашает аспирантов посмотреть Ночь в Опере . В основном я смотрю Тоби с его семьей. Он явно обожает их, получает от них видимое удовольствие, обожает их. Я всегда думал, что великие писатели должны быть неполноценными и сложными, неспособными по-настоящему любить что-либо, слишком безумными, непредсказуемыми и измученными, чтобы лелеять кого-либо, уважать их или находить их любимыми.

Вау, думаю, да.

Даг дает мне лучший совет по написанию диалогов, который я когда-либо слышал. И нет, я не собираюсь делиться этим здесь. Это так хорошо, да.

Почти в конце первого семестра

Я заметил, что Даг испытывает невероятный природный энтузиазм ко всему, что мы делаем правильно. Даже одна хорошая строчка достойна похвалы. Когда он натыкается на красивую историю в журнале, он делится ею с нами. Если кто-то другой испытывает успех, он празднует его. Даже в самой мрачной студенческой истории он может найти что-то похвальное. Часто, услышав, как он рассказывает об истории, которая вам не понравилась, она тоже начинает вам нравиться — вы видите, как видит он, в ней зародыш чего-то хорошего. Он принимает вас и вашу работу такой, какой он ее находит, и готов работать с вами, где бы вы ни находились. Это придает вам смелости и делает вас более смелым в работе и менее пораженческим в ней.

Декабрь 1986

Конец нашего первого семестра. Мы стекаемся, чтобы послушать, как Тоби читает на Syracuse Stage. У него ужасный грипп. Он читает не собственное произведение, а трилогию Чехова «О любви». Мягко падает снег, видимый позади нас через огромное окно. Это прекрасное, глубоко приятное чтение. Вдруг мы получаем Чехов: Чехов смешной. Можно быть смешным и глубоким одновременно. Рассказ не какая-то закостенелая, мозговая вещь: это развлечение, активное развлечение, в высшей степени разнообразное. Все те вещи, о которых я узнал в классе, эти леденящие кровь абстракции тема , сюжет и символ деабстрагируются, когда Тоби читает Чехова вслух: это просто инструменты, с помощью которых ваша аудитория может чувствовать себя более глубоко, методы создания смысла более высокого порядка. Рассказы и то, как их Тоби читает, передают мне новое понятие или то, которое я забыл в мрачном соборе академического мира: литература — это форма любви к жизни. Это любовь на всю жизнь, принимающая словесную форму.

Май 1987

Паула и я поженились в Рапид-Сити. Мы получим хороший кусок денег на свадьбе. Мы проводим медовый месяц на острове Сен-Барт, в безумно дорогой вилле, которая оказывается рядом с еще более безумно дорогой виллой, которую арендует Чич, знаменитый Чич и Чонг. Мы тратим все наши свадебные деньги. Почему бы нет? Скоро мы станем богатыми и известными писателями, и деньги для нас ничего не значат.

Сентябрь 1987

Я нахожусь в мастерской с Тоби. Однажды ночью наш семинар был нарушен группой поддержки из Сиракузского университета, которая громко тренировалась в комнате наверху. Тоби становится все более раздраженным. Наконец он извиняется. Мы беспокоимся. В Сиракузах группа поддержки по статусу примерно равна мэру. Мы думаем, как бы утешить профессора Вольфа, если он вернется с С.У. мегафон раздавлен на голове.

Но нет: вместо этого приходят наказанные чирлидерши, смиренно тащащие свой магнитофон, бормочущие нецензурную брань.

Тоби садится.

«Давай продолжим», — говорит он.

Мы чувствуем, что важность того, что мы делаем, была оправдана. Мы чувствуем, что даже если мы являемся членами маргинального культа, наш культ жестче и устойчивее, чем их, и у него более хладнокровное руководство.

Позднее в том же семестре

Тоби — щедрый читатель и учитель Дзэн. Добродетели, которые, по моему ощущению, являются образцом — в его комментариях и поведении в классе, в его заметках и во время наших встреч после семинаров — тонки и глубоки. Положительные достоинства рассказа не отличаются от положительных достоинств его автора. Рассказ должен быть честным, прямым, любящим, сдержанным. Он может, будучи обработанным и переработанным, получить больше силы, чем должна позволять его длина. История может быть сжатым сгустком энергии, и, на самом деле, чем более продуманно она сжата, тем большей силой она будет обладать.

