Даша и дарина: Дарья и Дарина -разные или одинаковые имена? — 41 ответов
Хочу сменить имя Дарья на имя Дарина
Хочу сменить имя Дарья …
16 ответов
Последний — Перейти
#1
#2
#3
#4
#5
Гость
Это одно и то же, Дарина это в украинской интерпретации
#6
#7
Гость
Да я знаю что это одно и то же, но мне больше нравится Дарина
МенЯ Бабушка так называет и молодой человек
И я бы хотела его родным например представиться дариной, ну скажем так новым людям
#8
Гость
Заплатить нужно будет только за пошлину?
#10
#11
Гость
Читается по укр.
дословно «Дарына»
#12
Гость
Хаха, фу.
#13
Гость
Это по-хохлятски «Дарья». Имя для шлюшки. Вам лучше Тамарой назваться.
#14
#15
#16
Новые темы за все время: 21 740 тем
Почему те, у кого айфон не говорят плохо про другие телефоны
70 ответов
Частушки группы «Белый день» («Я по речке плаваю») Для развесёлой компании
3 ответа
Телеканал Россия
19 ответов
Дикая роза
9 ответов
Скрыть друзей в вк???
4 ответа
рок группы и коллективы c культовым статусом
60 ответов
Если стереть данные в мобильном приложении Mail.
ru2 ответа
Какой канал самый лучший?
12 ответов
японский рок
4 ответа
Подскажите название и автора песни
14 ответов
ruПопулярные темы за все время: 11 086 тем
лето вообще будет?
259 189 ответов
Любителям котов и прочих радостей
198 304 ответа
Возвращение в Россию после 5 лет в США
49 699 ответов
а что вы помните из того, что уже ушло из современной жизни
40 632 ответа
Рro Не балет
34 416 ответов
Как проводите лето?
33 243 ответа
Задержка путинского пособия.
31 139 ответов
Какую вы любите зиму, морозную или помягче?
29 046 ответов
Клуб довольных жизнью.
27 060 ответов
Как выращивать огурцы?
18 094 ответа
Следующая тема
Носки
11 ответов
Предыдущая тема
Аномальная зона в продуктовом магазине
11 ответов
Дарья , Одарка , Дарина ? — Обсуждай
Даша — Дарья , Одарка , Дарина ? — ОбсуждайЕлена
Даша — Дарья , Одарка , Дарина ? даша дарья дарина одарка
125
10
1
Ответы
Михаил Гехт
«Даша не даёт, Люба не любит, Катя не катит, Света не светит.
..» Ищи Надю! Она долго живёт
0
Елена
1
Эл
Элексей
у нас Дашенька внучка
0
Елена
1
Ботzман Барисыч
просто — Да..)))
0
Елена
1
Ботzман Барисыч
1
Nikola Mahkov
-все верно—
0
Вадик Хороший!
Мандарина
0
Al
Ali
.
0
АБ
Александр Богданов
Дарья
0
Елена
1
Борис Алексеенко
нет
0
Елена
а кто
1
Борис Алексеенко
не знаю
1
Yuri Yuri
Да
0
Елена
1
Даша Дарина Печерская — Northwestern Scholars
- h-индекс
- h20-индекс
21
Цитаты
2
h-индекс
Рассчитано на основе количества публикаций, хранящихся в Pure, и цитирований из Scopus
21
Цитаты
2
h-индекс
Рассчитано на основе количества публикаций, хранящихся в Pure, и цитирований из Scopus
20172017
Исследовательская деятельность в год
Если вы внесли какие-либо изменения в Pure, они скоро будут видны здесь.
Медицина, доктор медицины, SUNY Downstate Health Sciences University
… → 2009
Гиперинтенсивность вокруг очага поражения на Т1-взвешенных изображениях внутриаксиальных образований головного мозга, отличных от кавернозных мальформаций AC, 1 сентября 2017 г., In: Journal of Neuroimaging. 27, 5, с. 531-538 8 стр.
Результат исследования: Вклад в журнал › Статья › рецензирование
2 Скопус цитаты
Влияние понтинной болезни на симптомы нижних мочевыводящих путей у больных рассеянным склерозом , Вайн, А.
Дж. и Смит, А. Л., 1 февраля 2017 г., В: Нейроурология и уродинамика. 36, 2, с. 453-456 4 стр.Результат исследования: Вклад в журнал › Статья › рецензирование
19 Скопус цитаты
Дж. и Смит, А. Л., 1 февраля 2017 г., В: Нейроурология и уродинамика. 36, 2, с. 453-456 4 стр.Искалеченный | Общий
Автор: ДАРИНА СИКМАШВИЛИ
В субботу вечером я сижу у окна кухни и слушаю, как дерутся соседи.
