Дайджест
Ставропольские Жандармы
Сто лет назад в Ставропольском уезде работали всего два жандарма. Может, поэтому и не смогли остановить Октябрьскую революцию?
Здесь — курсистки, там — гимназистки
Наряду с полицией, занимавшейся вопросами общеуголовного характера, в середине ХIХ века в губернских городах действовали жандармские управления, а в небольших уездных городах типа Ставрополя их представляли унтер-офицеры. Они так и именовались — «унтер-офицер исполнительного штаба Самарского губернского жандармского управления по городу Ставрополю». Долгое время в конце ХIХ века и начале 20-го должность эту занимал Михаил Владимиров.
Унтер-офицер Владимиров бросился искать среди учащейся молодежи ставропольского человека с подобными инициалами, но таковых не оказалось, и он доложил о своей неудаче в Самару. Вполне возможно, что инициалы были вымышленными, а может быть, кто-то для конспирации из другого места отправил письмо из Ставрополя.
Готовится побег
Да, ставропольский жандарм Владимиров без дела не сидел. Скоро он получил новое задание. Признанный лидер ставропольских эсеров Михаил Петрович Благодатный сидел в самарской тюрьме и ожидал отправки в Якутскую область в ссылку на пять лет.
9 марта 1906 года жандармы перехватили еще одно письмо, отправленное из Самары и подписанное «Марк», на имя некой Ольги Александровны Гурячковой в Казань. Текст для жандармов был настораживающим: «Неделю назад из Самары отправили первую партию в ссылку. Было в ней около 20 человек, в том числе и Благодатный. Благодатного, как тому и следует, — писал Марк, — мы с Овчинниковым снабдили деньгами и вещами, и я, со своей стороны, специальным советом удирать при первой возможности, что, как выяснилось, совпало до некоторой степени с его собственными видами и в чем я убедил его окончательно и надеюсь, что скоро он приедет назад».
Надо ли говорить, что возможность побега Благодатного серьезно встревожила жандармов. Унтер-офицер Владимиров получил задание внимательно следить за ставропольскими знакомыми Благодатного. Жандармы уже замечали, что проживающие на квартире учителя городского училища Осиповского студент Казанского университета Владимир Александрович Беляев и студент 3-го курса Самарской духовной академии Владимир Михайлович Беляев (двоюродные братья) через хозяина квартиры часто встречались с Благодатным. Исходя из этого, унтер-офицер Владимиров делал предположение, что все они «принадлежат к одной партии революционеров». За ними стали постоянно следить.
В полицию — по первому зову
Впрочем, следили не только за ними. Под наблюдением жандармов в Ставрополе ежегодно находились 50-70 человек. Надзор за жившими был гласным и негласным, исходя из «заслуг» сосланных.
Гласный надзор был своего рода ссылкой. Поднадзорный обязан был жить там, где ему определят власти. У отданного под надзор полиции отбирали документы о звании и вид на жительство, а взамен выдавали особое свидетельство. Поднадзорный обязан был являться в полицию по первому требованию. Местная полицейская власть имела право входить в его квартиру в любое время, а также производить у него обыски, изымать подозрительные вещи.
Поднадзорные не имели права находиться на государственной или общественной службе, им запрещалась педагогическая и общественная деятельность, содержание типографий, фотолабораторий и библиотек. Равно как и служба в них, а также торговля питиями.
Негласный надзор устанавливался за студентами, исключенными из высших учебных заведений за участие в политических беспорядках, за лицами, возвращенными из административной ссылки и освобожденными от гласного надзора полиции, и лицами, отбывшими заключение за совершение государственных преступлений.
Вороватая унтер-офицерша
Обычно негласный надзор устанавливался на два года, и если не было поднадзорных сведений, то его снимали с поднадзора.
По документам 1875 года в Ставрополе насчитывалось 54 поднадзорных. Должен откровенно признаться, что до знакомства с документами мне казалось, что все поднадзорные были люди по политическим делам. Оказывается, далеко не так.
Посмотрим только один 1875 год. В Ставрополе жил дворянин Петровский из Москвы за кражу вещей. Вдова унтер-офицера Мария Леонидовна Никифорова из Петербурга — тоже за кражу. За это же находился у нас и сын титулярного советника Андрей Дмитриевич Померанцев из Петербурга. Был в Ставрополе под надзором и дворянин из Воронежа Владимир Емельянов.
За изготовление, тогда говорили «за составление», фальшивого паспорта жили бывший писарь второго разряда из Пензенской губернии Александр Модомиров и Михельсон Абелышков из Петербурга. Сын титулярного советника Александр Фиммельрейх из Чернигова — за мошенническую игру в карты. Бывший коллежский асессор из Симферополя — за оскорбление действием своего начальника, бывший псаломщик Николаевской церкви Екатеринодара Онисим Стаса — за кражу денег из братской кружки.