Его блестящий рассказ «Другой Миллер» опубликован в  The Atlantic . Читаю, нравится. Не могу поверить, что знаю человека, который это написал, и что он знает меня. Я иду в Зал языков, и там он, парень, который написал эту историю. Что он делает? Разговор со студентом? Копируете рассказ для завтрашнего урока? я не помню. Но вот он: и писатель, и гражданин. Не знаю, почему это производит на меня такое впечатление — может быть, потому, что у меня почему-то сложилось представление, что писатель ходит в трансе, грубит, доводится до безобразия силой своих слов. Но вот автор этой замечательной истории ходит, ведет себя мило. Это заставляет меня вспомнить цитату Флобера: «Живи как буржуазия и думай как полубог». В то время я не был уверен, что такое буржуазия или полубог, но я понимаю, что это означает: «живи как нормальный человек, пиши как маньяк». Тоби проявляется как пример подавленной силы, а точнее:  направил  мощность. Без глупостей, без драматизма, вся его немалая личная сила в нужное время направляется на достойную цель.

Декабрь 1987

Паула на четвертом месяце беременности нашим первым ребенком. Мы все еще не богаты и не знамениты. Пока мы были в Южной Дакоте в гостях у семьи Паулы, у нее начались ранние роды. Ее врач говорит, что у него есть хорошие/плохие новости. Хорошая новость: он думает, что сможет спасти ребенка. Плохая новость: ей придется лечь спать, и она не сможет встать, пока в марте не родится ребенок.

Пишу об этом своим учителям в Сиракузы, обещают выполнить работу по почте. Я пытаюсь сделать это. Я читаю и пишу как дьявол. Я беспокоюсь и отвлекаюсь, мотаясь туда-сюда из библиотеки Рапид-Сити, домой и на почту. Наконец мне звонит Дуг. Боюсь, он звонит, чтобы сказать, что этот метод просто не работает: мне придется бросить учебу, лишиться стипендии. Но нет. Он звонит, чтобы сказать, что, по его мнению, я слишком беспокоюсь о его классе. Ты сделал достаточно, говорит он, ты сдал, отвали, иди, проводи больше времени с Паулой, вот что важно, это то, что ты будешь помнить годы спустя.

Вот что я делаю.

Март 1988

Наша первая дочь родилась. Жизнь сходит с ума, в хорошем смысле. В творческом плане я продолжаю терять магию, пишу рассказы, в которых я вроде как Ник Адамс, но на Суматре, в Индонезии. Парень в этой истории — слегка завуалированная версия меня, когда я был в нефтяном бизнесе, если бы я был больше похож на Ника Адамса. Возьми? Я не настолько груб, чтобы называть себя «Ник». Вместо этого я называю себя «Кейси». Или, иногда, когда я действительно не в своей тарелке, «Вик». Однажды, в очень запутанный момент, я «Бернард Кейси». Кейси/Вик/Бернар Кейси всегда молчаливо наблюдает мелкие и/или декадентские жестокости, а потом и сам в них участвует, потому что наше время такое гнилое и мы такое – ну, не «потерянное» поколение, а скорее своего рода «дрифтового» поколения. Так или иначе, в конце моих рассказов Кейси/Вик/Бернард Кейси, сделав что-то непослушное, часто в задумчивости уходят стоять у реки, чувствовать себя несчастным и думать строчку, похожую на прозрение. Иногда что-то в естественном мире может метафорически имитировать психическое состояние Вика:

Вик подумал об индонезийской деревне, которую он случайно сжег, пока дурачился. Он чувствовал себя плохо. Его настроение упало там, на берегу реки.

В реке поник хобот слона.

Этот рассказ можно назвать, например: «На темных берегах трагической реки Сад».

Май 1988

У меня встреча с Дагом для написания последнего тезиса. Моя диссертация с измененным названием «На трагических берегах Темной Печальной Реки: Истории» — полная чушь. Мы встречаемся в студенческой столовой. Если бы там был слон, его хобот действительно был бы очень обвисшим. Я изо всех сил старался в течение двух лет в Сиракузах, но каким-то образом, под давлением того, что меня вдруг окружили хорошие писатели, я стал робким, и вся энергия исчезла из моей работы — я действительно потерял волшебство, каким-то образом стал медлительный, робкий, плохой реалист. Я в ужасе перед встречей. Я знаю, что плохо поработал, но не хочу об этом слышать. Но я также не хочу слышать, что то, что я знаю плохо, хорошо.