Горит только их свет, резкий и льющийся на пожарную лестницу, освещая кофейную банку. Пока я насчитал пять окурков.
«Я так больше не могу, братан», — кричит девушка. Стекло разбивается о стену в их квартире. «Я не могу продолжать делать и делать это».
Чайник визжит, и кружка из моей руки вылетает, и испорченное красное вино растекается по подоконнику и по мне. Кто знает, зачем я поставил воду кипятиться. Брошенная привычка заваривать чай перед сном, когда у меня было терпение к себе. Фантомная конечность.
Спринт криков, один голос топчет другой, а затем протяжный дикий крик. Моя кошка в детстве так выла, когда лапала мышеловку. Мы освободили ее, и она заползла в комод моей матери, где оставалась неделями, зарывшись в свой страх. Мир стал мышеловкой.
«Эй, у меня, блядь, кровь из моего гребаного лица», — кричит он на девушку, кричащую из-за своего рта.
И я медленно дышу в ладони.
На кухне загорается свет, и Глай встает, щурясь, словно уловил запах откуда-то еще.
На дворе ноябрь, вспомнилось мне; ветер дует в открытое окно.
«Что такое…» Он смотрит мимо меня, зажав между пальцами наушник. Это квартира Глая; он сдал мне мою комнату семь-восемь месяцев назад. Я пришел с наличными и переехал в то утро. Он был любезен, чтобы не задавать вопросов, я заплатил, что мог, заранее. — Господи, ты истекаешь кровью?
«Вино». На моем свитере, и на белизне подоконника, и на ноже моей руки. «Я уберу это». Я прочищаю горло, чтобы сфокусировать его лицо. «Соседи дерутся». Нас разоблачили, нас трое.
Я живу в комнате для прислуги. Это комната для прислуги, если бы это была еще односемейная квартира времен Второй мировой войны. Он маленький и темный, с раковиной, которая выступает из стены, где служанка умывалась. К комнате примыкает узкий санузел, чтобы неубранное тело горничной не смешивалось с остальной частью дома.
Месяц назад Глай предложил мне свободную спальню, побольше. Женщина, которую никто из нас почти не видел, жила там несколько месяцев, а теперь ее нет.
Нью-Йорк раздражал и вызывал у нее отвращение. Он сказал мне, что может убрать свои вещи из шкафа. Больше он с меня не возьмет. Но я не хочу больше ничего наполнять, наращивать.
Я прибила ковры к стенам своей маленькой комнаты, расставила повсюду тусклые лампы из крашеного стекла и заправила мягкую низкую мебель — кресла-мешки, подушки и толстые одеяла — по углам, так что я как будто живу в утробе матери. если бы матка была комнатой. Место, где вы боретесь за то, чтобы держать глаза открытыми, где ваше сердцебиение замедляется до мурашек.
Еще один визг снаружи, и Глай одной босой ногой врезается в кроссовку, а затем другой. Я нахожу кутикулу, чтобы грызть ее, и следую за ней. Я катаюсь на фалдах агентства.
«Эй!» Он стучит в их дверь. Тишина, вдруг. «Прекрати это дерьмо, или я вызову полицию».
«Хорошо, вызывайте полицию».
«Заткнись, ты дурак?» — шепчет девушка. Затем громко, официально и твердо: «Пожалуйста, не звоните в полицию. Мы в порядке».
Я тянусь к нему и изображаю изнеможение. — Забудь о них, — говорю я. Мне вдруг становится так неловко.
Глай наклоняется в замочную скважину. «Сейчас два часа ночи. Закрой это.» Потом он возвращается в свою комнату и ложится спать.
Пара, должно быть, жильцы Роберта. Перед ними были двое мужчин, готовящихся к LSAT. Братья, я догадался, раз эта квартира двухкомнатная. Я получил их учебник по почте и понял, что они, должно быть, были арендаторами Роберта. Бестолковое, временное. Никто, долго живущий в этом здании, не отправляет сюда ничего ценного. Телефонные книги могут быть разграблены.
Роберт — супервайзер нашего здания. Он сдает свободные квартиры на три недели подряд («Только наличные, без вопросов»), в то время как управляющая компания выставляет объявления на авторитетных веб-сайтах для достойных арендаторов, а не таких уродливых, как Роберт. пары востребованы. Женщины с обнаженным маникюром, парочки с приглушенными перебранками в списках покупок.