Часть из них жила тихо и мирно, своим трудом добывая пропитание в Ставрополе. Михельсон Абелышков занимался часовым мастерством. Мещанин Филипп Сакуновский из Вологды (бывший взломщик) был серебряных дел мастером, кое-кто трудился письмоводителем в учреждениях. Но встали на путь праведный далеко не все.
Стипендия для лодырей и пьяниц
Полицейские власти Ставрополя систематически составляли на находящихся под надзором аттестации, в которых писали — «склонен к пьянству», «склонен к воровству». Конечно, в городе были свои пьяницы и воры, но присланные еще более осложняли криминогенную обстановку. Находящийся в Ставрополе бывший дворянин Александр Черневский за разные кражи и здесь попался на воровстве, его судили и отправили дальше — в Томскую губернию. За кражу в Ставрополе был задержан и бывший регистратор Петрозаводской городской Думы Петр Григорьев. Печально закончилась кража для бывшего солдата из Екатеринодара Трофима Воронина. Ему ставропольчане устроили самосуд, и он скончался в местной больнице.
Другие поднадзорные из-за отсутствия работы, специальности, нежелания работать находились на государственной стипендии, получая шесть рублей пособия в месяц. Для сравнения заметим, что младшие полицейские, осуществлявшие за ними надзор, получали по восемь рублей в месяц. Но пособия получали только лица, не имевшие собственных средств к существованию.
Опять прокламации!
Кроме контроля за поведением поднадзорных, ставропольскому жандарму Владимирову хватало и другой работы. У него был один-единственный штатный помощник, и это на уезд в двести тысяч населения. То в одном, то в другом конце обширного уезда появлялись различные слухи или прокламации антиправительственного содержания, и необходимо было проводить первичное дознание.
Возьмем только небольшой отрезок времени — лето 1905 года. 16 июля в Хрящевке нашли три прокламации, здесь же в этот день крестьяне Игнатий Ильин и Петр Житлов читали подброшенную нелегальную газету. 23 июля в Ставрополе на углу Соборной и Апаковской улиц Иван Федин и Николай Поликарпов нашли две прокламации. 28 июля надо было ехать в Нижнее Санчелеево, там Ефим Весов и Василий Лямайкин сняли со столбов прокламации. 3 августа в Новой Сахче у учителя Герасима Ивановича Данилова надо было изымать прокламации. 7 августа опять в Хрящевке у Ивана Дьячкова и Ивана Белова видели прокламации. За неимением места не привожу весь список.
Прокламации были различные. Они назывались: «К крестьянам», «Всеобщая стачка», «Год войны», «В память 9-го января», «Откуда пошла русско-японская война», «Новые царские милости». Большое хождение имело «Письмо священника Георгия Гапона», перепечатанное самарским комитетом эсеров. В этом письме Гапон писал: «Братья, товарищи! Рабочие всей России, вы не оставляйте свою работу, пока не добьетесь свободы. Оружие разрешаю вам брать где и как сможете. Бомбы, динамит — все разрешаю!»
Не быть еврею филером
Жандарм Владимиров разрывался в поездках. Особенно нелегко ему приходилось летом, когда в Ставрополь приезжало много народу на отдых, в том числе и нелегалов. Нелегалы с подложными паспортами на ставропольских дачах нередко устраивали встречи и совещания. Но летом Владимирову помогала охранка из Самары. Помогала, может быть, не то слово, добавляла работы старому служаке Владимирову.
Нередко с нелегалами приезжали филеры. Эти молодые, бойкие ребята сами входили в контакт с жандармским унтер-офицером.
Согласно инструкции, филеров набирали из строевых нижних чинов, преимущественно унтер-офицеров, не старше 30 лет. По второму пункту инструкции «филер должен быть политически и нравственно благонадежным, твердым в своих убеждениях, честным, смелым, ловким, развитым, трезвым, сообразительным, правдивым, откровенным, но не болтливым, дисциплинированным, выдержанным, уживчивым, крепкого здоровья, с хорошим зрением, слухом и памятью, с внешностью, которая позволяла бы ему не выделяться из толпы». Интересно, что чрезмерная нежность в семье считалась качеством, несовместимым с филерской службой. Лица польской и еврейской национальности в филеры не принимались.
Проследив за «объектом наблюдения», пока он не устроился в Ставрополе, филеры возвращались, а дальше все возлагалось на унтер-офицера Владимирова. Надо сказать, что отдельные удачные действия ставропольской полиции не могли остановить нарастание оппозиционных настроений. Страна шла к революции…
Валентин Овсянников ИА
«АРиА»