Что Даг делает для меня на этой встрече, так это уважает меня, отказываясь преувеличивать мой дерьмовый тезис. Я не помню, что он сказал об этом, но то, что он сказал , а не , было, знаете ли: «Потрясающе, вы проделали отличную работу, это можно опубликовать, вы потрясли этим наш мир! Очень понравился слон». Есть теория, согласно которой самооценка связана с получением от внешнего мира подтверждения того, что наши представления в основном точны. На этой встрече Даг повышает мою самооценку, подтверждая, что мое восприятие работы, которую я выполнял, в основе своей верно. Работа, которой я занимаюсь, плоха. Или, что еще хуже: это бла. Это воодушевляет и даже освобождает, когда мое невысказанное мнение о моей работе подтверждается. Мне не нужно притворяться, что плохое — это хорошо. Это освобождает меня, чтобы оставить это позади и двигаться дальше и попытаться сделать что-то лучше. Главное, что я чувствую: уважают. Даг дает понять, что я достаточно хороший писатель и человек, чтобы принять эту не очень хорошую новость спокойно и двигаться дальше. Один плохой набор страниц — это не конец света.

Август 1988 г.

Я получил высшее образование и устроился на работу техническим писателем в фармацевтическую компанию. Ночью я ухожу через лабораторию внизу, где проводятся тесты на животных. Однажды ночью я вижу стаю биглей в повязке, ожидающих утренней операции. Они находятся в стропах, чтобы их пульс оставался низким. Мне кажется, что подвешивание на перевязи в темной лаборатории на ночь имело бы противоположный эффект. Но мой вопрос не в том, почему: мне нужно содержать молодую семью.

Спокойной ночи, собаки, извините.

1988 Приблизительно

Во время визита в Сиракузы я слышу, как Тоби прощается с одним из своих сыновей. — До свидания, дорогая, — говорит он.

Я никогда не забуду, как этот влиятельный человек называл своего сына «дорогой».

В моей голове распахиваются всевозможные окна. Могущественно называть сына «дорогим», могущественно чувствовать, что мир дорог, могущественно всегда стремиться видеть все дорогим. Тоби — сильный человек: в своей физической форме, в своем опыте, в своей харизме. Но вся эта сила вылилась в мягкость. Как будто в этом и заключается сила: позволить человеку получить доступ к высшим регистрам мягкости.

Август 1990

У нас родилась вторая дочь. Мы счастливее, чем когда-либо, беднее, чем когда-либо, более заняты, чем когда-либо. Официально я все еще технический писатель, но теперь я работаю в экологической компании. На самом деле то, чем я занимаюсь, это не столько техническое письмо, сколько копирование отчетов. Моя особая область знаний: делать каверы. Я пытаюсь писать на работе, но начал понимать, что мир не только не будет оплакивать, если я больше никогда не буду писать, но даже предпочел бы это.

Сентябрь   1990

Наконец-то я вырвался из режима Ника Адамса и написал то, что, по моему мнению, могло бы стать хорошей историей. Когда заканчиваю, как в кино, слышу в голове голос Тоби: «Не теряй волшебство». Конечно, конечно, я наконец понял! Все эти годы я терял магию! Комментарий Тоби на той вечеринке много лет назад внезапно представляется своего рода скрытым поучительным моментом, подтверждением того, что этот скачок, который я совершил, реален.

В поисках подтверждения я отправляю историю Тоби. Он занят, у него трое детей, он преподает полный курс, он в середине новой книги? Да. Прочитает ли он его и пришлет ли мне щедрое письмо, подтверждающее, что я на правильном пути, менее чем через неделю?

Да.

1996

Вышла моя первая книга. Обратите внимание, что между этой записью и предыдущей прошло шесть лет. Все это время я работал техническим писателем. Один из боссов все эти долгие годы продолжает называть меня «Джорджмен».

Тьфу.