Если есть новости о проспекте от управляющей компании, арендаторы Роберта исчезают и прибывает стадо друзей Роберта. Бачата проносится через марафон ремонта, и за пределами квартиры появляются пачки фольги и банки чая со льдом. На следующее утро тишина. Может быть, Роберт подметает и, может быть, тихонько напевает рядом с отремонтированной квартирой, а может быть, X на малярной ленте над дверным косяком, чтобы краска могла высохнуть. Глай был одним из арендаторов Роберта, прежде чем он стал достойным арендатором.
В три часа ночи девочка хочет, чтобы он просто открыл дверь, вырос и поговорил с ней. У нас общая стена: моя ванная и их спальня. Он запер ее, устал от ее дерьма. Я дрожу под открытым окном в ванной. Холодный воздух не дает мне уснуть, удерживает меня с ними.
Она говорит: «Открой дверь, пожалуйста?»
Тишина.
«Просто… просто не могли бы вы открыть дверь?»
Он говорит: «У меня, блядь, кровь из гребаного лица».
«Братан» превращается в «Малыш».
«Малыш, дай-ка я посмотрю».
Я впервые на этой стороне стены. Однажды я услышал на одном из тех болезненных собраний изувеченных людей, что мы там занимались не выполнением судебных приказов, а Задержанием пространства друг для друга. Тем самым мы учились удерживать пространство для себя. Я сохранил то же лицо, что и когда стою в лифте, но мысленно смеялся. Я отворачивался от их разбитых лиц, извиваясь под ярким светом церковного подвала. Теперь я думаю, держит ли это место: я дышу по ту сторону этой раскрашенной штукатурки с Братаном, ставшим Малышом. Мне интересно, достаточно ли того, что я держу. Если места достаточно, если моя эмпатия ощутима.
“ Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. ”
Когда в четыре утра рыдания прекращаются, я беспокоюсь, что она заснула за дверью их спальни, цепляясь конечностью за конечность в поисках тепла.
…
Воскресным утром из их спальни доносится музыка. В инструментальном затишье сосна стонет под их тяжестью.
Я в душе, тихо под проточной водой.
«Здесь?» Я слышу, как он спрашивает. «Так?»
Ее вздох, ее голос на цыпочках. У стены, которую мы разделяем, я щупаю свое голодное тело и спрашиваю себя о том же. Бритвы выдохов, то их, то наших.
…
Они принимают душ и курят на пожарной лестнице в толстовках с поднятыми капюшонами. Парящий над одной сигаретой, как карикатурная вырезка из беды. Я помню, что наутро может иметь приятный аромат. Вы можете оградить себя от любых утомительных прозрений. Ранние часы распутываются, и каждое извинение становится шепотом. Вина, запятнанное чувство. С кем его запачкать.
Облака разошлись; погода щедрая. Глай входит с грязной посудой и выливает ее в до краев раковину. Я был очень неподвижен в щели занавески. Если они заметят нас в окно, они убегут обратно внутрь, из объятий солнца.
«Это они?»
«Да».
«Черт. Они выглядят такими молодыми».
Отбеливатель жжет под ногтями. Я пробовал с витражным подоконником.
…
В воскресенье поезд переполнен. Что-то где-то сигнализирует неправильно, и необходимо изменить маршрут, и каждые несколько остановок пассажиры пригородных поездов злятся. Туристы на утренних экскурсиях блаженны и вялые. Они собираются у окон поезда, как дети, когда мы пересекаем мост. Мужчина, стоящий позади женщины, жадно выуживает кожу из-под ее шарфа, из-под воротника ее свитера. Она не вздрагивает. Для нее это самое естественное.
Я опаздываю, но это Лейла, и ей все равно, когда она действительно замечает. Нас только двое на смену позднего завтрака. Я познакомился с Лейлой на одном из собраний этих искалеченных людей, так что у нас есть стенография. Она курит тонкие как иглы косяки в середине дня и наполовину занимается подработками, и меня это не беспокоит. Мы можем разделить тишину.
Всего два столика в ресторане, поэтому Лейла возится с плейлистом: сонный R&B, который она называет «музыкой послеобеденного секса». Тоби, управляющий этажом, сказал бы ей оставить это в покое, но он в подвале и делает вид, что разбирает наши табели учета рабочего времени.
Тоби — тонущий корабль из-за того, что он пьет. Кого он там дурит? Женщина, которая ушла от него, раньше работала в нашем ресторане, и она тоже уволилась. К нему уже давно ничего не прилипает. Лейла хочет, чтобы я спросил о ране на глазу Тоби, так как я знаю его дольше. Что бы ни случилось, я уже сожалею.
Что соседи делают днем? Трахаться — это мысль, драться — это другое. Я не помню, чтобы я делал что-то еще, когда был по другую сторону стены. Мы ели мороженое и осторожно. Мы должны были помнить о сломанном безымянном пальце, болезненном запястье. Все маленькие стопки его Прости и мой Прости сложены до того, кому придется держать холодный контейнер. Кто это начал? Вот кто играет медсестру.
Я на серверной станции, растираю пятно на фартуке. Сегодня я должен медленно дышать через нос. Мне требуется некоторое время, чтобы сдержать кислый смрад резиновых ковриков.
Стол Лейлы — это две девушки в искусственных шубах и комбинезонах, предназначенных для платьев.
Кроссовки. Грязные вьющиеся волосы. Они показали удостоверения личности, но они фальшивые, и мы медлим. «Так что я просто буду их обслуживать, и если Тоби хочет подойти сюда и что-то сказать об этом, он может прийти и выполнить свою работу и управлять этим местом». Лейла засовывает деревянную ложку в кувшин с сангрией.
Я созываю собрание сотрудников, и Лейла никогда не отказывается, просто спрашивает, можем ли мы на этот раз украсть что-нибудь с верхней полки, совсем немного. Мы стоим снаружи и глотаем бурбон, паленую ваниль из кружек, сжавшись, как одно скрюченное тело, под дождем. «Драка с поваром в ее новом ресторане. Она получит запретительный судебный приказ», — говорит Лейла. Кухонный слух. «Тоби должен опередить ее».
Я знаю, что должен благодарить тусклый гул в моей голове, что отсутствие новостей — это хорошая новость. Я знаю, что должен сказать, даже если это похоже на глотание гребаного воздуха, в одиночку лучше, чем разрывать друг друга. Но тишина моей жизни теперь оглушительна.
«Значит, вы только что полностью отказались от кусания кутикулы?» — спрашивает Лейла.
Я отдаю их обеими руками себе на колени. — Нет, он есть в списке.
«Поднимите его туда, поднимите его в начало списка».
Мы знаем, что должны привести Тоби в порядок до того, как закончится наша смена, начнется обед и прибудут настоящие официанты. Прежде чем ему придется сделать больше, чем просто сидеть в конце бара со стопкой бумаг и своей жалкой кружкой для совещаний. Если Тоби уволят, мне придется всегда приходить вовремя, а Лейле придется перестать делать почти все. Итак, мы втроем запихиваемся в комнату для мальчиков с консилером Лейлы и осторожно промокаем кончиками пальцев. Я на глаз, а Лейла на скулу. Он вздрагивает, и мы вздрагиваем в знак солидарности. На секунду мы мышиный хор боли, и Тоби даже улыбается, и это не так уродливо.
«Я чувствую себя монстром», — шепчет он в крошечной комнате. Свет в ванной тусклый и отражает красные стены, поэтому трудно оценить нашу работу.
«Ну, тогда ты чувствуешь себя хуже, чем выглядишь», — говорит Лейла. Хорошо с чего-то начать.
Я знаю, что часть дня соседи, должно быть, потратили на уборку. Стекло, босые пальцы ног танцуют по кухне и гостиной, предостерегая друг друга, пристыженные и сбитые с толку беспорядком. Осколки, уголки, в которые они попали. Что это пролилось? А кто без опухшего лица. Это тот, кто разбирается с доставщиком еды, покупает сигареты, забывает мешки для мусора и снова уходит под дождь.
«Я нашла эти мускусные духи, от которых я пахну грибами шиитаке, но вроде неплохо». Одна девушка наклоняется через стол и приподнимает гнездо из кудрей. Предлагает другой затылок. Вспышка груди, и когда она откидывается на спинку стула, шелковая вуаль над соском. Когда я в последний раз сидел в своей шкуре без беспокойства?
Тоби, Лейла и я на серверной смешиваемся с нашими рожами, стараясь не обращать внимания на девчонок, один взгляд перескакивает с другого. Но их шубы небрежно свисают со стульев теперь, когда стало теплее, потому что сангрии больше нет.
Их ноги гудят, скрещиваются и раскрещиваются под столом.