1997

Сейчас я сам преподаю в Сиракузах. Тоби, Артур Флауэрс и я читаем вступительные материалы за этот год. Тоби читает каждую страницу каждой истории в каждом приложении, даже тех, которые мы почти наверняка отклоняем, и всегда находит приятный момент, даже если он встречается на последней странице последней истории обреченного приложения. «Помните прекрасное описание парусника примерно на 29-й странице.третьего куска?» он скажет. И мы с Артуром скажем: «Ах, да… это был… действительно классный парусник». У Тоби своего рода фотографическая память на истории и такая любовь к форме, что добро, где бы оно ни находилось и чем бы оно ни было окружено, кажется, возбуждает его энтузиазм. Опять тот же урок: хорошее учение основано на щедрости духа.

1998

Тоби переехал в Стэнфорд. Паула и я покупаем дом Тоби и Кэтрин на Скотт-авеню. В гараже стоят сани, которые являются реальной копией саней из «Цепи». На секции лепки карандашом нарисован рост его детей. В подвале на верстаке детскими каракулями написано мелом: ДОЛОЙ РЕСПУБЛИКАНЦЕВ!

Однажды ночью я сижу на темном крыльце нашего нового дома. Пара проходит мимо. Они не видят, что я сижу в тени.

— О, Тоби, — говорит женщина. «Такой замечательный человек».

На заметку себе, я думаю: живи так, чтобы, когда соседи проходят мимо твоего дома спустя месяцы после твоего ухода, они не могли не выпалить что-нибудь нежное.

1999

Я делаю чтение в университете, где сейчас преподает Дуг. Во время вечеринки после чтения я замечаю, что одна из писателей-выпускников зависла в воздухе, как будто хочет мне что-то сказать. Наконец, когда я ухожу, она подходит и говорит, что хочет рассказать мне о том, что с ней произошло. То, что произошло, ужасно, жестоко и недавно, и ясно, что она все еще в шоке от этого. Я не знаю, что ответить. По мере того, как подробности накапливаются, я ловлю себя на том, что смотрю на Дуга, вроде как: «Ты можешь вытащить меня из этого?» То, что я вижу, делает Даг, проникает в мою голову и сердце и с тех пор остается там как урок и наставление: то, что делает Дуг, смотрит на своего ученика с полным вниманием, привязанностью, сосредоточенностью, любовью — как бы вы ни называли это. Это. Своим вниманием он создает для нее место, где она может рассказать свою историю, давая ей разрешение рассказать ее, благословляя ее рассказывать об этом. Что я делаю? Я делаю то, что я делал так много раз и с таким успехом во время своего писательского обучения: я изо всех сил стараюсь подражать Дагу. Я поворачиваюсь к ней и пытаюсь отбросить дискомфорт и изо всех сил стараюсь слушать так же внимательно, как слушает Дуг. Я помню этот момент как наглядный урок того, что я считаю идеалом Дага: будь добр, обращай внимание, ошибайся в сторону щедрости.

2000

Тоби возвращается в Сиракузы на чтение. Он читает «Пулю в мозгу» стоячей толпе. После этого наступает ошеломленная, благодарная тишина — немного похожая на тот момент после фейерверка, как раз перед тем, как начинаются крики. Я смотрю на Паулу. В ее глазах слезы. Мой тоже. Это, как мы позже согласимся, слезы благодарности. Как же нам повезло, мы чувствуем, что такой человек существует в этом мире, и что нам посчастливилось пересечься с ним и быть его учениками. Знакомство с ним помогло нам стать лучшими версиями самих себя: более достойными, менее эгоистичными. Это, конечно, и есть «образец для подражания»: тот, кто, изящно воплощая в себе положительные качества, заставляет вас самим стремиться к ним.

Во время вопросов и ответов кто-то спрашивает, что бы сделал Тоби, если бы не смог стать писателем.

Долгая недоуменная пауза.

«Мне было бы очень грустно», — наконец говорит он.

В комнате раздается звук, означающий «Мы тоже».

И в заключение

Почему мы так любим наших учителей письма? Почему спустя годы мы вспоминаем о них с такой благодарностью? Я думаю, это потому, что они приходят, когда мы больше всего в них нуждаемся, когда мы молоды и уязвимы и неуверенно приближаемся к этому ремеслу, к которому наша культура не питает особого уважения, но которое мы начинаем любить. У них так много власти. Они могли издеваться над нами, игнорировать нас, использовать нас, чтобы поддержать себя.