Они платят наличными, и Лейла кладет их в карман, так как Тоби слишком пьян, чтобы помнить, что они не заплатили до того, как он проверил наш ящик за день. Мы запихиваем фартуки в грязную сумку в кладовой для персонала и относим деньги в подвальный бар, который не тормозит даже воскресным вечером. Я смотрю, как Лейла танцует в своей грязной футболке, а мужчины смотрят на нее. Когда комната наполняется теплом тела, я проталкиваюсь в центр и закрываю глаза. Мне нужно потренироваться, чтобы не вздрогнуть.
…
На входной двери моего дома приклеена табличка грубыми заглавными буквами:
НЕ ВПУСКАЙТЕ БЕЗДОМНОГО, ОН ПИСАЕТ НА ПОЛ ЛОББИ.
Но я проверяю, а он там. Спит, высунув рыхлые ноги из-под шерстяного одеяла. Носки аккуратные рядом с туфлями. Должно быть, он был из тех детей, которые заправляли свою постель.
Разбавленный крик в коридоре. Я не могу сосредоточиться, поэтому не могу найти ключи, поэтому высыпаю все из сумки на приветственный коврик, который Глай купил, когда подписывал договор аренды.
Вверху угрожающе мерцают флуоресцентные лампы.
«Хотите вы это делать или нет? Ты пиздец, бро. Ты натягиваешь это на меня каждую неделю. Ты хочешь идти? Так что иди уже». Вот тонкие угрозы от одного, понимающие стоны от другого. Один хлопок — дверь в спальню. Удар ее кулака по стене. Мои ключи в кармане пальто.
Мне плохо в ванной. Бро-Бэби там, по ту сторону стены, занят своим кошмаром. И я, женщина на коленях, все еще в пальто, смотрящая в унитаз. Я включаю душ и раздеваюсь на полу.
Раньше у меня вокруг глаз расцветали васильковые синяки. Ночи, которые я проводил, выбивая двери или захлопывая их. Я разбила ему губу кольцом с рубином, которое он мне подарил, а на следующее утро он осторожно смыл кровь с драгоценного камня и снова подарил мне. Утром мы сидели ошарашенные. Тупой. Как будто наши тела проросли ранами за ночь. Мы шарахались от зеркал, отталкиваясь друг от друга. Но потом я всегда хотел его показать и всегда хотел увидеть.
Мне пришло в голову, что я хочу спать.
Я бросаюсь своим слабым весом на стену ванной и кричу, чтобы они просто заткнулись. Гипс рассыпается в щель между нами. Снова, снова, снова я хлопаю, пока не исчезает чувство, тупость моих костяшек. Тишина с той стороны. Я гонюсь за ровным дыханием.
Затем идут дни их музыки и моего душа, и вдруг они исчезают. Доставщик еды видел больше, чем я. Я слушаю, как Роберт царапает стены спальни штукатуркой, а в полночь, когда он заканчивает, я взламываю замок на двери. Дважды приходилось делать в нашей квартире, работает, если не пользовался ригельным замком.
Внутри пусто, если не считать мертвого растения в пластиковом горшке и оконных занавесок, накинутых на радиатор. В холодильнике еще неоткрытая пачка сливочного масла и остатки сушеных трав. Зеркальная дверца аптечки треснула и болтается в ванне. Ведра с краской на завтра в башне у двери. Я иду в спальню, но не включаю свет.
…
Надеюсь, они претендуют на уголок мира, лишенный друг друга, и сдержат свое слово.
…
Новые жильцы — пожилая пара с маленькой старой собакой и ковриком у двери с надписью ПОЖАЛУЙСТА, ВЫТРИТЕ ЛАПЫ. У них есть договор аренды. Однажды ночью женщина пытается открыть почтовый ящик.
«Могу ли я помочь?» Собака рычит, поэтому я останавливаюсь.
«Очо, ты уже отдохнул?» Она дергает поводок, и Очо садится, но продолжает хмуриться. Два молочных глаза маниакально дергаются. «Он недавно ослеп, так что проблема для всех».
«Извините, — говорю я.
«Бывает с возрастом. Он увидел то, что ему нужно было увидеть, как выразился ветеринар», — смеется женщина, и это, кажется, делает Очо счастливым. Он стоит и виляет хвостом.
Мы прощаемся по-доброму и по-соседски. Я не указываю ей на забаррикадированное пространство под лестницей и не говорю ей, что там раньше жил бомж. Раньше каждое утро пахло хлоркой, теперь пахнет гнилыми яблоками, каким-то чистящим раствором. Теперь флуоресцентный свет освещает каждый мрачный уголок. Ей не нужно знать.